Ничего личного

Странно, но ссора с боссом настроения Кэти не испортила. Наверное, подействовал простой способ — давать сдачи, не отходя от кассы. А может, это Стив не дал ей времени пострадать от души. Он начал целовать ее еще около входной двери, расстегнул платье на лестнице, а потом, едва успела Кэти сбросить босоножки, затолкал ее в душевую кабину.

— А белье? — Она попыталась выиграть пару минут.

Стив был неумолим:

— Заодно и постираем.

Кэти расслабленно подняла лицо к теплым струйкам воды. Ладно, пусть делает, что хочет.



Когда Стив наконец угомонился, Кэти осторожно выползла из-под его руки, поправила на спящем одеяло и в халате на голое тело спустилась вниз. Прихватив со стола в гостиной свой ноутбук, она прошла в кухню. По вечерам там работалось лучше всего.



Зимой здесь уютно гудел радиатор отопления, а летом можно было распахнуть окно в маленький садик. После смерти матери цветы из садика исчезли, но за кустами шиповника Кэти ухаживала, тем более, что они многого и не требовали. Сейчас они были густо усыпаны небольшими белыми цветами, с наступлением темноты их аромат становился сильнее.



Наверное, ей стоило заранее поинтересоваться, что представляет из себя будущий босс. Но с другой стороны, кто мог предположить, что ей, скромной сотруднице отдела новостей культуры лично придется общаться с великим и ужасным Александром Гловером? Значит, сейчас самое время наверстать упущенное.



Привычно погладив ряд золотых звездочек на крышке ноутбука, Кэти ввела пароль и заполнила поисковую строку Google. Информации было много, толку от нее мало. Александр Гловер, сорока двух лет отроду (Кэти признала, что несколько погорячилась насчет его годности в отцы), Председатель Правления «Индепендент медиа групп» был внуком одного из основателей «Индепендент Дейли» Роберта Гловера. Журналистикой не баловался даже в молодости, но бизнес свой вел железной рукой; намечал цели с прозорливостью горного орла и преследовал их с упорством гиены.



Никаких скандальных связей, никакой информации о личной жизни. Александр Гловер время от времени появлялся на публике со своей тетушкой (той самой леди в синем платье), и изредка в сопровождении очень красивых девушек модельной внешности. Собственно, они и были моделями, нанятыми его журналом для рекламных съемок. Кэти не поленилась внимательнее рассмотреть фотографии — девушки появлялись рядом с боссом только на официальных мероприятиях. Ни одному из папарацци не удалось застукать его в женском обществе вне работы. В конце концов, любители клубнички были вынуждены поставить на нем крест.



Кэти задумчиво поскребла макушку. Тогда что же произошло сегодня вечером в лобби отеля? Индеец решил смахнуть пыль со своей репутации двадцатилетней давности и вспомнить молодость?



Кстати о молодости… Ну, что ж, ничего нового: кража шлемов у полицейских, вывесок с пабов, матерное слово на панцире гигантской черепахи в Лондонском зоопарке. Именно так развлекалась двадцать лет назад «золотая молодежь». Кэти повертела колесико мышки. На экране появились фотографии радостно орущих молодых людей. И где среди этих счастливых идиотов ее отмороженный босс? Неужели этот, с длинными темными волосами и бешеными светлыми глазами? Н-да, такому она, пожалуй, дала бы.



На паре фотографий, вероятно, студенческих, Александр был снят в обнимку с хорошенькой белокурой девушкой. Она влюбленными глазами смотрела на него, он с нежной улыбкой смотрел на нее. Надо же, и не скажешь, что в то время феминистки в лицо называли Гловера шовинистом. А все потому, что Индеец успел пару раз публично заявить, что женщины нужны только для секса. Сейчас он предусмотрительно держал язык за зубами, но, судя по всему, мнения своего не изменил.



Внимание Кэти привлекло женское лицо на заднем плане. При увеличении фотографии его черты расплывались, но эта красивая девушка с русыми волосами казалась странно знакомой. Неужели Лидия Мелвилл? Трудно сказать. Хотя, если судить по расчетливому прищуру глаз и высокомерно приподнятой брови, у этой красотки были все шансы со временем превратиться в великолепную и холодную пепельную блондинку, супругу будущего мэра.



Все. Глаза уже закрывались сами собой. Поставив в мойку чашку из-под чая, Кэти сунула ноут под мышку и направилась в спальню. Может быть, завтра с утра она почитает еще.





* * *


Засунув руки в карманы и привычно покачиваясь с пятки на носок, Александр Гловер некоторое время стоял перед зданием «Индепендент медиа». Горел яркий свет в окнах нижних этажей, где сутки напролет монтировалось оборудование для «Скай Ньюс»; наверное, Равик тоже сидел у себя на пятнадцатом; стекла пентхауса казались матовыми от царившей за ними непроницаемой тьмы.



Поднявшись в лифте на двадцатый, Гловер снова помедлил, а затем направился к своему кабинету. Идти домой не хотелось. Не напрасно тетка называла его квартиру стеклянным зверинцем: в пасмурные дни ему самому бывало неуютно в огромной коробке, насквозь пронизанной жидким светом мутного солнца. Обилие абстрактной живописи на стенах уюта не добавляло.



Заняв место отца, Александр собирался перестроить его кабинет, но обнаружил, что на удивление комфортно чувствует себя за древним столом, обтянутым синим сукном, и в не менее древнем продавленном кресле. Хелен бдительно следила, чтобы запас виски в шкафчике, замаскированном под корешки книг, не иссякал.

