Николай Хмурый. Восточная война
Часть 23 из 35 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Но… – попытался возразить командир корабля.
– Вам есть, что добавить? – с изрядным холодом спросил Того.
– Почему в Сасебо? Почему не в Порт-Артур? Он ведь отвернул в его сторону.
– Сколько сейчас часов?
– Восемь вечера.
– Вот. Восемь вечера. До темноты они оторвутся. Как стемнеет, отвернут. А мы отправимся ловить призраков через все Желтое море. Возможно, даже Порт-Артур попытаемся осадить. Эссен же выиграет время для пополнения боеприпасов и вновь выйдет в море, чтобы пострелять в нас в полигонных условиях.
– У него преимущество в скорости. Что мешает ему оторваться и пополнить боеприпасы в Порт-Артуре?
– Здравый смысл, – раздраженно дернув подбородком, прорычал Того. – Что он от такого маневра выиграет? Несколько часов. За это время полный боекомплект на загрузишь. А если мы отправимся в Порт-Артур, а он в Сасебо? Это сутки. Может быть, двое. Плюс у нас будут сильнее изношены механизмы и серьезно уменьшится запас угля. Нет. Его дорога лежит только в Сасебо. И мы должны его там закрыть.
– Пожалуй, – после некоторого размышления кивнул командир корабля. А адмирал Того начал диктовать радиотелеграмму для главнокомандующего Объединенным флотом. Когда же связист убежал исполнять приказ, Хейхатиро окинул взглядом поле боя и задал резонный вопрос:
– А где русские эсминцы? Их кто-нибудь видел?
Глава 8
1904 год, 28 сентября, Цусимский пролив
Наступила ночь. Броненосец «Иррезистебл» накануне получил очень неприятное попадание в небронированную кормовую оконечность. Взрывом 340-миллиметрового фугаса там разворотило большую дыру, что дало сильный дифферент на корму. Слишком сильный и опасный, угрожающий корабль разломить из-за вывешивания носовой оконечности, которая слишком сильно задралась и вот-вот начнет подниматься над водой.
Ход еще, на удивление, оставался, хоть и сильно меньше ожидаемого. Но такой дифферент не давал возможности наводить орудия главного калибра. Гидравлика не справлялась с их поворотом. Да и вообще – не боец он был в таком положении. Калека. Поэтому командир принял решение выйти из боя и заняться спасением корабля. Требовалось завести пластырь и откачать воду, устраняя столь страшный дифферент. Чем англичане и занялись. Благо что можно было застопорить машины, отстав от ордера.
Ближе к темноте боеспособность корабля в целом была восстановлена, и, дав малый ход, он потихоньку пополз к Куре. Осторожно-осторожно, чтобы не сорвать пластырь. А для защиты от нападения эсминцев врубили прожектора.
Сильного, плотного обстрела, характерного для ближнего боя, в минувшем сражении не наблюдалось, так как скорострельная артиллерия промежуточного калибра не поучаствовала. Поэтому на броненосце хватало и целых шлюпок, и прожекторов, да и противоминную артиллерию им не сдуло. Вот командир корабля и поступил по уставу – отправил к противоминным пушкам расчеты и, врубив прожектора, начал ими шарить по округе. Ну и заодно к орудиям промежуточного калибра тоже людей послал. Мало ли? Уж больно у русских были эсминцы велики…
Тем временем во тьме рыскали отряды Волкова и Свиридова. Каждый отряд шел строем пеленга, достаточно широким фронтом, с большим зазором между кораблями. На каждом эсминце в обтекателе форштевня располагался акустический пост. Микрофон, от которого провода шли к усилителю на вакуумных лампах и далее к наушникам. Качество поганое. Но главное, можно было услышать хоть что-то прямо по курсу. Хоть какие-то шумы, то есть есть там кто или нет. А играя рулем направления, нацелиться на потенциального противника, ориентируясь на громкость сигнала.
Но все эти ухищрения просто не понадобились…
Моряки, идущие на эсминцах, аж рты открыли, увидев такую «красоту». Вон англичане – ползут. Прожекторами светят во все стороны, выдавая свое местоположение.
Поэтому отрабатывали чисто и спокойно. Парами.
Первый эсминец специально попадал в луч прожектора. Подставляясь. И тут же уходил. Все, что на броненосце могло светить, сразу разворачивалось в ту сторону и начинало активно искать. В то время как второй эсминец без шума и пыли подходил с другой стороны на пару кабельтовых и отрабатывал по броненосцу веером торпед из пятитрубного аппарата. После чего отряд шел дальше – к новой цели.
