Николай Хмурый. Западная война
Часть 33 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А зачем Императору убивать их всех? Что бы это дало Николаю? Если бы он вырезал всю королевскую семью во главе с Георгом V, то перед Великобританией встал бы в полный рост династический кризис. Да, у покойного Эдуарда VII есть ещё три дочери, и формально наследники имеются. Но их положение очень неустойчиво. Первая состоит в морганатическом браке, вторая – вообще не замужем, третья – королева Норвегии. Но за ними за всеми нет никаких значимых сил. А ведь есть ещё и братья Эдуарда VII, с куда большим влиянием и весом. Так что гибель короля и его детей вела бы, вполне вероятно, к затяжному политическому кризису, рискующему вылиться в полномасштабную Гражданскую войну в духе противостояния Алой и Белой розы из двух и более сторон. Только сейчас Великобритания – это не огрызок острова Британия. Сейчас это огромная Империя, раскинувшаяся на все материки мира. И такая Гражданская война породит массу беспорядков и проблем буквально у всех. А Николаю это нужно? Очень вряд ли. А торговля? А международный транспорт? Ты знаешь, сколько он зарабатывает на англичанах и на их колониях? Ему бардак и хаос у них – что удар по собственному кошельку. Тем более затяжной.
– То есть ты считаешь, что эта кровь – демонстрация? Простая демонстрация силы?
– Ну, не простая. Но в целом – да. Николай постарался довести даже до самых тупых голов, что он может сурово покарать тех, кто гадит ему исподтишка. Тем более так мерзко. Именно по этой причине он демонстративно казнил всех причастных к организации секты в России. А нежелание ввергать Великобританию в хаос заставило его оставить живым Георга. Плюс месть, в ходе которой люди Императора оставили Георгу одного наследника.
– А дочь?
– Ты же понимаешь, что эта соплячка не имеет веса. А его младший сын болен и тоже не сможет быть полноценным королём. То есть выходит, что он оставил ему две половинки целого наследника. Видишь? Безумия нет. Есть расчёт. Всегда. Во всём.
– И эта шлюха, по твоему мнению, тоже расчёт?
– Да. Безусловно. Он поставил на шахматную доску новую, не предусмотренную правилами фигуру. Она всех раздражает, и никто не знает, чего от неё ждать. Никто не знает ни её статуса, ни её возможностей, ни даже того, как она ходит. Никто, кроме Николая. Кроме того, к ней прилипло всё внимание окружающих. А это – опасно. Это значит, что он может где-то делать что-то тихо и спокойно, не опасаясь быть раскрытым раньше времени. Вариантов – масса. Однозначно только то, что он опять что-то задумал.
– А Вильгельм? Его он тоже убил?
– Поверь, он многое бы отдал за то, чтобы узнать, кто убил нашего Вильгельма. Особенно с его старшим сыном. Они ему были нужны.
– Нужны? Они? Бред… милый, мне кажется, ты переутомился. Этот напыщенный петух был нужен столь продуманному, как говоришь, человеку? Что за вздор! Зачем?
– Чтобы на многие десятилетия прекратить войны в Европе. Вильгельму хватило бы и того, что Николай предлагал. И дальше он бы просто купался в славе. Его старший сын такой же.
– А ты?
– А я достаточно умён, чтобы понять – он скармливает мне Францию, чтобы не дать набрать силу ни мне, ни Франции. Чтобы выиграть время. Он, видимо, не вполне уверен в своих силах завоевать в сжатые сроки Европу. Его чудо-оружие – танковый полк за два напряжённых боя потерял большую часть своих машин. Да, он добился успеха. Но всё. Его больше нет. Значит, палочкой-выручалочкой он работать не может. Хотя, видимо, на него и была сделана ставка, как на «Эроты» на море. Кроме того, его очень больно ударили англичане, ослабив его позиции в Китае и Японии. Статус этих стран теперь висит на волоске, как и его права на владение ими. Да, он их удержит. Но теперь ему точно не до войны. Поэтому он и делает хорошую мину при плохой игре. Не будь этих двух промахов, он бы просто и бесхитростно завоевал сначала Германию, а потом и остальные страны Европы.
– Слава богу! – искренне воскликнула Ирэн и размашисто перекрестилась, скосившись на небо.
