Невозможная девушка
Часть 7 из 54 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Кора взглянула на свою правую руку. Костяшки пальцев были разбиты в кровь и побаливали.
– Ничего страшного. Нужно помазать мазью, и все пройдет.
– А если фингал заработаешь? Какая же леди с синяками на лице?
– Подумаешь! Тогда я несколько недель подряд буду Джейкобом. Ему свирепый вид даже к лицу.
– Пускай сюда приходят, уж я им устрою газовую атаку! – Лия помахала рукой у ягодиц. – Как раз от вчерашнего портера живот пучит.
Кора рассмеялась и резво вскочила на ноги. Через несколько минут она спустилась вниз в батистовом платье розового и зеленого цветов, затянутая в корсет. Юбка с турнюром подчеркивала ее тонкую талию. На голове был ее любимый парик. Выбившиеся из-под него на лбу и висках завитки настоящих волос придавали ей естественный вид. Несмотря на то что ее видели только Лия и Александр, было важно учесть все детали, которые делали ее Корой. Она взяла себе за правило никогда не смешивать два своих образа.
Кора вошла в гостиную, где уже был накрыт стол к завтраку. Яйца всмятку! Нет, Лия все-таки просто прелесть! За столом сидел Александр. Он никак не поприветствовал ее, уткнувшись в свежий номер «Курьер энд энквайер». Когда Кора была маленькой, он всегда встречал ее объятиями, а иногда даже поцелуем. Сейчас же он вел себя сухо и формально. Ей так не хватало тех старых времен.
Александр был высоким мужчиной приятной наружности. Ему было уже под сорок, на голове у него виднелось много седых волос. Он еще не растолстел и не обрюзг, как многие в его возрасте, – наоборот, выглядел очень подтянуто, как бродвейские денди. В отличие от этих щеголеватых прожигателей жизни, одет он был скромно. Он знал, что красота – это вовсе не шелка и жемчуг. Но что Коре нравилось в нем больше всего – так это его руки. Это были руки скульптора: с длинными тонкими пальцами, сильные и нежные одновременно.
– Как идут дела на работе, Александр? Что с восковыми фигурами? – небрежно поинтересовалась Кора, разливая чай.
– Все отлично плавится, тянется и иногда ломается.
Александр убрал с носа очки.
– Бог мой, Кора! Ты вся в синяках. Видела бы тебя Шарлотта.
Кора положила себе на тарелку булочку и сделала глоток чая. Каждый раз, когда Лия или Александр упрекали ее за образ жизни, неизбежно всплывало имя Шарлотты. Действительно, что бы она сказала? Расстроилась бы? Поддержала бы ее? Кора надеялась, что на небесах ее мать и тетя не занимались обсуждением ее выбора, хотя бы потому, что она сделала его под влиянием их жизни. Это Шарлотта первой придумала, как зарабатывать неплохие деньги на кладбищах. Она сообщала резуррекционистам ценные сведения. Пользуясь полученным ей великосветским воспитанием, она вполне чувствовала себя в своей тарелке на кладбищах для богачей – никто даже и не сомневался, что она приходится родственницей кому-нибудь из покойных. Шарлотта способствовала тому, чтобы могилы богачей постигла та же участь, как и могилы простых людей.
– Я думаю, – задумчиво сказала Кора, – что она мной гордилась бы.
– Сомневаюсь, – холодно парировал Александр, складывая газету.
– Ну и зря.
Вошла Лия, вытерла руки о передник и уселась напротив Коры.
– Как ты разговариваешь с дядей, Кора? О манерах совсем забыла.
Манеры. Одного этого слова было достаточно, чтобы та самая Кора, которая по ночам выкапывала трупы, раздавала тумаки мужчинам и утягивала себе марлей грудь, сразу же замолкала. Александр не был ей родным дядей, но она считала его таковым. Он был рядом с ней, когда она в детстве свалилась с дерева и сломала себе руку. Когда она заболела корью и едва не умерла, он приносил ей лекарства и чуть было не высадил дверь аптеки в полночь. Кора практически заменила им с Шарлоттой их умершего ребенка, но было очевидно, что они так до конца и не оправились от этого удара. С появлением на свет Коры они стали жить скорее как брат и сестра, чем как семейная пара.