Так и охотились.
Изредка встречались пары – броненосцы в сопровождении бронепалубных крейсеров. Но сценарий это не меняло. Только после настоящей атаки шел заход третьего эсминца, который атаковал с того же борта, откуда проводилась имитация. Он ждал, когда прожектора теперь уже развернут на атакованную сторону в поисках виновника. И бил уже со своего направления. Что позволяло перекрыть эту «сладкую парочку» веерами торпед с обоих бортов, уничтожая надежно и гарантированно.
Ночь была страшна. Для англичан и японцев. Из подбитых кораблей первого ранга не выжил никто. Кто-то сам утонул, а кому-то помогли. Вырвались из этой бойни «обезумевшей волчьей стаи», как это поведение русских эсминцев назвали английские газеты, только бронепалубные крейсера, занимавшиеся спасением экипажей с тонущих кораблей. Они просто завершили дела раньше и смогли полным ходом двигаться в Куре, не отвлекаясь на слишком опасные игры «в салочки» с эсминцами…
Ранним утром, еще скорее ночью, 28 сентября Объединенный флот достиг Сасебо. Его командующий пребывал в мрачном состоянии духа. Новости его не обнадеживали. Ему уже успели доложить о резне «раненых» кораблей первого ранга русскими эсминцами. И о том, что корветы устроили налет на Чемульпо, вынудив часть транспортов с людьми выбрасываться на берег.
Он поверил адмиралу Того. В этот раз – поверил.
Ни он, ни его коллеги просто не представляли, с чем им на самом деле придется столкнуться тут, в Желтом море. Они как рассуждали? Что японцы просто безрукие скоты, которые бездарно топят дорогущие корабли по дурости и природной дикости. Но сегодня опростоволосился он… и не только он, но и все английские моряки. Японцы во время первой битвы в Желтом море смогли нанести русским хоть какие-то повреждения. Хоть и получили в ответ очень больно. Они же не смогли ничего. Его словно дразнили… словно издевались… Поэтому, когда пришла радиограмма от адмирала Того, он отнесся к ней очень серьезно. Ведь он оказался единственным командиром в их Объединенном флоте, который если и не бил русских, то хотя бы наносил им урон. А один броненосец даже чуть не потопил.
Сасебо лежал в полной темноте. Маяки были выключены. И огни все потушены что на кораблях, что в прибрежных постройках. Одна сплошная мгла.
– Сволочь… сволочь… – рычал англичанин в ярости. Время утекало, а он не мог воспользоваться тем единственным преимуществом, какое у него имелось. Легкие тучки прятали слабенькое лунное освещение. Так что по такой тьме можно было легко вылететь на мель или врезаться в берег. Но если ждать до утра, то линкоры успеют пополнить боезапас и снова прольется кровь… много крови…
Поэтому он решился.
Приказал на всех кораблях эскадры включить прожектора и идти в бухту. «На пистолетный выстрел». Ожидая, что на такой уж дистанции его пушки сумеют покарать русских. Здесь никакая броня их не защитит.
И они пошли. Малым ходом, осторожно, но пошли…
– Что это за звук? – спросил Того, вслушиваясь в необычно высокочастотный шум.
Звук нарастал, явно приближаясь. И чем ближе он становился, тем сильнее адмирал бледнел, понимая, что он попался в ловко расставленную ловушку. Они попались. Что, не мог Эссен не понимать всей очевидности своей уловки? Не мог… а значит, что? Правильно. Он не подставлялся и не рисковал. Он просто заманивал их корабли в ловушку.
И тут в свете прожектора мелькнул он… торпедный катер… и то, с какой скоростью он проскочил этот луч света, испугало адмирала Того не на шутку. И было чего испугаться. Торпедные катера типа «Беда» были доставлены по железной дороге до Порт-Артура, а уже оттуда БДК в своих десантных доках их перевезли в Сасебо. То есть скрытно. Их разработку, кстати, тоже не светили. Поэтому для всех участников со стороны Объединенного флота они оказались совершенно непредсказуемым сюрпризом.