– Зря ты радуешься. Он отступил, но он вернётся. Он ещё не так стар и может попытаться дожать Европу, чтобы получить в свои руки Империю, объединяющую всю Евразию и, вероятно, Африку.
– Обалдеть! И ты говоришь, что он не безумен? Как вообще кто-то разумный может желать такого?
– Чего-то подобного желали Александр Македонский и Чингисхан. И уж что-что, а безумием они не страдали. Просто очень амбициозные.
– Мы справимся?
– Шансы есть, – чуть подумав, произнёс супруг и взял в руки отложенные ранее бумаги. – Шансы есть. Но нам нужно будет очень хорошо поработать. Всем нам.
Ирэн задумчиво посмотрела куда-то перед собой. Покивала. И пожелав супругу спокойной ночи, направилась к выходу из комнаты. Лишь у дверей она остановилась и, обернувшись, тихо спросила:
– И каково это?
– Что именно? – вопросительно выгнул бровь Генрих.
– Ты Николаем так восторгаешься. Ты им словно одержим. Он для тебя кумир. И тут такая внезапная и нелепая смерть брата с семьёй. Было бы наивно предполагать, что после той кровавой бани, что Николай устроил англичанам, это сделали они.
– Расследование показало…
– Расследование показало только то, что удобно всем, – перебила мужа Ирэн. – Каково это? Что ты чувствуешь, убив брата и всю его семью?
– Я чувствую скорбь и боль утраты, как и должно чувствовать хорошему брату, потерявшему столько родственников по вине коварных врагов. Как и ты.
– Понятно, – кивнула она и молча, не прощаясь, вышла.
Глава 10
1914, июль, 25, Санкт-Петербург
Обстановка в мире стремительно менялась. Буквально каждый день.
Сначала Италия и Великобритания вступили в войну на стороне, казалось бы, побеждающей коалиции из России и Франции. Точнее – Франции, так как переговоры о присоединении к альянсу велись именно с ней, подчёркивая, что она главная в нём, а не Россия. По крайней мере, номинально.
Потом, когда новые страны-участницы объявили о начале войны и что-то там начали, из войны вышел Санкт-Петербург, заключив с Германией сепаратный мир. Но только с Германией. С Австро-Венгрией война продолжалась – однако номинально. Николаю Александровичу был нужен мир из-за нарастающего кризиса на востоке, поэтому он охотно начал нащупывать способы для переговоров с Веной. И это не скрылось от глаз всех окружающих.
Баланс сил изменился? Да. И очень сильно.
И тут в войну вступила Испания… на стороне Германии. Германии, а не коалиции Центральных держав. То есть будучи союзником Аахена, Мадрид оставался нейтрален Вене. Сложная ситуация. Но вполне обычная для европейской политики: та и не такие финты ушами видала.
Но только ситуация успела уложиться в головах европейских обывателей, как случился новый поворот. Да ещё какой! В Австро-Венгрии произошёл дворцовый переворот…
Франц Фердинанд, возглавивший весной 1914 года Двуединую монархию после смерти Франца Иосифа, не желал спешить заключать с Россией мир. Зачем? Он вполне справедливо полагал, что Санкт-Петербургу продолжать военные действия больше невыгодно. Поэтому он хотел просто тянуть время, удерживая оборону в горных районах на востоке. Там ведь ожидалось затишье. Удобный для Вены рельеф местности останавливал русского монарха от наступления: он слишком берёг своих солдат. Император же Австро-Венгрии планировал тянуть время и ждать, пока Николай сподобится к переговорам на выгодных для Вены условиях. А сам тем временем сосредоточился на спокойной и планомерной войне с Италией в надежде вернуть кое-какие области на севере этой макаронной страны.
Конечно, можно было бы и самому пойти навстречу России. Но Франц Фердинанд считал, что в сложившемся раскладе это не в его интересах. По его мнению, России нужен мир. Ей, не ему. А значит, можно в идеале всё свести даже к довоенным границам.
