Ничего личного

— Классный мужик, — вздохнула Эбби. — Одним плох — не заводит романов на работе.

Правда? Тогда что это было в субботу на вечере «Экономиста»? Помрачение сознания?

Не обращая внимание на замешательство Кэти, Эбби обвела собравшихся в баре мужчин критическим взглядом.



— Опять вытяну пустые сети, — пожаловалась она. — Сплошное безрыбье. Как в Мертвом море.

— Как это? — Не поняла Кэти. — Смотри, сколько вокруг симпатичных парней. И половина из них пялится на тебя.

— Не на меня, а на мою грудь, — Эбби гордо выпятила свое достоинство, и стоявший в двух шагах мужчина громко закашлялся, подавившись пивом. Видя, что недоумение не сходит с лица подруги, пояснила: — Это все мотыльки-однодневки. Разве можно иметь серьезные отношения с журналистом? У этих скользких тварей по три руки, и никогда не знаешь, где именно в данный момент находится третья.

Интересно, с этой точки зрения Кэти журналистов не рассматривала. Да и когда ей об этом думать? Из-под Стива бы выползти живой.

— Бьюс об заклад, твой парень не журналист, — легко подтолкнула ее локтем Эбби.

— Бухгалтер.

— Хорошо, — одобрила Эбби. — Бухгалтера лихие ребята. Холостые друзья у него есть?

Жизнь налаживалась: им удалось занять только что освободившийся столик. Как только двое уже прилично накачавшихся экономистов приподняли задницы со стульев, Эбби ловко метнула на столешницу свою сумку. Разочарованные конкуренты вздохнули, официант убрал грязные стаканы, и девушки устроились с комфортом и надолго. Столик находился в самом углу, за спинами стоящих их видно не было, так что о Гловере Кэти забыла уже через пару минут.



К ним подсел парень из «Карла Великого», европейского отдела, затем еще один из «Баньян» — азиатского. Вскоре они уже бурно спорили между собой, иногда прерываемые лишь язвительными репликами Эбби, и не обращали внимания на Кэти. Она же, откинувшись к стене, из-под полуприкрытых век разглядывала людей, толпящихся в желтом свете низко опущенных ламп.



Кто из них участвовал в «разоблачении» отца, так и осталось неизвестным. «Индепендент» часто публиковал злободневные статьи анонимно, принимая ответственность за действия своих сотрудников на себя.



После смерти отца мама получила несколько писем с соболезнованиями — три или четыре. И все. Зато сколько было статей о насильнике Харди. Большинство тех, кто неплохо заработал на гонорарах за ту клевету, позже даже не сочли нужным извиниться перед вдовой. Те же, кого остатки совести побудили все-таки это сделать, ссылались на подведшую их интуицию и гражданский долг. Теперь они надеялись через примирение с бывшей миссис Харди снова обрести мир в душе. Можно подумать, их внутренний мир был способен заинтересовать кого-нибудь, кроме двух-трех гельминтологов.



В чем вообще заключаются причины травли человека обществом? Что заставляет людей стаей шакалов набрасываться на одного беззащитного? Или для таких, как они, враг любой, кто ходит на двух ногах?



Кэти допила последние капли из бокала, который умудрилась растянуть на весь вечер. Пора было вызывать такси.





* * *


Гловеру не видно было девушку, устроившуюся за столиком в углу, поэтому приходилось одним глазом контролировать входные двери. Вечер оказался урожайным: сегодня к «Индепенденту» пожаловал и «Дейли Телеграф» и «Таймс». Разговоры были об одном и том же: об упадке журналистики. В зюзю пьяный редактор «Сандей пипл» все время пытался подергать Александра за галстук, пришлось забросить его (не редактора) за плечо.



— Федеральное агентство по труду прогнозирует, что к двадцатому году работу потеряет каждый седьмой журналист. Зачем, блин, я отправил сына на журналистский?

— Больше, чем каждый седьмой, — «утешил» его Гловер. — Можешь забрать сына домой. К тому же журналистом нельзя стать, им нужно родиться.