Узкий, хищный корпус длиной 18 метров. Открытая рубка, прикрытая лишь остекленной наклонной панелью обтекателя. Две трубы торпедного аппарата по бортам. А за ней – странная конструкция – треугольная стойка с передними подкосами. На стойке – два воздушных винта о четырех лопастях, соосных, крутящихся в разные стороны. Привод на них осуществлялся цепной передачей через редуктор от паровой турбины. А сама паровая турбина питалась паром от двух компактных водотрубных котлов высокого давления, использовавших, как и «паровики» дирижабля, вместо воды аммиак. Отопление котлов производилось бензином, вдуваемым в котел через форсунки с большим количеством воздуха. Для чего имелся топливный насос, воздушный компрессор и вспомогательный пусковой бензиновый мотор, позволяющий быстро прогревать котел и выводить его на рабочее давление в самые сжатые сроки.
Почему воздушный винт, а не гребной? Потому что требовалось добиться максимальной скорости, что на гребных винтах для столь малых кораблей не удавалось никак. Вон, на «Турбинии» в оригинальном 1897 году были вынуждены поставить целую пригоршню винтов на каждый вал, чтобы выжать 34 узла. Императору этой скорости было мало. И у отечественных конструкторов возникла проблема. С водометами пока дело обстояло тухло, поэтому пришлось остановиться на воздушном винте как самом простом и удобном решении для столь компактной конструкции.
Вот эти торпедные катера и шли… нет, неслись на японские и английские корабли. Глиссируя и подвывая воздушными винтами. Шестьдесят два – шестьдесят три узла! Это было просто невероятно для тех лет! Вжух! И проскочила эта «рыбка» луч прожектора. Даже дернуться толком никто не успел.
Трубы торпедных аппаратов были расположены у катеров не в диаметральной плоскости, а отклонены наружу. Чтобы не догнать собственную торпеду. Пум. Пум. Пум. Пум. Начали срабатывать эти «раскляченные» двустволки, выбрасывая сжатым воздухом торпеды в сторону кораблей противника. Почти в упор. С пары кабельтовых. Или даже меньше. Благо что на такой скорости они проскакивали это расстояние удивительно быстро.
Англичане и японцы стреляли. Из всего, чего могли. Даже из винтовок. Но практически безрезультатно. Катера попадали в видимость всего на несколько секунд. И снова пропадали во тьме. Особенно не развернешься. Разве что винтовками да 37-миллиметровыми пушками Гочкиса, что были с плечевым упором и могли очень быстро наводиться. Но узнать, удалось куда-то попасть или нет, оставалось невозможным. Темнота скрывала все…
Взрывы торпед поднимали столбы воды, ставя жирную точку в этой войне. Это был конец. Объединенный флот и так понес очень тяжелые потери в ходе дневной перестрелки. Ночной налет эсминцев усиливал трагедию. Эти же торпедоносцы… они выступали контрольным выстрелом в голову.
И, осознав это, Хейхатиро Того вдруг стало легко и просто. Он улыбнулся и, пригласив с собой своего адъютанта – доверенного и заслуживающего уважения человека из старого самурайского рода, отправился в кают-компанию. Адмирал понял, что проиграл. Окончательно и бесповоротно. Что это – конец. Что это – финиш. И флоту, и ему. Даже если по какой-то странной случайности адмирал сможет пережить эту бойню, он все равно будет трупом. Политическим трупом. Позором и болью своей страны. Он умер. Уже умер. Просто его тело еще по странному недоразумению пока дышит. Кодекс бусидо в этом плане был неумолим. Ведь если самурай проиграл сражение и ему грозит смерть, то ему надлежит торжественно произнести свое имя и умереть улыбаясь, без позорной спешки.
Но ничего не получилось…
Когда Хейхатиро Того выходил с мостика, в его «Асахи» попала торпеда, и его знатно тряхнуло. Достаточно для того, чтобы адмирал сильно ударился головой и потерял сознание. Это его и спасло. Потому что моряки броненосца, поняв трагичность ситуации, бросились спасать две самые ценные вещи, что были на их корабле: портрет Тенно и раненого адмирала…
Утром же с севера, обходя береговую линию острова Кюсю, вышел русский Тихоокеанский флот. Он и не думал заходить на стоянку в Сасебо. Эссен просто выдернул оттуда корабли обеспечения и встал с ними в обнимку в заливе Карацу. Николай Оттович не был уверен в своей затее с ловушкой. Поэтому просто перестраховывался. В крайнем случае утром Объединенный флот можно было запереть в заливе и, дождавшись, пока у него кончится уголь, вынудить сдаться. Или добить. Но добивать тут было некого.