Беда в том, что не все в его окружении так считали. Прежде всего – его тёзка Франц Конрад фон Хётцендорф[128]. Старый соратник этого монарха ещё с 1898 года. Так вот – этот генерал[129] оценил ситуацию совсем иначе. Он был прекрасно осведомлён о германском опыте столкновения с танковым полком. И не тешил себя иллюзиями относительно возможности долго и без проблем сдерживать русских на восточных границах. Конрад фон Хётцендорф, будучи лидером «армейской тусовки», убедил и себя, и других генералов в том, что продолжать войну с Россией смертельно опасно. По крайней мере, сейчас. По его мнению, восстановившись и отремонтировавшись, русские могут ударить танковым полком в верховья междуречья Вислы и Одера. Прорвать австро-венгерский фронт. И, введя в прорыв части Имперской гвардии, выйти к Вене за трое-четверо суток. И парировать это удар нечем. Основной ударный кулак будет действовать сильно западнее, а заслоны в Богемии и на Карпатах не успеют ничего предпринять. Стоящие в Чехии и Моравии войска технически могли бы нанести мощный фланговый удар, но это вряд ли будет возможно из-за того, что русские, безусловно, задействуют на направлении главного удара и флотилию бронекатеров, и довольно мощную железнодорожную артиллерию, и авиацию.
В общем – паники он навёл знатно. Причём не безосновательно. Однако Франца Фердинанда убедить не удалось. Тот отмахивался от этой угрозы, ссылаясь на то, что остановить русские танки несложно. И немцы уже показали, как это делать. И что это всё вздор. И умер… просто умер… причём скоропостижно. То ли маслиной подавился, то ли собственным мнением.
И сразу же началось настоящее веселье.
Его наследник – двенадцатилетний Максимилиан – взошёл на престол Австро-Венгрии. Формально. По букве закона. С регентством, осуществляемым его матерью – Софией Хотек[130]. Однако в Венгрии отказались признавать парня. Ведь Франц Фердинанд сам в своё время поклялся, что его дети не станут наследниками. Да, взойдя на престол, он, под давлением австрийской аристократии, пошёл на уступки. Но то – австрийского. С венграми он договориться не успел. Да и с чехами. Просто не успел. Слишком рано умер.
Как итог – страна раскололась, зависнув в междуцарствии. Не только на Австрию и Венгрию, а намного круче. В считаные дни появилось по меньшей мере три десятка различных политических партий и блоков. Каждая из них стояла за что-то своё. Кто-то хотел сохранить целостность страны. Кто-то – поделить её по тому или иному принципу. Вот Франц Конрад фон Хётцендорф заключил перемирие и прискакал в Санкт-Петербург – решать назревающий кризис. Ему был нужен мир. Мир любой ценой, чтобы сосредоточиться на внутренних проблемах стремительно рассыпающейся державы.
– Друг мой, – улыбнулся Николай, – зачем мне с вами заключать мир? Что это мне даст?
– А что вы хотите?
– Галицию, Лодомерию[131] и Буковину.
– Это приемлемо, – кивнул Франц.
– Это ещё не всё. Это минимум, после которого нам вообще можно о чём-то разговаривать. Главный момент в другом. С Австро-Венгрией я подписывать мирный договор не буду. Не хочу. Слишком много она принесла зла России. Немотивированного. Зачастую действуя исподволь, тайком. Сколько было в её пределах организовано покушений на монархов России? Сколько создано проблем в пограничных регионах? А польский вопрос? А украинский вопрос? А удары в спину России во время совместной борьбы с османами? Просто ради того, чтобы мы не могли воспользоваться плодами своих побед. Поэтому – Карфаген должен быть разрушен. Даже если мне придётся своими войсками штурмовать ваши горные массивы. Чего я не хочу. Да и вы, полагаю, тоже. Поэтому, я думаю, мы сможем договориться.
– Возможно, – кивнул Франц. – Но вот беда, я уполномочен вести с вами переговоры только от имени Австро-Венгрии. Все мои верительные грамоты подписаны регентом Двуединой монархии. Значит, всё, о чём мы договоримся в ином ключе, не будет иметь законной силы.
– Насколько велики ваши полномочия?
– Я вправе заключать с вами любой мир, кроме полной капитуляции.
– Неплохо, очень неплохо, – покивал Николай Александрович и задумался.
– Но только от лица Австро-Венгрии, – сразу же дополнил визави.
– Я уже понял. Давайте поступим следующим образом. Я готов заключить мир с Австро-Венгрией, приняв от неё земли Галиции, Лодомерии и Буковины. Немедленно. Но при условии, что в течение месяца после подписания мирного соглашения Австро-Венгрия выполнит ряд моих условий. Целиком. Без исключений.