Будучи скульптором, Александр сотрудничал с медиками. Он создавал восковые фигуры в анатомических подробностях, которые использовались студентами для изучения строения человеческого тела. Его мастерство позволяло добиться результата, при котором отлитые из воска бифуркация общей сонной артерии и сухожилия кисти руки были неотличимы от настоящих. Кора знала, что ему больше нравилось работать с мрамором и глиной, однако за восковые фигуры платили больше, и он мог оплачивать счета. Сам он сравнивал себя с поэтом, вынужденным, чтобы прокормиться, выпускать бульварные газетенки.
Восковые фигуры были востребованы. Профессора анатомии Медицинского колледжа высоко ценили Александра, и появившиеся анатомические музеи готовы были с руками оторвать его работы: восковые копии сердец и легких, туловища в разрезе с детально воссозданными внутренними органами и кровеносными сосудами. Все люди внутри одинаковы, – бывало, говорил Александр. – Могила уравнивает всех. Шарлотта пыталась добиться всеобщего равенства – хотя бы после смерти.
– Кора, – строго начал он.
– Да? – Она подняла глаза и улыбнулась. – Я тебя слушаю.
– Твоя тетя… Ты слишком увлеклась. Эта работа была временным решением. Сейчас я неплохо зарабатываю и вполне могу обеспечивать вас с Лией всем необходимым. Ты можешь в любой момент бросить работу.
Кора закусила губу. Лия молча ела свою булку с изюмом.
– Нет, не могу, – сказала Кора. – Я не хочу от тебя зависеть. Я благодарна тебе за беспокойство, но что если ты решишь жениться или заболеешь? Нет, я никак не могу отказаться от этой работы.
– То, чем ты занимаешься, очень опасно. И это может плохо закончиться. Если ты непременно хочешь работать, найди себе другое занятие.
– И какое же? – возразила Кора. – Пришивать воротники? Заниматься рукоделием? Работать по четырнадцать часов в день и окончательно посадить себе зрение за пятьдесят центов в неделю? Устроиться к кому-нибудь служанкой за мизерную плату? А Лию я на что буду кормить? А может быть, мне к мадам Эмерó пойти? После вечерних спектаклей там всегда толпы клиентов.
Александр поднял глаза к потолку.
– Я все понял.
– Удачно выйти замуж я не могу: все ищут девушек из хорошей семьи. Каттеры думают, что я давно умерла. Они ни цента не дали тете с тех пор, как она вернулась в город. И я сомневаюсь, что весточка от меня их сильно обрадует.
Кора и не собиралась проводить остаток своих дней в роскошном особняке. Шарлотта рассказывала ей, что женщинам в роду Каттеров – а Кора, как бы то ни было, принадлежала к их числу – никогда не нравилось сидеть в золотой клетке. Бабушка Коры со стороны матери вышла замуж за богатого наследника семьи Каттер и писала сентиментальные романы. А ее прабабка ушла от мужа, чтобы заниматься балетом. Одним словом, по женской линии Каттерам никогда не сиделось на месте. И Кора не стала бы нарушать эту традицию.
– Шарлотта сказала бы тебе то же самое. – Александр потянулся к ее руке. – Я же вижу, что эта работа не приносит тебе удовольствия.
– Неправда. – Кора смущенно отдернула руку. Несмотря на то что она считала его своим дядей, он все-таки оставался неженатым мужчиной. Конечно же, у нее не было предрассудков на этот счет, но мало ли что могло взбрести в голову остальным. – Работа мне нравится. Это в каком-то смысле служение человечеству. Я помогаю врачам лучше разобраться в загадках человеческого тела. Чем лучше они их изучат, тем меньше людей будет страдать от болезней.
– А с Джейкобом что? – встряла в разговор Лия. Она перестала собирать с платья крошки, и это не предвещало ничего хорошего.
– А что с ним?
