Николай Хмурый. Западная война

– Слава проиграл, отец.

– Он не тебя спросил! – воскликнул Святополк, уязвлённый такой фразой. На что Всеволод беззаботно пожал плечами и жестом предоставил ему слово. Хотя в глазах сверкнул нехороший блеск. Этот двенадцатилетний паренек никому и ничего не прощал. Да и был не по годам умён и… мудр, что ли. Конечно, он позволял себе такие выходки, привлекая внимание отца, но никогда просто так не шёл на обострение, позволяя старшим братьям конкурировать между собой. Или даже стравливая их.

Николай вкладывался в них троих равномерно, однако результат у каждого был свой. Старший пошёл в деда – крупный и сильный, но безвольный и совершенно не собранный. Всё больше музыкой и живописью увлекался. Средний собран, но интеллектуальный труд его не прельщал. Он был слишком прям и бесхитростен. Честный, открытый, трудолюбивый и… откровенно глупый. Нет, не дурак. Но оказавшись в незнакомой обстановке, терялся… вот как сейчас. Ведь отец играл не с ним, и он, по своему обыкновению, не отслеживал ситуацию. А вот младший…

– Продолжим? – не дождавшись ответа от среднего сына, спросил отец у старшего. Тот кивнул, раздражённо скосился на довольно улыбающегося Севу и сделал свой ход.

– Ты меня специально дразнишь? Зачем?

– Потому что, когда ты станешь Императором, тебя постоянно будут дразнить. И ты должен отчётливо осознавать это, – произнёс Николай, постучав пальцем себя по лбу. – Они тебя станут смешить лишь для того, чтобы вытащить твои золотые зубы.

– Но кому же мне верить?

– Никому. Порой даже себе нельзя верить, ибо человек склонен к самообману в сложной ситуации. Мне верить можно.

– Но ты же говоришь, что никому нельзя.

– Каламбур?

– Бессмыслица. Я порой тебя не понимаю, отец.

– Тебе кажется, что я сказал многозначительную глупость? Только честно.

– Да, – с трудом выдавил Ярослав.

– И ты усомнился в моих умственных способностях?

– Да, – уже легче произнёс старший сын и сделал ход. – Шах.

Николай улыбнулся.

– Когда жертва начинает сомневаться, что соперник ей равен, на самом деле она сомневается в своих собственных интеллектуальных способностях, – сказал он и сделал ход.

Ярослав, охваченный некоторым раздражением, сделал свой ход, практически не задумываясь.

– Серьёзно? – удивился Император. – А, впрочем, какой победитель думает о поражении.

И сделал ход.

Ярослав свой. Снова почти не думая.

Ещё ход.

Ещё.

Ещё.

– Правда?

– Да!

– Прекрасно! – произнёс Император и сделал свой ход. – Шах и мат.

– Чёрт! – в сердцах воскликнул Ярослав и чуть не ударил по шахматной доске.

– Не выражайся! – грозно прикрикнула на него бабушка. Она также присутствовала в этом зале и с огромным интересом наблюдала за такими играми. Каждый раз, если могла, старалась прийти. Как, впрочем, и супруга монарха – Клеопатра.

– Чтобы победить, – произнёс Николай Александрович, – я должен был скармливать тебе маленькие кусочки, заставляя поверить, что ты сам их выиграл, потому что ты умён, а я, стало быть, глуп. В каждой игре всегда есть тот, кто ведёт партию, и тот, кого разводят. Чем больше жертве кажется, что она ведёт игру, тем меньше она её в действительности контролирует. Так жертва затягивает на своей шее петлю.

– Но… это ведь нечестно! Это уловка!

– Это победа.

– Твоя победа! Не моя! Как я научусь побеждать?

– Чтобы поумнеть, играй с более умным противником. Или ты думаешь, что лёгкие победы сделают тебя лучше? Когда ты станешь Императором, всем вокруг будет плевать на то, честно они тебя обманули или не очень.

– Но… я не понимаю.

– Ты потерял контроль над собой. Увлёкся соблазном. И попался в ловушку. Твои эмоции взяли верх. Не позволили увидеть ситуацию в целом.

– Но ты дразнил меня!


– Привыкай. Ты – будущий Император. Ты будешь всю жизнь на витрине – в фокусе всеобщего внимания. Тебя будут дразнить. Тебя будут провоцировать. Тебя будут оскорблять. Тебе будут льстить. Чего только не будут делать. Причём непрерывно. А всё для того, чтобы вывести на эмоции и воспользоваться тобой для решения каких-то своих проблем. Ты понимаешь?

– Эмоции… – мрачно произнёс Ярослав. – Они… иной раз я их не в силах сдержать. Они меня просто переполняют.

– А почему тебя охватывают эмоции, ты понимаешь? Почему Святополк разозлился, понимаешь?

– Нет, – после долгой паузы ответил старший сын.

– Есть в каждом из нас что-то такое, о чём обычно мы даже не подозреваем. То, что мы стараемся отрицать до тех самых пор, пока не будет слишком поздно. Это то, что заставляет людей по утрам подниматься с постели, не выспавшись, и идти на работу. А потом терпеть, когда их донимает занудный и, безусловно, тупой начальник. Терпеть кровь, пот и слёзы. Не догадываешься, о чём я?

– Нет.

– Всё дело в том, что нам хочется показать другим, какие мы на самом деле хорошие, красивые, щедрые, трудолюбивые, забавные и умные, – произнёс Николай Александрович и, скосившись в сторону Всеволода, подмигнул ему. Тот хмыкнул и немного смутился. – Люди – это наркоманы, сидящие на игле одобрения и признания. Мы готовы на всё, лишь бы нас похлопали по плечу в той или иной форме. Даже когда бунтуем или стремимся разрушить всё вокруг. Мы все хотим, осознанно или подсознательно, чтобы тот маленький мальчик, что живёт внутри нас, завоевал очередную медальку или с гордостью сел натирать до блеска свой любимый кубок. Это всё сводит нас с ума[100].