Торпедные катера старались кинуть по одной торпеде на каждый корабль, стремясь лишить его хода. А потом, вернувшись в порт на перезарядку, ближе к утру повторили атаку. Так что перед глазами фон Эссена раскинулась удивительная картина – этакое «кладбище домашних животных». Англичане и японцы, спасаясь от гибели, просто старались выброситься на отмель или на берег. Кто-то не смог, и теперь он либо полностью ушел под воду, либо торчал оттуда верхушками надстроек.
– Запросить у «Василевса» численность, – чуть подумав, распорядился Николай Оттович. – Ему сверху должно быть лучше видно утонувших. Глубины-то здесь небольшие. Такие туши не прозевать.
– Так это что, все, что ли? – удивился командир корабля.
– Что «все»?
– Кончились, что ли, противники?
– Выходит, что так, – кивнул Эссен. – Сколько вчера утопло под огнем, нам известно. Сколько эсминцы ночью торпедировали – тоже. Осталось пересчитать этих и сравнить с тем, сколько было всего. Если сойдется, то и хорошо. Если нет, нужно у разведки запросить – чего там осталось у них и где они стоят.
– Как-то это все… – начал было говорить командир корабля и замолчал, не зная, какие слова подобрать.
– Легко?
– Да. Наверное, легко. Я ожидал от англичан большего. А оказалось, что японцы выступили лучше. Вон, Степана Осиповича даже немного потрепали.
– Мы все ожидали от англичан большего. Видимо, даже они сами. Но лучше переоценить противника и удивляться легкой победе, чем как они – недооценить и пойти ко дну.
– Господин адмирал, – вошел связист. – Радиограмма из Сасебо.
– Что-то срочное?
– Адмирала Того в плен взяли. Его моряки на шлюпке без сознания с «Асахи» вывезли на берег. Там он пришел в себя. Попытался возглавить прорыв моряков к своим. Но был подстрелен бойцами морской пехоты. И уже раненым взят в плен…
Глава 9
1904 год, 12–13 октября, Ялу
Налет Колчака на транспорты хоть и привел к определенным потерям, но в целом ситуации не изменил. Он ведь так ни одного корабля и не утопил. А потери в личном составе нанес довольно скромные, ударив скорее по нервам и обозначив тотальное господство на море.
Японцы и англичане, впрочем, хоть и расстроились, но не приуныли. Оружие есть, боеприпасы есть, а главное – люди теперь были. Целых восемь новых дивизий в конечном счете прикатило. Считай, целая армия, укомплектованная англичанами, германцами и австрийцами. Да не абы какими, а, собственно, обычными воинскими контингентами. Ведь под видом добровольцев они перебрасывали «отпускников» из действующей армии. Где-то из призывной, как германцы с австрийцами поступали, где-то из кадровой, как у англичан. Они действовали точно так же, как несколькими годами раньше Россия обеспечивала буров комсоставом. Только в большем масштабе.
И настроения у командования союзников были вполне оптимистичные. Да, война в целом выглядела проигранной. Но ее можно и нужно было сводить к минимальным потерям. А возможно, даже и к ничьей. Тем более что, по мнению прибывших военных специалистов из Европы, это все было вполне реально. Ведь подходы к Ялу и низовья реки буквально кишели от мин. Так что русским кораблям было не пройти. По крайней мере, в ближайшие несколько месяцев. Ведь тральщиков у них было мало, и все они оказались заняты на более важных направлениях. А их эсминцы выглядели слишком большими для выполнения таких работ. Поэтому англичане, немцы и австрийцы были полны уверенности в том, что флот их противники для поддержки своих войск применить не смогут. А те три русские дивизии против восьми «цивилизованных» – ничто, тем более при поддержке японских «туземцев».
А значит, что? Надо пробовать. Пока еще есть шанс…
Начали союзники очень вдумчиво. С артиллерийского налета.
Кое-какие выводы после Бурской войны они сделали, поэтому предварили свое наступление трехчасовым обстрелом русских позиций шрапнелью. Очень плотным. Очень массированным. Задействовав все, что могло стрелять.
А сами тем временем начали выдвигаться пехотой к реке, которая несла на себе плавсредства. Шли четко. Организованно. Слаженно. И спокойно. Как на учениях. По ним ведь не стреляли. Кто-то нес лодки, кто-то плоты. Все грамотно и аккуратно сделано. Везде борта обшиты веревкой, что позволяло солдатам тащить свое плавсредство, обступив их со всех сторон.