– Может быть, пора уже забыть о нем? – подхватил Александр. – Возможно, когда-нибудь тебе захочется создать семью?
– Это исключено. Я без него не могу.
Кора не упомянула об этом, но хотя они с Джейкобом по определению не могли одновременно находиться в одном и том же месте, их друг без друга не существовало. Она практически все детство провела в его шкуре. Только когда ей исполнилось четырнадцать и стало тяжело скрывать, что она девочка, Шарлотта перевезла Кору на Манхэттен и начала учить ее вести себя как молодая леди. Тогда Коре было непросто свыкнуться с мыслью, что Джейкоба больше нет, – это было похоже на попытки убедить себя, что отныне ей придется жить без руки или без ноги. И первое, что она сделала, когда начала работать, было возвращение к прежней жизни в образе брата-близнеца. Кора дотронулась до синяков на руке – это были его синяки, их общие.
Лия и Александр не сводили с нее глаз. Кора широко улыбнулась.
– Джейкоб принес нам больше дохода, чем я смогла бы одна. Только благодаря ему мы можем позволить себе жить на Ирвинг-плейс. Это же очевидно. Поэтому я не собираюсь с ним прощаться. Он помогает мне чувствовать себя в безопасности.
Кора приложила руку к своему второму сердцу.
– Наверняка все уже об этом забыли, – проговорила Лия. – Лет-то немало прошло. – От волнения у нее зачесался нос.
– Ах если бы! – вздохнул Александр. – Доктор Грайер о ней людям все уши прожужжал. До самой смерти всем рассказывал о девочке, у которой два сердца.
– Вот видишь, – поддакнула Кора.
Лия вполголоса выругалась. Александр посмотрел на нее так строго, что ей пришлось встать и выйти из комнаты.
Кора сменила тему:
– Недавно открылся Большой анатомический музей. Я там была два раза, но мне так и не удалось побеседовать с его куратором.
– Не нравится мне, куда ты клонишь. – Александр снова уткнулся в газету.
– У меня есть к нему разговор.
– И что ты предлагаешь?
– Ты же с ним знаком. Тебе не раз приходилось бывать в музее.
– Кора, я скорее вымажусь навозом с ног до головы, чем соглашусь тебя ему представить. Фредерик Дункан обращается с женщинами хуже, чем с собаками. А их он режет живьем. Это ужасный человек.
«А по-моему, так лучше Дункан, чем Флинт, – подумала Кора. – Кто угодно, только бы не он». Она спрятала ободранную руку за спиной.
– Пожалуйста, Александр. В музее проводятся обучающие лекции по анатомии. Дункан наверняка желает обойти своих конкурентов. И для этого ему нужно постоянно обновлять материал. Я буду осторожна. До сих пор мне всегда это удавалось. Сегодня после обеда музей открыт. Проводишь меня?
Вошла Лия – она, конечно же, подслушивала за дверью.
– Нож не забудь. А лучше два. Про этого Дункана разные слухи ходят. Люди говорят, тот еще мерзавец.
Кора изящно встала из-за стола. Ее платье идеально подчеркивало фигуру: пышные складки на бедрах, тугой корсет, легкая полупрозрачная пелерина на плечах, слегка прикрывавшая грудь.
– Думаю, он не оставит меня без внимания. Но ты права, Лия.
Лия и Александр без слов остались стоять в гостиной, а Кора, давясь от смеха, вприпрыжку взбежала вверх по лестнице, чтобы дополнить свой туалет парочкой остро заточенных аксессуаров. Встречи с Флинтом сегодня не предвиделось, и это ее радовало. День будет посвящен поиску новых контактов, которые в будущем могут обернуться новыми заказами. И это радовало ее еще больше.
В центр города от Юнион-сквер они поехали на омнибусе. Повозка, запряженная четырьмя лошадьми, была почти до отказа забита пассажирами. На боку омнибуса красовалась яркая надпись «Томас Джефферсон». Водитель встречал каждого нового пассажира криком: «Пошевеливайся! Чего встал? Не загораживай проход!» На всем острове водители омнибуса славились своей язвительностью. Кора и Александр заплатили за проезд и протиснулись назад, к обтянутым красным бархатом сиденьям. Они давно утратили следы былой роскоши, успев послужить уже не одной тысяче людей.