– Жутко, Ники… – покачала головой Вдовствующая Императрица Мария Фёдоровна.

– Полностью с тобой согласен, мама. Жутко. Но, к сожалению, мы не более чем обезьяны, всего лишь нацепившие костюмы цивилизации. Под самым красивым павлиньим хвостом скрывается обычная куриная жопка. Такова природа человека. Её не изменить. Она – данность. А то, что нельзя преодолеть, нужно использовать.

– А для того чтобы что-то использовать, это нужно осознать, – произнёс Всеволод.

– Именно, – кивнул Император…

Они ещё немного посидели и разошлись. А уже перед самым сном Николай Александрович зашёл в комнату к Клеопатре и устало присел в кресло у камина. Потёр лицо и посмотрел на супругу с печалью.

– Тебя что-то тревожит?

– Наши дети.

– Что-то случилось? – вскинулась она.

– Сева… ты ведь заметила?

– Он… он сложный мальчик.

– Он-то как раз правильный… был бы… Император. Но он младший. И это опасно. Крайне опасно.

– Он не пойдёт против своих братьев.

– Он уже идёт. Сева мог бы и промолчать, но он не упустил возможности их унизить. Очень аккуратно. Ужалил и сразу отступил, вроде бы он нечаянно и без задней мысли. Но от этого не менее болезненно. Понятно, что дети – жестоки. Однако ты видела, как на него смотрели Таисия и Серафима? Девочки всё прекрасно поняли. Скорее почувствовали. А он молчал и смеялся им в лицо одними глазами. И это уже не первый раз. Конфликт нарастает. Парня явно задевает то, что он младший. Острый, изворотливый ум, упорство и воля. Гремучая смесь. Если бы они не были моими детьми, то я бы не поставил на старших ни копейки.

– Ты хочешь убрать Севу из «Великой сотни[101]»?

– Нет. Я просто не знаю, что делать. Их конфликт неизбежен. Старших задевает, что «мелочь пузатая» умнее их. Из-за чего они его третируют. А он взамен возвращает им сторицей при любом удобном случае. И как возвращает. Я боюсь… очень боюсь, что они начнут усобицу после моей смерти. Или даже раньше.

– Слава проиграл из-за слов Севы? Или в тот момент он действительно совершил ошибку? – после долгого молчания спросила Клеопатра.

– Он совершил ошибку. Она была не вполне очевидна. Но… она была. И Сева её увидел.

– Что же делать? – тихо прошептала Клеопатра, а по её щеке пробежала одинокая слеза, которую она ловко смахнула. – Они же… это же…

– Я не знаю, как лучше поступить, – не менее мрачно произнёс Николай Александрович. – Но, я надеюсь, вместе мы что-нибудь придумаем. Сейчас не паникуй. Успокойся. Ещё годы. Но нужно думать. Нужно искать пути и варианты. И вдвоём нам будет легче это сделать…





Глава 10

1914, июнь, 6–8, Восточная Померания, Потсдам




Немцы спешили. Очень спешили с противодействием возможной десантной операции в Померании, дабы обезопасить Штеттин. Однако не успели. Уже 29 мая, рано утром, преодолев шестисотметровый пролив между островом Узедом и материком, русские высадились в устье реки Пене. По её правому берегу. И стремительным велопробегом достигли железнодорожного узла Анклам.

Когда же не столь манёвренные и подвижные соединения Кайзерхеер сумели подойти и что-то предпринять, оказалось, что на материк уже втянулась целая дивизия Имперской гвардии. Её перебросили из-под Данцига, где, по сути, она была уже не нужна. Поэтому, поняв, откуда будет проводиться наступление для завершения окружения германской группировки в Западной Германии, немцы и австрийцы начали готовиться к его отражению. Не предпринимая попыток выбить русских с плацдарма в Померании. Нет. Отнюдь. Они стали готовить для них ловушку с мощным фланговым ударом.

Однако что-то пошло не так… снова… Просто потому, что на плацдарм в Померании для усиления дивизии Имперской гвардии был переброшен первый в этом мире танковый полк…

Строго говоря не танки[102], а ТАНКи, то есть тяжёлые артиллерийские наступательные конструкции. Другая этимология, порождённая через аббревиатуру, была натянута как сова на глобус только лишь для того, чтобы Николаю не ломать себе голову с непривычным для него названием.

Создавались подобные машинки в условиях абсолютной секретности. Впрочем, на фоне огромного количества тяжёлой паровой техники, разрабатываемой и производимой в Российской Империи к 1914 году, очередное КБ просто терялось. Да, туда были сведены одни из лучших специалистов. Ну и что? Так регулярно поступали.

Итак – танки. Какими они были? Максимально адаптированными к условиям тех лет. С «поправкой на ветер», разумеется. Так как и технологии были интереснее, и сам Николай намного лучше местных аборигенов представлял себе, что нужно сделать. Они представляли собой сварную коробку из катаных листов марганцовистой броневой стали. С боков и кормы стенки вертикальные, нос имел долотообразные скосы: верхний – побольше, нижний – поменьше. И тупая узкая носовая плита. Причём толщина материала везде одинакова для упрощения технологии: 15 мм. Каркаса как такового не имелось – вместо него реализован принцип несущего корпуса с лонжеронами и прочими узлами усиления и жёсткости, вваренными изнутри.