Ничего личного

Взяв для начала стопку виски, он терпеливо дождался, пока девушка не повернется в его сторону, а затем, удерживая ее удивленный взгляд, двинулся к столику.

— Добрый вечер, мисс Эванс. Рад встретить вас здесь.

— Добрый вечер, мистер Гловер.

И все. Помогать ему никто не собирался.

— Не представите меня своим друзьям?

Кэти с сомнением оглядела своих спутников. Добродушным выглядел только рыжий. Если это брат, подумал Гловер, то придется в лепешку расшибиться, но завербовать его в союзники. Помощь пришла с неожиданной стороны.

— А кто вылакал мой виски? — Раздалось за спиной.

Гловер быстро оглянулся: так и есть, тот самый блондин возмущенно смотрел на сидящих за столом.

— Кто выпил виски, я спрашиваю? — Повторил он.



Все разом указали пальцем друг на друга. Какое трогательное единодушие.

— Минутку, — сказал Гловер и шагнул назад к бару.

Через две минуты он вернулся с бутылкой Баллантайнс (27).

Компания молча оглядела его с ног до головы. Общее мнение выразил блондин:

— Приветствую тебя, о вождь Быстрый кошелек. Садись к нашему костру.

— Это Леонардо, — пояснила Кэти.

— Микеланджело, — черный поднялся с места, чтобы пожать Александру руку.

— Донателло или Рафаэль? — Гловер с любопытством смотрел на брата Кэти.

Невысокий, как и сестра, с внимательными серыми глазами, парень просто излучал спокойную уверенность.

— Раф. — Пожав протянутую руку, он подвинулся на скамье, давая место гостю.

Когда рыжий в свою очередь отправился в туалет, Гловер переместился ближе к Кэти.

— А вас, наверное, звали Эйприл (28)? — Тихо спросил он.

У Микеланджело оказался отличный слух:

— Нет. Она всегда была Малявкой.

Что ж, подумал Александр, он бы тоже с удовольствием называл ее так.

Вторая рюмка пошла не хуже первой, а третью он поставил перед собой, собираясь завершить ею сегодняшний вечер. Кэти тоже не торопилась пить. То ли оттого, что девушка была довольна проделанной работой, то ли чувствовала себя в безопасности в окружении парней, она не выказывала признаков беспокойства от близости Гловера.



— Между прочим, — объявила она, — мой босс тоже закончил Кингстон.

— Значит, мы выпорхнули из одного гнездышка? — Удивился Лео.

— Но я, сами понимаете, учился на факультете журналистики.

— А у меня было программирование.

— А кто у вас вел статистику? Как там Дуглас, еще жив?

Леонардо оживился:

— Был живее всех живых, когда я выпускался. Что ему сделается?

Гловер сам удивился, насколько приятной показалась ему эта болтовня о студенческих годах.

— И что он теперь делает? Дергает себя за подтяжки или пинает плинтус?

— Пинает. Значит, ты помнишь?


Еще бы Индеец не помнил. Билл Дуглас, преподававший статистику, имел неприятную манеру во время лекции расхаживать перед кафедрой и совсем отвратительную привычку дергать себя за подтяжки, когда затруднялся подобрать нужное слово. Щелчок резиновой ленты об округлое брюшко стимулировал умственную деятельность преподавателя и болезненным звоном отдавался в похмельных головах студентов.

— Я сидел во втором ряду, когда подтяжка сорвалась и щелкнула Билла по лбу. Конечно, мы все заржали. А он обиделся. И когда в следующий раз остановился, чтобы щелкнуть подтяжкой, мы даже дышать перестали.

— А он? — Кэти улыбалась от уха до уха.

— А он подумал и пнул плинтус.

— И пинает его до сих пор.

Пришлось повторить эту историю дважды. Пока все хохотали, Кэти тихо спросила Гловера:

— Вы следите за мной, босс?

Он молча кивнул. Глупо было бы отрицать очевидное. Девушка пыталась осмыслить ситуацию, и пока ее брови не успели сдвинуться к переносице, Александр поторопился добавить:

— Предлагаю сделку.

— Еще одну? В дополнение к тем, что уже были раньше?

— Именно. У вас ведь была возможность убедиться, что я держу свое слово, так?

— Ну, дааа… А что за сделка?

— Я могу приходить к вам. А вы можете потребовать, чтобы я ушел, как только мое общество перестанет вам нравиться. Идет?

И почему ей все время казалось, что Индеец играет краплеными картами? Может быть потому, что его общество ей действительно нравилось? Собственно, а что она теряет?

— Оставайтесь, мистер Гловер. И спасибо за виски.





* * *


Обратно возвращались пешком. Дом Кэти находился в трех кварталах от Хампстед Хай стрит, и Гловер счел для себя совершенно естественным проводить девушку, тем более, что его так и не попросили уйти. Они с Кэти незаметно отстали.



Мик с Лео шли в обнимку, а Раф сохранял с ними дистанцию ровно в один шаг, так что Гловеру уже было понятно, кто кому здесь мылит спинку в душе. Стало быть, Кэти не живет с двумя парнями. Она делит дом с двумя парнями, которые живут друг с другом. Совсем другое дело.



Когда дошли, стало совсем темно. Свет лампы перед дверью был таким мутным и тусклым, что Александр не утерпел, и, подхватив Кэти за талию, утянул ее в благоухающую жасмином темноту. Девушка не вырывалась, только чувствовалось, как настороженно она прислушивается к звяканью ключей на крыльце. Гловер не торопился целовать ее, тоже ждал. А, вот оно, со стороны дома донеслось:



— Не целуйтесь, а то меня тошнит (29).

Кэти не могла видеть, как у Александра поползли на лоб брови.

— Сестренка, умри, но не отдавай поцелуя без любви (30). — Еще один пьяный голос.

До этой минуты Гловер был уверен, что сумасшедший здесь только он один.

— Что это с ними? — Его губы почти касались уха девушки, а кудрявые волосы щекотали подбородок.

Ее сердце быстро билось под его ладонью, а беззвучный смех ощущался серией коротких толчков.

— Это они демонстрируют знание русской литературы. Грамотеи.

— Причем здесь русская классика?

— Совершенно не причем. Вы хотели мне что-то сказать, мистер Гловер?

Говорить ему совершенно не хотелось. Только гладить ее кожу под рубашкой, такую тонкую и горячую, словно тающую от внутреннего огня. Проникнуть в нее через уши, глаза, рот… через… Тут его довольно чувствительно хлопнули по руке, и почти в ту же секунду откуда-то сверху раздался дребезжащий старческий голос:

— Кэти, что там делает этот симпатичный молодой человек?

Александр растерянно огляделся: неужели здесь живут говорящие совы? Кэти тоже смотрела куда-то вверх:

— Добрый вечер, миссис Симмонс. Этот молодой человек делает мне неприличные предложения.