– Когда-нибудь изобретут поезд, который будет ездить над землей, по мосту, через весь остров, – сказал Александр. – Я слышал, о нем уже говорят. Надземная железная дорога. Возможно, и под землей скоро будут ходить поезда.
– Какая нелепица, – отозвалась Кора, зажатая между Александром и одной полной дамой. Как только лошади остановились на углу Энтони-стрит и Бродвея, она первая вскочила с места.
Под руку с Александром они прошли по улице, обходя кучи конского навоза по обеим ее сторонам. Крики водителей омнибусов, стук сотен конских копыт по мостовой и грохот колес действовали на них почти успокаивающе. Эти звуки были пульсом города, его музыкой, обрушивающейся на вновь прибывших ньюйоркцев с первых же минут в порту.
Александр безучастно смотрел прямо перед собой. С тех пор как умерла Шарлотта, он практически никогда не улыбался. Иногда Коре казалось, что все те знаки внимания, которые он ей оказывал: брал за руку или спрашивал о здоровье, – были ничем иным, как долгом, отдаваемым им Шарлотте. Но Кора была благодарна ему и за это. Она ужасно скучала по тому веселому дядюшке, которым он некогда был. Тогда, в ее детстве, он мастерил ей солнечные часы из бумаги и рисовал чернилами рожицы на пальцах, устраивая настоящий кукольный театр холодными зимними вечерами.
Справа от них, за изящными железными воротами, располагалась нью-йоркская больница, а слева – красивое здание Бродвейского театра с развевающимся на крыше флагом. На следующей улице, между галантерейной лавкой и аптекой, виднелся Большой анатомический музей. Снаружи стояли рекламные щиты, и несчастного вида мальчишка с двумя зазывными плакатами прогуливался по тротуару. У входа в музей столпился народ.
На спине у мальчика Кора прочла следующее:
ЗАРОЖДЕНИЕ и РАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ:
УРОДСТВА и ОТКЛОНЕНИЯ!
– Ничего страшного. Нужно помазать мазью, и все пройдет.
– А если фингал заработаешь? Какая же леди с синяками на лице?
– Подумаешь! Тогда я несколько недель подряд буду Джейкобом. Ему свирепый вид даже к лицу.
– Пускай сюда приходят, уж я им устрою газовую атаку! – Лия помахала рукой у ягодиц. – Как раз от вчерашнего портера живот пучит.
Кора рассмеялась и резво вскочила на ноги. Через несколько минут она спустилась вниз в батистовом платье розового и зеленого цветов, затянутая в корсет. Юбка с турнюром подчеркивала ее тонкую талию. На голове был ее любимый парик. Выбившиеся из-под него на лбу и висках завитки настоящих волос придавали ей естественный вид. Несмотря на то что ее видели только Лия и Александр, было важно учесть все детали, которые делали ее Корой. Она взяла себе за правило никогда не смешивать два своих образа.
Кора вошла в гостиную, где уже был накрыт стол к завтраку. Яйца всмятку! Нет, Лия все-таки просто прелесть! За столом сидел Александр. Он никак не поприветствовал ее, уткнувшись в свежий номер «Курьер энд энквайер». Когда Кора была маленькой, он всегда встречал ее объятиями, а иногда даже поцелуем. Сейчас же он вел себя сухо и формально. Ей так не хватало тех старых времен.
Александр был высоким мужчиной приятной наружности. Ему было уже под сорок, на голове у него виднелось много седых волос. Он еще не растолстел и не обрюзг, как многие в его возрасте, – наоборот, выглядел очень подтянуто, как бродвейские денди. В отличие от этих щеголеватых прожигателей жизни, одет он был скромно. Он знал, что красота – это вовсе не шелка и жемчуг. Но что Коре нравилось в нем больше всего – так это его руки. Это были руки скульптора: с длинными тонкими пальцами, сильные и нежные одновременно.