Плеснув себе на палец (только чтобы смочить губы), Гловер уселся в кресло и принялся задумчиво барабанить по краю дубовой столешницы. Итак, мисс Эванс сочла его слишком старым для себя. Нельзя было не признать отчасти ее правоту, особенно глядя в ее такое свежее и юное лицо. Сегодняшний макияж прибавил ей от силы год возраста, на видео же она вообще казалась восемнадцатилетней. Трудно сказать, что именно способствовало этому впечатлению — чистая гладкая чуть позолоченная загаром кожа, невинный нежный рот или доверчивое выражение глаз.



Впрочем, сегодня вечером ее взгляд не выражал доверия; Кэти гневно сверлила его расширенными зрачками и глухо рычала, как разъяренная кошка. «Неистовый позор», так она сказала? Что за странное выражение? Какой-то неуместный шекспировский пафос. А если…?


Александр включил рабочий компьютер и вошел в поисковую систему. Множество ссылок адресовало его к трем статьям Люка Харди, известного журналиста, погибшего пять лет назад, активного участника «Сети Вольтера» (13) и одного из организаторов конференции независимых журналистов «Ось мира».

На второй странице обнаружилась еще одна ссылка на анонимную статью, опубликованную на сайте Хью Макдермида. Ожидая, пока информация загрузится на экран, Александр откинулся на спинку кресла и сделал медленный глоток из своего стакана. Он никогда не верил в случайные совпадения. Итак…

«Мы наблюдаем массовое снижение продаж через киоски…»

Правильно, он сам об этом говорил в недавнем интервью.

«Можно было бы списать этот невероятный факт на Интернет, но увеличения подписки на электронные версии газет не наблюдается…»



Тоже верно, хотя об этом он предпочел умолчать.

«По странной иронии судьбы большинство всегда молчаливо. И все же они недвусмысленно выражают свое мнение, когда голосуют кошельками…»

Перед глазами снова всплыла невинная мордашка Кэти Эванс. Вот, значит, ты какая, девочка моя?

«Кто занимает последние места в рейтингах? Банкиры и телеведущие. Каково в наше время место телеведущего? Где-то между политиком и проституткой…»

Честно, прямо и очень, очень неприятно. А самое неприятное, что это мнение полностью совпадает с его собственным. Гловер вернулся к Люку Харди.

На фотографиях разных лет старый бунтарь почти не менялся: поджарая, чуть сутулая фигура, пронзительный взгляд, узкая щель рта, неизменный твидовый пиджак с кожаными заплатами на локтях. Из личных снимков только один — смеющийся мужчина, обнимающий невысокую женщину и девочку-подростка с тонкими ногами и пушистой, как рыжий одуванчик головой.



Александр поднял трубку телефона:

— Густав, ты на месте?

— А где мне еще быть.

И то правда. После смерти жены полтора года назад Густав Равик все свое свободное время проводил в редакции.

— Поднимешься ко мне? — Старый друг был одним из немногих, допускавшихся в «логово» Гловера.

— Лучше ты спускайся. Виски у меня есть.



Густав молча предъявил Александру бутылку с черной этикеткой, получил одобрительный кивок и разлил напиток по стаканам. Вопросов не задавал, ждал, когда Гловер заговорит первым.



— Ты помнишь Люка Харди?

— Ну да, приходилось общаться. Хороший был журналист. Разве ты его не помнишь?

— Я с ним не работал и не пил, — пояснил Александр. — Помню, что он был вечным борцом, и что плохо кончил. Так и не выяснили, кто его подставил?



— До сих пор ничего не известно. Перед смертью он активно сотрудничал с «Обществом по защите прав потребителей» и часто критиковал «Британское сельскохозяйственное общество». Та история о йогуртах, которым присвоили Золотой Знак качества, наделала много шума, когда Люк доказал, что вместо фруктов в них добавляют свеклу и искусственные усилители вкуса.

— Но доказать ничего не смогли.

— Доказали только то, что обвинение в изнасиловании горничной в отеле было фальшивым от начала и до конца.

Правда, газеты не стали дожидаться ни доказательств вины Люка ни даже начала судебного разбирательства, заранее обвинив Харди во всех грехах. Гловер впервые задумался, а что же пережили его жена и дочь, которых не могло не захлестнуть тем потоком грязи, что хлынут тогда со страниц таблоидов.

Странным в той истории казалась и явная беспомощность полиции.

— Ты же знаешь, что доказательства вины основывались только на словах горничной и видеозаписи, зафиксировавшей, как она входит в номер, а затем выскакивает обратно в коридор в рваной форме и с выпученными глазами.

Нет, этого Александр не знал. Он тогда мало интересовался подробностями дела, поручив расследование Густаву.



— Опять же непонятно, почему полиция скрыла тот факт, что на горничной не было обнаружено ДНК Харди. Так что журналистам дали волю сочинять, что угодно. По всем каналам крутили интервью этой бабищи. Господи, да она же была страшная, как моя жизнь.

— Считаешь, он не польстился бы?

— Ты просто не видел Люка. Он умел снимать с женщин трусики одним усилием мысли.

До суда дело так и не дошло. Обнаружились видеозаписи из гостиничного бара, где во время гнусного надругательства над горничной Люк Харди безмятежно пил пиво. Почему они не были найдены в начале расследования и откуда всплыли потом, так и осталось загадкой для читателей.