– Вам есть, что добавить? – с изрядным холодом спросил Того.
– Почему в Сасебо? Почему не в Порт-Артур? Он ведь отвернул в его сторону.
– Сколько сейчас часов?
– Восемь вечера.
– Вот. Восемь вечера. До темноты они оторвутся. Как стемнеет, отвернут. А мы отправимся ловить призраков через все Желтое море. Возможно, даже Порт-Артур попытаемся осадить. Эссен же выиграет время для пополнения боеприпасов и вновь выйдет в море, чтобы пострелять в нас в полигонных условиях.
– У него преимущество в скорости. Что мешает ему оторваться и пополнить боеприпасы в Порт-Артуре?
– Здравый смысл, – раздраженно дернув подбородком, прорычал Того. – Что он от такого маневра выиграет? Несколько часов. За это время полный боекомплект на загрузишь. А если мы отправимся в Порт-Артур, а он в Сасебо? Это сутки. Может быть, двое. Плюс у нас будут сильнее изношены механизмы и серьезно уменьшится запас угля. Нет. Его дорога лежит только в Сасебо. И мы должны его там закрыть.
– Пожалуй, – после некоторого размышления кивнул командир корабля. А адмирал Того начал диктовать радиотелеграмму для главнокомандующего Объединенным флотом. Когда же связист убежал исполнять приказ, Хейхатиро окинул взглядом поле боя и задал резонный вопрос:
– А где русские эсминцы? Их кто-нибудь видел?
Глава 8
1904 год, 28 сентября, Цусимский пролив
Наступила ночь. Броненосец «Иррезистебл» накануне получил очень неприятное попадание в небронированную кормовую оконечность. Взрывом 340-миллиметрового фугаса там разворотило большую дыру, что дало сильный дифферент на корму. Слишком сильный и опасный, угрожающий корабль разломить из-за вывешивания носовой оконечности, которая слишком сильно задралась и вот-вот начнет подниматься над водой.
Ход еще, на удивление, оставался, хоть и сильно меньше ожидаемого. Но такой дифферент не давал возможности наводить орудия главного калибра. Гидравлика не справлялась с их поворотом. Да и вообще – не боец он был в таком положении. Калека. Поэтому командир принял решение выйти из боя и заняться спасением корабля. Требовалось завести пластырь и откачать воду, устраняя столь страшный дифферент. Чем англичане и занялись. Благо что можно было застопорить машины, отстав от ордера.
Ближе к темноте боеспособность корабля в целом была восстановлена, и, дав малый ход, он потихоньку пополз к Куре. Осторожно-осторожно, чтобы не сорвать пластырь. А для защиты от нападения эсминцев врубили прожектора.
Сильного, плотного обстрела, характерного для ближнего боя, в минувшем сражении не наблюдалось, так как скорострельная артиллерия промежуточного калибра не поучаствовала. Поэтому на броненосце хватало и целых шлюпок, и прожекторов, да и противоминную артиллерию им не сдуло. Вот командир корабля и поступил по уставу – отправил к противоминным пушкам расчеты и, врубив прожектора, начал ими шарить по округе. Ну и заодно к орудиям промежуточного калибра тоже людей послал. Мало ли? Уж больно у русских были эсминцы велики…
Тем временем во тьме рыскали отряды Волкова и Свиридова. Каждый отряд шел строем пеленга, достаточно широким фронтом, с большим зазором между кораблями. На каждом эсминце в обтекателе форштевня располагался акустический пост. Микрофон, от которого провода шли к усилителю на вакуумных лампах и далее к наушникам. Качество поганое. Но главное, можно было услышать хоть что-то прямо по курсу. Хоть какие-то шумы, то есть есть там кто или нет. А играя рулем направления, нацелиться на потенциального противника, ориентируясь на громкость сигнала.
Но все эти ухищрения просто не понадобились…
Моряки, идущие на эсминцах, аж рты открыли, увидев такую «красоту». Вон англичане – ползут. Прожекторами светят во все стороны, выдавая свое местоположение.
Поэтому отрабатывали чисто и спокойно. Парами.
Первый эсминец специально попадал в луч прожектора. Подставляясь. И тут же уходил. Все, что на броненосце могло светить, сразу разворачивалось в ту сторону и начинало активно искать. В то время как второй эсминец без шума и пыли подходил с другой стороны на пару кабельтовых и отрабатывал по броненосцу веером торпед из пятитрубного аппарата. После чего отряд шел дальше – к новой цели.