– Как идут дела на работе, Александр? Что с восковыми фигурами? – небрежно поинтересовалась Кора, разливая чай.
– Все отлично плавится, тянется и иногда ломается.
Александр убрал с носа очки.
– Бог мой, Кора! Ты вся в синяках. Видела бы тебя Шарлотта.
Кора положила себе на тарелку булочку и сделала глоток чая. Каждый раз, когда Лия или Александр упрекали ее за образ жизни, неизбежно всплывало имя Шарлотты. Действительно, что бы она сказала? Расстроилась бы? Поддержала бы ее? Кора надеялась, что на небесах ее мать и тетя не занимались обсуждением ее выбора, хотя бы потому, что она сделала его под влиянием их жизни. Это Шарлотта первой придумала, как зарабатывать неплохие деньги на кладбищах. Она сообщала резуррекционистам ценные сведения. Пользуясь полученным ей великосветским воспитанием, она вполне чувствовала себя в своей тарелке на кладбищах для богачей – никто даже и не сомневался, что она приходится родственницей кому-нибудь из покойных. Шарлотта способствовала тому, чтобы могилы богачей постигла та же участь, как и могилы простых людей.
– Я думаю, – задумчиво сказала Кора, – что она мной гордилась бы.
– Сомневаюсь, – холодно парировал Александр, складывая газету.
– Ну и зря.
Вошла Лия, вытерла руки о передник и уселась напротив Коры.
– Как ты разговариваешь с дядей, Кора? О манерах совсем забыла.
Манеры. Одного этого слова было достаточно, чтобы та самая Кора, которая по ночам выкапывала трупы, раздавала тумаки мужчинам и утягивала себе марлей грудь, сразу же замолкала. Александр не был ей родным дядей, но она считала его таковым. Он был рядом с ней, когда она в детстве свалилась с дерева и сломала себе руку. Когда она заболела корью и едва не умерла, он приносил ей лекарства и чуть было не высадил дверь аптеки в полночь. Кора практически заменила им с Шарлоттой их умершего ребенка, но было очевидно, что они так до конца и не оправились от этого удара. С появлением на свет Коры они стали жить скорее как брат и сестра, чем как семейная пара.
Будучи скульптором, Александр сотрудничал с медиками. Он создавал восковые фигуры в анатомических подробностях, которые использовались студентами для изучения строения человеческого тела. Его мастерство позволяло добиться результата, при котором отлитые из воска бифуркация общей сонной артерии и сухожилия кисти руки были неотличимы от настоящих. Кора знала, что ему больше нравилось работать с мрамором и глиной, однако за восковые фигуры платили больше, и он мог оплачивать счета. Сам он сравнивал себя с поэтом, вынужденным, чтобы прокормиться, выпускать бульварные газетенки.
Восковые фигуры были востребованы. Профессора анатомии Медицинского колледжа высоко ценили Александра, и появившиеся анатомические музеи готовы были с руками оторвать его работы: восковые копии сердец и легких, туловища в разрезе с детально воссозданными внутренними органами и кровеносными сосудами. Все люди внутри одинаковы, – бывало, говорил Александр. – Могила уравнивает всех. Шарлотта пыталась добиться всеобщего равенства – хотя бы после смерти.
– Кора, – строго начал он.
– Да? – Она подняла глаза и улыбнулась. – Я тебя слушаю.
– Твоя тетя… Ты слишком увлеклась. Эта работа была временным решением. Сейчас я неплохо зарабатываю и вполне могу обеспечивать вас с Лией всем необходимым. Ты можешь в любой момент бросить работу.
Кора закусила губу. Лия молча ела свою булку с изюмом.
– Нет, не могу, – сказала Кора. – Я не хочу от тебя зависеть. Я благодарна тебе за беспокойство, но что если ты решишь жениться или заболеешь? Нет, я никак не могу отказаться от этой работы.
– То, чем ты занимаешься, очень опасно. И это может плохо закончиться. Если ты непременно хочешь работать, найди себе другое занятие.