– Я этого гарантировать не могу.
– Если они выполнены не будут, то через месяц наше соглашение станет недействительным и война продолжится. У меня как раз будет время подготовиться и отремонтировать танки.
– Я понял вас, – кивнул Франц, немного помрачнев. – Что именно вы хотите, чтобы сделала Австро-Венгрия?
– Дочь покойного Франца Фердинанда, София[132], принимает корону Чехии и Моравии, принимая под свою руку земли словаков и украинцев[133], что ныне лежат под венграми. После чего она обручается с моим сыном Всеволодом. Сохраняя за собой эти титулы и передавая право на эти земли своим наследникам. Максимилиан принимает титул короля Австрии, забирая оставшиеся владения австрийской короны. Его брат Эрнст принимает титул короля Венгрии. Ну и наконец, проводится конференция, где Австро-Венгрия признается распущенной.
– Это будет очень сложно сделать. Сами понимаете.
– Я со своей стороны гарантирую их права на престол силой оружия, если потребуется. И независимость новых государств в течение первых пяти лет их существования. Дальше уже сами, но уж что-что, а никто из крупных игроков вас под шумок не проглотит.
– Очень хорошо. Но… Вы выдвигаете излишне радикальные требования.
– Карфаген должен быть разрушен. В отличие от Рима – я готов к намного более спокойной и гуманной форме «разрушения». Для меня важнее сама идея разрушения Австро-Венгрии, чем фактическое уничтожение всех отличившихся на подпольной борьбе со мной. Слишком много крови. Не хочу. Хотя у меня и имеются поимённые списки. Однако, если вы не выполните моих требований, я буду вынужден возобновить военные действия и вести их до конца… со всеми вытекающими последствиями. Благо завершив кампанию против Германии, я могу сосредоточить против вас все свои силы, включая переброшенные с Кавказа бригады горных стрелков.
Франц внимательно посмотрел на Императора и кивнул, принимая его слова. О чём можно ещё тут разговаривать? Ему фактически выдвигался ультиматум. Причём хуже всего то, что он специально давал время на «подумать и всё уладить». А это в сложившейся ситуации гарантировало только одно – ослабление единства внутри рассыпающейся по швам державы. И даже если ультиматум не будет исполнен, каждый день перемирия играл на руку России, а не Австро-Венгрии…
Эпилог
1914, декабрь, 26, Санкт-Петербург
Заканчивался тихий зимний вечер. Рождество только-только отпраздновали. А оно в этом году собрало вместе практически все остатки августейшей фамилии. Впервые за несколько лет. Император, получив сильный удар по этому направлению, решил более не передоверять столь важную работу. Мама его подвела, увлёкшись борьбой за собственную власть. Супруга не справилась, не устояв перед давлением свекрови. И вот – он расхлёбывает последствия своей доверчивости. Хотя, казалось бы, как можно было всё так упустить? Но удалось…
Николай Александрович играл с сыном в го. Со Всеволодом. Молча. Он был очень уставшим, а сын делал мало ошибок. Надо сказать, что они редко играли. Тем более публично. И ещё реже заканчивали партии, стараясь оставлять их открытыми, дабы не было ни победителя, ни проигравшего. Держа в уме то, какой травле подвергали младшего сына старшие, он старался как-то смягчить боль от этой психологической травмы. Конкурировать им было не нужно. Совсем не нужно. Да и вообще – он старался работать с ним в другом аспекте: таскал с собой на различные дела, давая «пощупать» власть своими руками и посмотреть на то дерьмо, с которым приходится ежедневно сталкиваться. И всё, что Всеволод не понимал, рассказывал. А выяснять, что непонятно, просто: достаточно после того или иного действия попросить парня объяснить, что он увидел, услышал и понял. После чего скорректировать оценку, указав на упущенные детали…
Невдалеке на диване сидели София, Серафима и Таисия. Они довольно живо обсуждали что-то. Николай особо не слушал, лишь отслеживал общую тональность разговора. Если быть совсем точным, то беседу вели Таисия и Серафима, а София просто теребила локон волос и слушала. Она ещё слишком плохо понимала по-русски. Из-за чего чувствовала себя некомфортно, вынуждая Всеволода или Клеопатру постоянно быть с нею, благо они недурно говорили по-немецки.