Так и охотились.
Изредка встречались пары – броненосцы в сопровождении бронепалубных крейсеров. Но сценарий это не меняло. Только после настоящей атаки шел заход третьего эсминца, который атаковал с того же борта, откуда проводилась имитация. Он ждал, когда прожектора теперь уже развернут на атакованную сторону в поисках виновника. И бил уже со своего направления. Что позволяло перекрыть эту «сладкую парочку» веерами торпед с обоих бортов, уничтожая надежно и гарантированно.
Ночь была страшна. Для англичан и японцев. Из подбитых кораблей первого ранга не выжил никто. Кто-то сам утонул, а кому-то помогли. Вырвались из этой бойни «обезумевшей волчьей стаи», как это поведение русских эсминцев назвали английские газеты, только бронепалубные крейсера, занимавшиеся спасением экипажей с тонущих кораблей. Они просто завершили дела раньше и смогли полным ходом двигаться в Куре, не отвлекаясь на слишком опасные игры «в салочки» с эсминцами…
Ранним утром, еще скорее ночью, 28 сентября Объединенный флот достиг Сасебо. Его командующий пребывал в мрачном состоянии духа. Новости его не обнадеживали. Ему уже успели доложить о резне «раненых» кораблей первого ранга русскими эсминцами. И о том, что корветы устроили налет на Чемульпо, вынудив часть транспортов с людьми выбрасываться на берег.
Он поверил адмиралу Того. В этот раз – поверил.
Ни он, ни его коллеги просто не представляли, с чем им на самом деле придется столкнуться тут, в Желтом море. Они как рассуждали? Что японцы просто безрукие скоты, которые бездарно топят дорогущие корабли по дурости и природной дикости. Но сегодня опростоволосился он… и не только он, но и все английские моряки. Японцы во время первой битвы в Желтом море смогли нанести русским хоть какие-то повреждения. Хоть и получили в ответ очень больно. Они же не смогли ничего. Его словно дразнили… словно издевались… Поэтому, когда пришла радиограмма от адмирала Того, он отнесся к ней очень серьезно. Ведь он оказался единственным командиром в их Объединенном флоте, который если и не бил русских, то хотя бы наносил им урон. А один броненосец даже чуть не потопил.
Сасебо лежал в полной темноте. Маяки были выключены. И огни все потушены что на кораблях, что в прибрежных постройках. Одна сплошная мгла.
– Сволочь… сволочь… – рычал англичанин в ярости. Время утекало, а он не мог воспользоваться тем единственным преимуществом, какое у него имелось. Легкие тучки прятали слабенькое лунное освещение. Так что по такой тьме можно было легко вылететь на мель или врезаться в берег. Но если ждать до утра, то линкоры успеют пополнить боезапас и снова прольется кровь… много крови…
Поэтому он решился.
Приказал на всех кораблях эскадры включить прожектора и идти в бухту. «На пистолетный выстрел». Ожидая, что на такой уж дистанции его пушки сумеют покарать русских. Здесь никакая броня их не защитит.
И они пошли. Малым ходом, осторожно, но пошли…
– Что это за звук? – спросил Того, вслушиваясь в необычно высокочастотный шум.
Звук нарастал, явно приближаясь. И чем ближе он становился, тем сильнее адмирал бледнел, понимая, что он попался в ловко расставленную ловушку. Они попались. Что, не мог Эссен не понимать всей очевидности своей уловки? Не мог… а значит, что? Правильно. Он не подставлялся и не рисковал. Он просто заманивал их корабли в ловушку.
И тут в свете прожектора мелькнул он… торпедный катер… и то, с какой скоростью он проскочил этот луч света, испугало адмирала Того не на шутку. И было чего испугаться. Торпедные катера типа «Беда» были доставлены по железной дороге до Порт-Артура, а уже оттуда БДК в своих десантных доках их перевезли в Сасебо. То есть скрытно. Их разработку, кстати, тоже не светили. Поэтому для всех участников со стороны Объединенного флота они оказались совершенно непредсказуемым сюрпризом.