– И какое же? – возразила Кора. – Пришивать воротники? Заниматься рукоделием? Работать по четырнадцать часов в день и окончательно посадить себе зрение за пятьдесят центов в неделю? Устроиться к кому-нибудь служанкой за мизерную плату? А Лию я на что буду кормить? А может быть, мне к мадам Эмерó пойти? После вечерних спектаклей там всегда толпы клиентов.
Александр поднял глаза к потолку.
– Я все понял.
– Удачно выйти замуж я не могу: все ищут девушек из хорошей семьи. Каттеры думают, что я давно умерла. Они ни цента не дали тете с тех пор, как она вернулась в город. И я сомневаюсь, что весточка от меня их сильно обрадует.
Кора и не собиралась проводить остаток своих дней в роскошном особняке. Шарлотта рассказывала ей, что женщинам в роду Каттеров – а Кора, как бы то ни было, принадлежала к их числу – никогда не нравилось сидеть в золотой клетке. Бабушка Коры со стороны матери вышла замуж за богатого наследника семьи Каттер и писала сентиментальные романы. А ее прабабка ушла от мужа, чтобы заниматься балетом. Одним словом, по женской линии Каттерам никогда не сиделось на месте. И Кора не стала бы нарушать эту традицию.
– Шарлотта сказала бы тебе то же самое. – Александр потянулся к ее руке. – Я же вижу, что эта работа не приносит тебе удовольствия.
– Неправда. – Кора смущенно отдернула руку. Несмотря на то что она считала его своим дядей, он все-таки оставался неженатым мужчиной. Конечно же, у нее не было предрассудков на этот счет, но мало ли что могло взбрести в голову остальным. – Работа мне нравится. Это в каком-то смысле служение человечеству. Я помогаю врачам лучше разобраться в загадках человеческого тела. Чем лучше они их изучат, тем меньше людей будет страдать от болезней.
– А с Джейкобом что? – встряла в разговор Лия. Она перестала собирать с платья крошки, и это не предвещало ничего хорошего.
– А что с ним?
– Может быть, пора уже забыть о нем? – подхватил Александр. – Возможно, когда-нибудь тебе захочется создать семью?
– Это исключено. Я без него не могу.
Кора не упомянула об этом, но хотя они с Джейкобом по определению не могли одновременно находиться в одном и том же месте, их друг без друга не существовало. Она практически все детство провела в его шкуре. Только когда ей исполнилось четырнадцать и стало тяжело скрывать, что она девочка, Шарлотта перевезла Кору на Манхэттен и начала учить ее вести себя как молодая леди. Тогда Коре было непросто свыкнуться с мыслью, что Джейкоба больше нет, – это было похоже на попытки убедить себя, что отныне ей придется жить без руки или без ноги. И первое, что она сделала, когда начала работать, было возвращение к прежней жизни в образе брата-близнеца. Кора дотронулась до синяков на руке – это были его синяки, их общие.
Лия и Александр не сводили с нее глаз. Кора широко улыбнулась.
– Джейкоб принес нам больше дохода, чем я смогла бы одна. Только благодаря ему мы можем позволить себе жить на Ирвинг-плейс. Это же очевидно. Поэтому я не собираюсь с ним прощаться. Он помогает мне чувствовать себя в безопасности.
Кора приложила руку к своему второму сердцу.
– Наверняка все уже об этом забыли, – проговорила Лия. – Лет-то немало прошло. – От волнения у нее зачесался нос.
– Ах если бы! – вздохнул Александр. – Доктор Грайер о ней людям все уши прожужжал. До самой смерти всем рассказывал о девочке, у которой два сердца.
– Вот видишь, – поддакнула Кора.
Лия вполголоса выругалась. Александр посмотрел на нее так строго, что ей пришлось встать и выйти из комнаты.
Кора сменила тему:
– Недавно открылся Большой анатомический музей. Я там была два раза, но мне так и не удалось побеседовать с его куратором.
– Не нравится мне, куда ты клонишь. – Александр снова уткнулся в газету.
– У меня есть к нему разговор.
– И что ты предлагаешь?
– Ты же с ним знаком. Тебе не раз приходилось бывать в музее.