Австриячка из дома Габсбургов[134]. Формально – ужас-ужас. Ведь в этом доме практиковали близкородственные браки, из-за чего старые его ветви и вымерли уже. Причём испанские Габсбурги заканчивали особенно ужасно. В данном конкретном случае таких проблем не было. Прежде всего она относилась к побочной, Лотарингской ветви Габсбургов, где подобные игры не практиковали. Ну и главное, София не имела никаких признаков вырождения. И по внешности приятна, и со здоровьем всё нормально.
– То есть ты считаешь, что эта кровь – демонстрация? Простая демонстрация силы?
– Ну, не простая. Но в целом – да. Николай постарался довести даже до самых тупых голов, что он может сурово покарать тех, кто гадит ему исподтишка. Тем более так мерзко. Именно по этой причине он демонстративно казнил всех причастных к организации секты в России. А нежелание ввергать Великобританию в хаос заставило его оставить живым Георга. Плюс месть, в ходе которой люди Императора оставили Георгу одного наследника.
– А дочь?
– Ты же понимаешь, что эта соплячка не имеет веса. А его младший сын болен и тоже не сможет быть полноценным королём. То есть выходит, что он оставил ему две половинки целого наследника. Видишь? Безумия нет. Есть расчёт. Всегда. Во всём.
– И эта шлюха, по твоему мнению, тоже расчёт?
– Да. Безусловно. Он поставил на шахматную доску новую, не предусмотренную правилами фигуру. Она всех раздражает, и никто не знает, чего от неё ждать. Никто не знает ни её статуса, ни её возможностей, ни даже того, как она ходит. Никто, кроме Николая. Кроме того, к ней прилипло всё внимание окружающих. А это – опасно. Это значит, что он может где-то делать что-то тихо и спокойно, не опасаясь быть раскрытым раньше времени. Вариантов – масса. Однозначно только то, что он опять что-то задумал.
– А Вильгельм? Его он тоже убил?
– Поверь, он многое бы отдал за то, чтобы узнать, кто убил нашего Вильгельма. Особенно с его старшим сыном. Они ему были нужны.
– Нужны? Они? Бред… милый, мне кажется, ты переутомился. Этот напыщенный петух был нужен столь продуманному, как говоришь, человеку? Что за вздор! Зачем?
– Чтобы на многие десятилетия прекратить войны в Европе. Вильгельму хватило бы и того, что Николай предлагал. И дальше он бы просто купался в славе. Его старший сын такой же.
– А ты?
– А я достаточно умён, чтобы понять – он скармливает мне Францию, чтобы не дать набрать силу ни мне, ни Франции. Чтобы выиграть время. Он, видимо, не вполне уверен в своих силах завоевать в сжатые сроки Европу. Его чудо-оружие – танковый полк за два напряжённых боя потерял большую часть своих машин. Да, он добился успеха. Но всё. Его больше нет. Значит, палочкой-выручалочкой он работать не может. Хотя, видимо, на него и была сделана ставка, как на «Эроты» на море. Кроме того, его очень больно ударили англичане, ослабив его позиции в Китае и Японии. Статус этих стран теперь висит на волоске, как и его права на владение ими. Да, он их удержит. Но теперь ему точно не до войны. Поэтому он и делает хорошую мину при плохой игре. Не будь этих двух промахов, он бы просто и бесхитростно завоевал сначала Германию, а потом и остальные страны Европы.
– Слава богу! – искренне воскликнула Ирэн и размашисто перекрестилась, скосившись на небо.
– Зря ты радуешься. Он отступил, но он вернётся. Он ещё не так стар и может попытаться дожать Европу, чтобы получить в свои руки Империю, объединяющую всю Евразию и, вероятно, Африку.
– Обалдеть! И ты говоришь, что он не безумен? Как вообще кто-то разумный может желать такого?
– Чего-то подобного желали Александр Македонский и Чингисхан. И уж что-что, а безумием они не страдали. Просто очень амбициозные.
– Мы справимся?
– Шансы есть, – чуть подумав, произнёс супруг и взял в руки отложенные ранее бумаги. – Шансы есть. Но нам нужно будет очень хорошо поработать. Всем нам.