Узкий, хищный корпус длиной 18 метров. Открытая рубка, прикрытая лишь остекленной наклонной панелью обтекателя. Две трубы торпедного аппарата по бортам. А за ней – странная конструкция – треугольная стойка с передними подкосами. На стойке – два воздушных винта о четырех лопастях, соосных, крутящихся в разные стороны. Привод на них осуществлялся цепной передачей через редуктор от паровой турбины. А сама паровая турбина питалась паром от двух компактных водотрубных котлов высокого давления, использовавших, как и «паровики» дирижабля, вместо воды аммиак. Отопление котлов производилось бензином, вдуваемым в котел через форсунки с большим количеством воздуха. Для чего имелся топливный насос, воздушный компрессор и вспомогательный пусковой бензиновый мотор, позволяющий быстро прогревать котел и выводить его на рабочее давление в самые сжатые сроки.
Почему воздушный винт, а не гребной? Потому что требовалось добиться максимальной скорости, что на гребных винтах для столь малых кораблей не удавалось никак. Вон, на «Турбинии» в оригинальном 1897 году были вынуждены поставить целую пригоршню винтов на каждый вал, чтобы выжать 34 узла. Императору этой скорости было мало. И у отечественных конструкторов возникла проблема. С водометами пока дело обстояло тухло, поэтому пришлось остановиться на воздушном винте как самом простом и удобном решении для столь компактной конструкции.
Вот эти торпедные катера и шли… нет, неслись на японские и английские корабли. Глиссируя и подвывая воздушными винтами. Шестьдесят два – шестьдесят три узла! Это было просто невероятно для тех лет! Вжух! И проскочила эта «рыбка» луч прожектора. Даже дернуться толком никто не успел.
Трубы торпедных аппаратов были расположены у катеров не в диаметральной плоскости, а отклонены наружу. Чтобы не догнать собственную торпеду. Пум. Пум. Пум. Пум. Начали срабатывать эти «раскляченные» двустволки, выбрасывая сжатым воздухом торпеды в сторону кораблей противника. Почти в упор. С пары кабельтовых. Или даже меньше. Благо что на такой скорости они проскакивали это расстояние удивительно быстро.
Англичане и японцы стреляли. Из всего, чего могли. Даже из винтовок. Но практически безрезультатно. Катера попадали в видимость всего на несколько секунд. И снова пропадали во тьме. Особенно не развернешься. Разве что винтовками да 37-миллиметровыми пушками Гочкиса, что были с плечевым упором и могли очень быстро наводиться. Но узнать, удалось куда-то попасть или нет, оставалось невозможным. Темнота скрывала все…
Взрывы торпед поднимали столбы воды, ставя жирную точку в этой войне. Это был конец. Объединенный флот и так понес очень тяжелые потери в ходе дневной перестрелки. Ночной налет эсминцев усиливал трагедию. Эти же торпедоносцы… они выступали контрольным выстрелом в голову.
И, осознав это, Хейхатиро Того вдруг стало легко и просто. Он улыбнулся и, пригласив с собой своего адъютанта – доверенного и заслуживающего уважения человека из старого самурайского рода, отправился в кают-компанию. Адмирал понял, что проиграл. Окончательно и бесповоротно. Что это – конец. Что это – финиш. И флоту, и ему. Даже если по какой-то странной случайности адмирал сможет пережить эту бойню, он все равно будет трупом. Политическим трупом. Позором и болью своей страны. Он умер. Уже умер. Просто его тело еще по странному недоразумению пока дышит. Кодекс бусидо в этом плане был неумолим. Ведь если самурай проиграл сражение и ему грозит смерть, то ему надлежит торжественно произнести свое имя и умереть улыбаясь, без позорной спешки.
Но ничего не получилось…
Когда Хейхатиро Того выходил с мостика, в его «Асахи» попала торпеда, и его знатно тряхнуло. Достаточно для того, чтобы адмирал сильно ударился головой и потерял сознание. Это его и спасло. Потому что моряки броненосца, поняв трагичность ситуации, бросились спасать две самые ценные вещи, что были на их корабле: портрет Тенно и раненого адмирала…
Утром же с севера, обходя береговую линию острова Кюсю, вышел русский Тихоокеанский флот. Он и не думал заходить на стоянку в Сасебо. Эссен просто выдернул оттуда корабли обеспечения и встал с ними в обнимку в заливе Карацу. Николай Оттович не был уверен в своей затее с ловушкой. Поэтому просто перестраховывался. В крайнем случае утром Объединенный флот можно было запереть в заливе и, дождавшись, пока у него кончится уголь, вынудить сдаться. Или добить. Но добивать тут было некого.