Судя по взгляду убитого горем папаши, в рядах тех, кто считал Александра конченным сукиным сыном, случилось пополнение.

Вот кто хранил железное спокойствие везде и всегда, был Густав.

— А ты что скажешь?

Равик пожал плечами:

— Похоже, что золотые времена, когда журналисты получали за заказные статьи новые автомобили и корзины с деликатесами, прошли. Может быть, для разнообразия придется побыть честными?

— Значит, на «Закон о возрождении газет» ты не рассчитываешь?

— Нет. И тебе не советую. Кстати, насчет той девочки… — Гловер насторожил уши. — Ты ведь прислал мне ее статью, чтобы показать, что перемены нужны и срочно?

— Разве у меня одного ощущение, что мы полным ходом несемся на айсберг?


— Ба! Раскрой уши. Об этом гудит вся Флит-стрит. Кэти Эванс всего лишь вслух высказала очевидное.

— Ты тоже считаешь, что статью написала она?



— Возможно. Я понаблюдал за ней, чертовски смышленая девчонка. Помяни мое слово, она еще получит Пулитцера (17) и пару коньков в придачу.

Гловер задумчиво почесал подбородок краем стакана. Итак, умная, трудолюбивая, многообещающая. Это осложняло его задачу, но не делало цель менее желанной. И недавний разговор с теткой только укрепил его в своем намерении.





* * *


Еженедельные обеды в поместье были обязанностью, которой Александр Гловер, старался не пренебрегать по очень простой причине — ему нравилось беседовать с Викторией. Непостижимым образом она умела облечь себя в уютный кокон спокойствия и непробиваемой самоуверенности. Достаточно было приблизиться к ней на пару метров, чтобы и самому попасть под его защиту.



Что характерно, благостное спокойствие снисходило на Александра уже на повороте дороги к дому, где его встречал теткин кот, местный привратник. К моменту, когда подавали десерт и Пино Гриджио, великого и ужасного Гловера уже можно было брать голыми руками.



— Как у тебя с той девочкой?

Говорить о совершенно конкретных вещах, не называя их прямо — мастерство, которым тетушка владела в совершенстве. И Александр знал, что симулировать неведение ему не удастся.

— Она мне отказала. Я ей не нужен.

Виктория приподняла брови:

— То есть ты уже делал ей предложение?

— Да, в тот же вечер.

— Могу себе представить, как это было — фыркнула старуха. — К койку шагом аррш! Ать-два.

Гловер смущенно опустил глаза. В сущности, так оно и было.

— И ты принял отказ?

Теперь он пожал плечами:

— А что мне остается делать?

— Что делать? — Виктория воинственно воткнула серебряную ложечку в крем-брюле. — С этой старой пираньей Лидией ты даже разучился ухаживать за женщинами.



Что поделать, если ему никогда в жизни не приходилось ухаживать? Он принимал предложения доступных и не обращал внимания на всех остальных. А со временем все стало еще проще. Александр догадывался, что Лидия сама подбирает ему женщин — чувственных, опытных, зрелых — а потом знакомит с ним на благотворительных вечерах, на презентациях, на концертах и церемониях. Иногда она заодно знакомила его и с их мужьями.



Разве он знал, что так нестерпимо, так мучительно захочет эту девчонку, нахальную и бесстрашную. Которой он «почти годится в отцы», хм.

— И как же мне поступить?

— Ну, — тетка снова играла ложечкой, — может быть, для начала стоит вспомнить, что за стенами твоего стеклянного зверинца существуют такие вещи, как порядочность, честность, любовь?

Возвращаясь домой, Гловер уже точно знал, что ни за что не отступит.





* * *


Не желая задерживать водителя, Кэти вышла на улицу. Чуть дальше на углу в ожидании такси топталась парочка, и чтобы не упустить свой кэб, девушка шагнула к краю тротуара. И тут же споткнулась. Не успела ни разозлиться ни испугаться — ее поддержала твердая рука. Судя по температуре тела…

— Спасибо, мистер Гловер.