Ирэн задумчиво посмотрела куда-то перед собой. Покивала. И пожелав супругу спокойной ночи, направилась к выходу из комнаты. Лишь у дверей она остановилась и, обернувшись, тихо спросила:
– И каково это?
– Что именно? – вопросительно выгнул бровь Генрих.
– Ты Николаем так восторгаешься. Ты им словно одержим. Он для тебя кумир. И тут такая внезапная и нелепая смерть брата с семьёй. Было бы наивно предполагать, что после той кровавой бани, что Николай устроил англичанам, это сделали они.
– Расследование показало…
– Расследование показало только то, что удобно всем, – перебила мужа Ирэн. – Каково это? Что ты чувствуешь, убив брата и всю его семью?
– Я чувствую скорбь и боль утраты, как и должно чувствовать хорошему брату, потерявшему столько родственников по вине коварных врагов. Как и ты.
– Понятно, – кивнула она и молча, не прощаясь, вышла.
Глава 10
1914, июль, 25, Санкт-Петербург
Обстановка в мире стремительно менялась. Буквально каждый день.
Сначала Италия и Великобритания вступили в войну на стороне, казалось бы, побеждающей коалиции из России и Франции. Точнее – Франции, так как переговоры о присоединении к альянсу велись именно с ней, подчёркивая, что она главная в нём, а не Россия. По крайней мере, номинально.
Потом, когда новые страны-участницы объявили о начале войны и что-то там начали, из войны вышел Санкт-Петербург, заключив с Германией сепаратный мир. Но только с Германией. С Австро-Венгрией война продолжалась – однако номинально. Николаю Александровичу был нужен мир из-за нарастающего кризиса на востоке, поэтому он охотно начал нащупывать способы для переговоров с Веной. И это не скрылось от глаз всех окружающих.
Баланс сил изменился? Да. И очень сильно.
И тут в войну вступила Испания… на стороне Германии. Германии, а не коалиции Центральных держав. То есть будучи союзником Аахена, Мадрид оставался нейтрален Вене. Сложная ситуация. Но вполне обычная для европейской политики: та и не такие финты ушами видала.
Но только ситуация успела уложиться в головах европейских обывателей, как случился новый поворот. Да ещё какой! В Австро-Венгрии произошёл дворцовый переворот…
Франц Фердинанд, возглавивший весной 1914 года Двуединую монархию после смерти Франца Иосифа, не желал спешить заключать с Россией мир. Зачем? Он вполне справедливо полагал, что Санкт-Петербургу продолжать военные действия больше невыгодно. Поэтому он хотел просто тянуть время, удерживая оборону в горных районах на востоке. Там ведь ожидалось затишье. Удобный для Вены рельеф местности останавливал русского монарха от наступления: он слишком берёг своих солдат. Император же Австро-Венгрии планировал тянуть время и ждать, пока Николай сподобится к переговорам на выгодных для Вены условиях. А сам тем временем сосредоточился на спокойной и планомерной войне с Италией в надежде вернуть кое-какие области на севере этой макаронной страны.
Конечно, можно было бы и самому пойти навстречу России. Но Франц Фердинанд считал, что в сложившемся раскладе это не в его интересах. По его мнению, России нужен мир. Ей, не ему. А значит, можно в идеале всё свести даже к довоенным границам.
Беда в том, что не все в его окружении так считали. Прежде всего – его тёзка Франц Конрад фон Хётцендорф[128]. Старый соратник этого монарха ещё с 1898 года. Так вот – этот генерал[129] оценил ситуацию совсем иначе. Он был прекрасно осведомлён о германском опыте столкновения с танковым полком. И не тешил себя иллюзиями относительно возможности долго и без проблем сдерживать русских на восточных границах. Конрад фон Хётцендорф, будучи лидером «армейской тусовки», убедил и себя, и других генералов в том, что продолжать войну с Россией смертельно опасно. По крайней мере, сейчас. По его мнению, восстановившись и отремонтировавшись, русские могут ударить танковым полком в верховья междуречья Вислы и Одера. Прорвать австро-венгерский фронт. И, введя в прорыв части Имперской гвардии, выйти к Вене за трое-четверо суток. И парировать это удар нечем. Основной ударный кулак будет действовать сильно западнее, а заслоны в Богемии и на Карпатах не успеют ничего предпринять. Стоящие в Чехии и Моравии войска технически могли бы нанести мощный фланговый удар, но это вряд ли будет возможно из-за того, что русские, безусловно, задействуют на направлении главного удара и флотилию бронекатеров, и довольно мощную железнодорожную артиллерию, и авиацию.