Торпедные катера старались кинуть по одной торпеде на каждый корабль, стремясь лишить его хода. А потом, вернувшись в порт на перезарядку, ближе к утру повторили атаку. Так что перед глазами фон Эссена раскинулась удивительная картина – этакое «кладбище домашних животных». Англичане и японцы, спасаясь от гибели, просто старались выброситься на отмель или на берег. Кто-то не смог, и теперь он либо полностью ушел под воду, либо торчал оттуда верхушками надстроек.
– Запросить у «Василевса» численность, – чуть подумав, распорядился Николай Оттович. – Ему сверху должно быть лучше видно утонувших. Глубины-то здесь небольшие. Такие туши не прозевать.
– Так это что, все, что ли? – удивился командир корабля.
– Что «все»?
– Кончились, что ли, противники?
– Выходит, что так, – кивнул Эссен. – Сколько вчера утопло под огнем, нам известно. Сколько эсминцы ночью торпедировали – тоже. Осталось пересчитать этих и сравнить с тем, сколько было всего. Если сойдется, то и хорошо. Если нет, нужно у разведки запросить – чего там осталось у них и где они стоят.
– Как-то это все… – начал было говорить командир корабля и замолчал, не зная, какие слова подобрать.
– Легко?
– Да. Наверное, легко. Я ожидал от англичан большего. А оказалось, что японцы выступили лучше. Вон, Степана Осиповича даже немного потрепали.
– Мы все ожидали от англичан большего. Видимо, даже они сами. Но лучше переоценить противника и удивляться легкой победе, чем как они – недооценить и пойти ко дну.
– Господин адмирал, – вошел связист. – Радиограмма из Сасебо.
– Что-то срочное?
– Адмирала Того в плен взяли. Его моряки на шлюпке без сознания с «Асахи» вывезли на берег. Там он пришел в себя. Попытался возглавить прорыв моряков к своим. Но был подстрелен бойцами морской пехоты. И уже раненым взят в плен…
Глава 9
1904 год, 12–13 октября, Ялу
Налет Колчака на транспорты хоть и привел к определенным потерям, но в целом ситуации не изменил. Он ведь так ни одного корабля и не утопил. А потери в личном составе нанес довольно скромные, ударив скорее по нервам и обозначив тотальное господство на море.
Японцы и англичане, впрочем, хоть и расстроились, но не приуныли. Оружие есть, боеприпасы есть, а главное – люди теперь были. Целых восемь новых дивизий в конечном счете прикатило. Считай, целая армия, укомплектованная англичанами, германцами и австрийцами. Да не абы какими, а, собственно, обычными воинскими контингентами. Ведь под видом добровольцев они перебрасывали «отпускников» из действующей армии. Где-то из призывной, как германцы с австрийцами поступали, где-то из кадровой, как у англичан. Они действовали точно так же, как несколькими годами раньше Россия обеспечивала буров комсоставом. Только в большем масштабе.
И настроения у командования союзников были вполне оптимистичные. Да, война в целом выглядела проигранной. Но ее можно и нужно было сводить к минимальным потерям. А возможно, даже и к ничьей. Тем более что, по мнению прибывших военных специалистов из Европы, это все было вполне реально. Ведь подходы к Ялу и низовья реки буквально кишели от мин. Так что русским кораблям было не пройти. По крайней мере, в ближайшие несколько месяцев. Ведь тральщиков у них было мало, и все они оказались заняты на более важных направлениях. А их эсминцы выглядели слишком большими для выполнения таких работ. Поэтому англичане, немцы и австрийцы были полны уверенности в том, что флот их противники для поддержки своих войск применить не смогут. А те три русские дивизии против восьми «цивилизованных» – ничто, тем более при поддержке японских «туземцев».
А значит, что? Надо пробовать. Пока еще есть шанс…
Начали союзники очень вдумчиво. С артиллерийского налета.
Кое-какие выводы после Бурской войны они сделали, поэтому предварили свое наступление трехчасовым обстрелом русских позиций шрапнелью. Очень плотным. Очень массированным. Задействовав все, что могло стрелять.
А сами тем временем начали выдвигаться пехотой к реке, которая несла на себе плавсредства. Шли четко. Организованно. Слаженно. И спокойно. Как на учениях. По ним ведь не стреляли. Кто-то нес лодки, кто-то плоты. Все грамотно и аккуратно сделано. Везде борта обшиты веревкой, что позволяло солдатам тащить свое плавсредство, обступив их со всех сторон.