– Кора, я скорее вымажусь навозом с ног до головы, чем соглашусь тебя ему представить. Фредерик Дункан обращается с женщинами хуже, чем с собаками. А их он режет живьем. Это ужасный человек.
«А по-моему, так лучше Дункан, чем Флинт, – подумала Кора. – Кто угодно, только бы не он». Она спрятала ободранную руку за спиной.
– Пожалуйста, Александр. В музее проводятся обучающие лекции по анатомии. Дункан наверняка желает обойти своих конкурентов. И для этого ему нужно постоянно обновлять материал. Я буду осторожна. До сих пор мне всегда это удавалось. Сегодня после обеда музей открыт. Проводишь меня?
Вошла Лия – она, конечно же, подслушивала за дверью.
– Нож не забудь. А лучше два. Про этого Дункана разные слухи ходят. Люди говорят, тот еще мерзавец.
Кора изящно встала из-за стола. Ее платье идеально подчеркивало фигуру: пышные складки на бедрах, тугой корсет, легкая полупрозрачная пелерина на плечах, слегка прикрывавшая грудь.
– Думаю, он не оставит меня без внимания. Но ты права, Лия.
Лия и Александр без слов остались стоять в гостиной, а Кора, давясь от смеха, вприпрыжку взбежала вверх по лестнице, чтобы дополнить свой туалет парочкой остро заточенных аксессуаров. Встречи с Флинтом сегодня не предвиделось, и это ее радовало. День будет посвящен поиску новых контактов, которые в будущем могут обернуться новыми заказами. И это радовало ее еще больше.
В центр города от Юнион-сквер они поехали на омнибусе. Повозка, запряженная четырьмя лошадьми, была почти до отказа забита пассажирами. На боку омнибуса красовалась яркая надпись «Томас Джефферсон». Водитель встречал каждого нового пассажира криком: «Пошевеливайся! Чего встал? Не загораживай проход!» На всем острове водители омнибуса славились своей язвительностью. Кора и Александр заплатили за проезд и протиснулись назад, к обтянутым красным бархатом сиденьям. Они давно утратили следы былой роскоши, успев послужить уже не одной тысяче людей.
– Когда-нибудь изобретут поезд, который будет ездить над землей, по мосту, через весь остров, – сказал Александр. – Я слышал, о нем уже говорят. Надземная железная дорога. Возможно, и под землей скоро будут ходить поезда.
– Какая нелепица, – отозвалась Кора, зажатая между Александром и одной полной дамой. Как только лошади остановились на углу Энтони-стрит и Бродвея, она первая вскочила с места.
Под руку с Александром они прошли по улице, обходя кучи конского навоза по обеим ее сторонам. Крики водителей омнибусов, стук сотен конских копыт по мостовой и грохот колес действовали на них почти успокаивающе. Эти звуки были пульсом города, его музыкой, обрушивающейся на вновь прибывших ньюйоркцев с первых же минут в порту.
Александр безучастно смотрел прямо перед собой. С тех пор как умерла Шарлотта, он практически никогда не улыбался. Иногда Коре казалось, что все те знаки внимания, которые он ей оказывал: брал за руку или спрашивал о здоровье, – были ничем иным, как долгом, отдаваемым им Шарлотте. Но Кора была благодарна ему и за это. Она ужасно скучала по тому веселому дядюшке, которым он некогда был. Тогда, в ее детстве, он мастерил ей солнечные часы из бумаги и рисовал чернилами рожицы на пальцах, устраивая настоящий кукольный театр холодными зимними вечерами.
Справа от них, за изящными железными воротами, располагалась нью-йоркская больница, а слева – красивое здание Бродвейского театра с развевающимся на крыше флагом. На следующей улице, между галантерейной лавкой и аптекой, виднелся Большой анатомический музей. Снаружи стояли рекламные щиты, и несчастного вида мальчишка с двумя зазывными плакатами прогуливался по тротуару. У входа в музей столпился народ.
На спине у мальчика Кора прочла следующее:
ЗАРОЖДЕНИЕ и РАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ:
УРОДСТВА и ОТКЛОНЕНИЯ!