В общем – паники он навёл знатно. Причём не безосновательно. Однако Франца Фердинанда убедить не удалось. Тот отмахивался от этой угрозы, ссылаясь на то, что остановить русские танки несложно. И немцы уже показали, как это делать. И что это всё вздор. И умер… просто умер… причём скоропостижно. То ли маслиной подавился, то ли собственным мнением.
И сразу же началось настоящее веселье.
Его наследник – двенадцатилетний Максимилиан – взошёл на престол Австро-Венгрии. Формально. По букве закона. С регентством, осуществляемым его матерью – Софией Хотек[130]. Однако в Венгрии отказались признавать парня. Ведь Франц Фердинанд сам в своё время поклялся, что его дети не станут наследниками. Да, взойдя на престол, он, под давлением австрийской аристократии, пошёл на уступки. Но то – австрийского. С венграми он договориться не успел. Да и с чехами. Просто не успел. Слишком рано умер.
Как итог – страна раскололась, зависнув в междуцарствии. Не только на Австрию и Венгрию, а намного круче. В считаные дни появилось по меньшей мере три десятка различных политических партий и блоков. Каждая из них стояла за что-то своё. Кто-то хотел сохранить целостность страны. Кто-то – поделить её по тому или иному принципу. Вот Франц Конрад фон Хётцендорф заключил перемирие и прискакал в Санкт-Петербург – решать назревающий кризис. Ему был нужен мир. Мир любой ценой, чтобы сосредоточиться на внутренних проблемах стремительно рассыпающейся державы.
– Друг мой, – улыбнулся Николай, – зачем мне с вами заключать мир? Что это мне даст?
– А что вы хотите?
– Галицию, Лодомерию[131] и Буковину.
– Это приемлемо, – кивнул Франц.
– Это ещё не всё. Это минимум, после которого нам вообще можно о чём-то разговаривать. Главный момент в другом. С Австро-Венгрией я подписывать мирный договор не буду. Не хочу. Слишком много она принесла зла России. Немотивированного. Зачастую действуя исподволь, тайком. Сколько было в её пределах организовано покушений на монархов России? Сколько создано проблем в пограничных регионах? А польский вопрос? А украинский вопрос? А удары в спину России во время совместной борьбы с османами? Просто ради того, чтобы мы не могли воспользоваться плодами своих побед. Поэтому – Карфаген должен быть разрушен. Даже если мне придётся своими войсками штурмовать ваши горные массивы. Чего я не хочу. Да и вы, полагаю, тоже. Поэтому, я думаю, мы сможем договориться.
– Возможно, – кивнул Франц. – Но вот беда, я уполномочен вести с вами переговоры только от имени Австро-Венгрии. Все мои верительные грамоты подписаны регентом Двуединой монархии. Значит, всё, о чём мы договоримся в ином ключе, не будет иметь законной силы.
– Насколько велики ваши полномочия?
– Я вправе заключать с вами любой мир, кроме полной капитуляции.
– Неплохо, очень неплохо, – покивал Николай Александрович и задумался.
– Но только от лица Австро-Венгрии, – сразу же дополнил визави.
– Я уже понял. Давайте поступим следующим образом. Я готов заключить мир с Австро-Венгрией, приняв от неё земли Галиции, Лодомерии и Буковины. Немедленно. Но при условии, что в течение месяца после подписания мирного соглашения Австро-Венгрия выполнит ряд моих условий. Целиком. Без исключений.
– Я этого гарантировать не могу.
– Если они выполнены не будут, то через месяц наше соглашение станет недействительным и война продолжится. У меня как раз будет время подготовиться и отремонтировать танки.
– Я понял вас, – кивнул Франц, немного помрачнев. – Что именно вы хотите, чтобы сделала Австро-Венгрия?
– Дочь покойного Франца Фердинанда, София[132], принимает корону Чехии и Моравии, принимая под свою руку земли словаков и украинцев[133], что ныне лежат под венграми. После чего она обручается с моим сыном Всеволодом. Сохраняя за собой эти титулы и передавая право на эти земли своим наследникам. Максимилиан принимает титул короля Австрии, забирая оставшиеся владения австрийской короны. Его брат Эрнст принимает титул короля Венгрии. Ну и наконец, проводится конференция, где Австро-Венгрия признается распущенной.
– Это будет очень сложно сделать. Сами понимаете.
– Я со своей стороны гарантирую их права на престол силой оружия, если потребуется. И независимость новых государств в течение первых пяти лет их существования. Дальше уже сами, но уж что-что, а никто из крупных игроков вас под шумок не проглотит.
– Очень хорошо. Но… Вы выдвигаете излишне радикальные требования.
– Карфаген должен быть разрушен. В отличие от Рима – я готов к намного более спокойной и гуманной форме «разрушения». Для меня важнее сама идея разрушения Австро-Венгрии, чем фактическое уничтожение всех отличившихся на подпольной борьбе со мной. Слишком много крови. Не хочу. Хотя у меня и имеются поимённые списки. Однако, если вы не выполните моих требований, я буду вынужден возобновить военные действия и вести их до конца… со всеми вытекающими последствиями. Благо завершив кампанию против Германии, я могу сосредоточить против вас все свои силы, включая переброшенные с Кавказа бригады горных стрелков.
Франц внимательно посмотрел на Императора и кивнул, принимая его слова. О чём можно ещё тут разговаривать? Ему фактически выдвигался ультиматум. Причём хуже всего то, что он специально давал время на «подумать и всё уладить». А это в сложившейся ситуации гарантировало только одно – ослабление единства внутри рассыпающейся по швам державы. И даже если ультиматум не будет исполнен, каждый день перемирия играл на руку России, а не Австро-Венгрии…
Эпилог
1914, декабрь, 26, Санкт-Петербург
Заканчивался тихий зимний вечер. Рождество только-только отпраздновали. А оно в этом году собрало вместе практически все остатки августейшей фамилии. Впервые за несколько лет. Император, получив сильный удар по этому направлению, решил более не передоверять столь важную работу. Мама его подвела, увлёкшись борьбой за собственную власть. Супруга не справилась, не устояв перед давлением свекрови. И вот – он расхлёбывает последствия своей доверчивости. Хотя, казалось бы, как можно было всё так упустить? Но удалось…
Николай Александрович играл с сыном в го. Со Всеволодом. Молча. Он был очень уставшим, а сын делал мало ошибок. Надо сказать, что они редко играли. Тем более публично. И ещё реже заканчивали партии, стараясь оставлять их открытыми, дабы не было ни победителя, ни проигравшего. Держа в уме то, какой травле подвергали младшего сына старшие, он старался как-то смягчить боль от этой психологической травмы. Конкурировать им было не нужно. Совсем не нужно. Да и вообще – он старался работать с ним в другом аспекте: таскал с собой на различные дела, давая «пощупать» власть своими руками и посмотреть на то дерьмо, с которым приходится ежедневно сталкиваться. И всё, что Всеволод не понимал, рассказывал. А выяснять, что непонятно, просто: достаточно после того или иного действия попросить парня объяснить, что он увидел, услышал и понял. После чего скорректировать оценку, указав на упущенные детали…
Невдалеке на диване сидели София, Серафима и Таисия. Они довольно живо обсуждали что-то. Николай особо не слушал, лишь отслеживал общую тональность разговора. Если быть совсем точным, то беседу вели Таисия и Серафима, а София просто теребила локон волос и слушала. Она ещё слишком плохо понимала по-русски. Из-за чего чувствовала себя некомфортно, вынуждая Всеволода или Клеопатру постоянно быть с нею, благо они недурно говорили по-немецки.
Австриячка из дома Габсбургов[134]. Формально – ужас-ужас. Ведь в этом доме практиковали близкородственные браки, из-за чего старые его ветви и вымерли уже. Причём испанские Габсбурги заканчивали особенно ужасно. В данном конкретном случае таких проблем не было. Прежде всего она относилась к побочной, Лотарингской ветви Габсбургов, где подобные игры не практиковали. Ну и главное, София не имела никаких признаков вырождения. И по внешности приятна, и со здоровьем всё нормально.