Невеста Карателя, или Краденная Весна
Часть 5 из 86 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Думай башкой. Кто же из нейеров ему дочерей будет отдавать? Дангортская знать гроггами от него откупается! Смердакам, ремесленным или торгашам нечем. Отдают семьи девок, у кого есть они. Из других княжеств брать — смута начнется, Правителю это тоже не надо. Вот и таскают Карателю местных простушек. Да им и на руку, девкам этим! Что ей жить в нужде, да в пыли? Так хоть маленькая, но возможность выгрести. Та же, молочница, выгребла? Вооот, и другие тоже хотят!
Немного, да и сбивчиво рассказала Нелли, но даже этих скудных рассказов хватило девушке для того, чтобы заставить себя успокоиться, и начать укладывать мысли в голове, как товары в лавочной кладовой.
Просто уборка, как они делали это с Николасом, когда... СТОП.
Не сейчас. Потом. Всё потом. Теперь же...
...Теперь же было то, что было — экипаж, мелко потряхивая боками, медленно въехав в открытые ворота.
Подкатив к широкому, низкому крыльцу с каменными ступенями, он резко замер, будто натолкнувшись на преграду.
— Всё, выходи, — велела Нелли пленнице — И помни, о чем тебе говорилось.
Амелла Радонир запахнулась плотнее в плащ, слишком тяжёлый и широкий для неё. Следуя за грузно спустившейся со ступенек повозки охранницей, последовала за ней, давя хрустящую от льда траву и мелкий гравий дорожки, ведущей в дом.
Дом был огромен и темен, а ступени и впрямь обледеневшие.
Хотя, может, это был и не лед, а просто слезы.
Кто знает...
________________________________
*Грогги — золотые монеты
Глава 4
Внутри дом Карателя оказался ещё мрачнее, чем снаружи.
Разве что странная, не по времени поразившая угодья Правителя города изморозь не хрустела под ногами.
А так — та же самая холодность. Каменные полы, аккуратные и вышорканные до скрипа, тяжелая, массивная мебель, напоминающая те самые дома, смотрящие со снисхождением и спесью на журчащие внизу ручейки повозок и людей.
Странные то ли картины, то ли портреты добавляли "нелюдимости" этому месту, а громоздкие, напольные часы и еле еле теплящийся камин — тоски и чувства претенциозности положения.
"Склеп, как есть могила, — думала девица Радонир, семеня вслед за Нелли и стараясь не раскатиться на серых, тускло блестящих плитах пола — Понятно дело, отчего он баб мурыжит! Посиди тут, в этих камнях, поневоле тепла захочешь. Со скуки сдохнуть можно, а так — хоть какое никакое, а веселье... Тут и коту не место, помрет с холоду тот кот! Цветы в кадушках поставь — передохнут. Сам — то как ботинки не скинул* еще, карацитово семя..."
Мельком подумав про цветы в кадушках, девушка вспомнила деревню, где пришлось жить ей после смерти матери и до самых похорон отца.
Мать Амеллы упокоилась, когда девочке исполнилось четыре года.
Не имея возможностей, да и большого желания заботиться о ребенке, сельский оружейник Дейл Радонир быстренько сплавил дочь родне.
Вручив заботы о семейном ремесле старшему, достигнувшему тогда рубежа четырнадцати лет сыну Николасу, сам же предался забытью, крепко и надолго припав к бутылке.
О том, как жили отец и брат, Амелла тогда не задумывалась. Тетка Лима, вдовая, старшая сестра матери, окружила заботой маленькую племянницу, и уж как умела, а старалась дать той всё самое лучшее, что могла.
Всего досталось Амелле Радонир: и тепла, и заботы, и нехитрых подарков к праздникам (семья была не из богатых).
Также доставалось девочке вдоволь и поучений, и родственных тычков, и наказаний за провинности — Лима была крута на характер. Совсем не терпела она непослушания ни от племянницы, ни от родных своих четверых детей, коим прилетало за огрехи ничуть не меньше, чем вертлявому, непоседливому, задиристому "приемышу".
— Игла у тебя в заду, Мелли, — говорила тетка, смазывая маслом очередной ожог или бинтуя чистой тряпицей порез, одновременно отирая слезы и сопли с лица хнычущего ребенка — Какого ляда тебя несёт, где не просят? До срока, видать с матерью встретиться хочешь?
— Нееее, — всхлипывала обычно Амелла — Меее... нееее...
После, успокоенная наконец грубоватыми объятиями и нехитрым лечением, усаживалась девочка в подушки на топчан в "горнице", где всё еще редко всхлипывая, принималась за "утешительное" угощение — сладкий пирог или приторную, пахучую карамель домашней варки.
Вот там — то, в этой самой "горнице", насквозь пропахшей сухими травами, побелкой и жженым сахаром, и стояли те самые цветы в кадушках.
Громадные, ребристые листья и нагложелтые, узколистые соцветья казались тогда восхищенному ребенку верхом совершенства...
Тетка Лима умерла, едва Амелле едва исполнилось восемнадцать.
А спустя некоторое время после похорон в деревню явился Николас — осунувшийся и необычно серьезный.
По виду парня можно было догадаться сразу, что это совсем не тот привычный, ежегодный его визит. Даже на похоронах тетки Ник не выглядел так... устало.
— Собирайся, — заявил сестре — Отец помер. Поедем наследство принимать.
...Ненадолго задумавшись и унесшись мыслями в далекое прошлое, девица Радонир всё же не устояла на ногах. Оскользнувшись, и одновременно запнувшись о край толстого ковра, она ойкнула, чуть не повалившись на пол.
— Тихо ты, — шикнула Нелли, цепко ухватив локоть пленницы — Ноги не держат?
И тут же, дернув девушку за собой, склонилась так низко, насколько позволяли пышные бока и объемистый живот.
Амелла не поторопилась последовать её примеру, и поэтому увидела медленно спускающуюся по лестнице рослую, крепкую и довольно уже пожилую даму, затянутую в черное, строгое, глухое длинное платье. Белый воротничок, впившийся в шею, казалось готов был располовинить эту самую шею надвое. Седые волосы женщины были собраны в высокий "хвост".
— Распорядительница Хозяина! — прошипела охранница — Кланяйся, дура!
Амелла наклонила голову, почувствовав вдруг резкую боль в спине и совершенную "негибкость".
— Хм, — вместо приветствия выдохнула подошедшая — Так значит это и есть та самая девушка? В счет долга?
Нелли закивала головой:
Немного, да и сбивчиво рассказала Нелли, но даже этих скудных рассказов хватило девушке для того, чтобы заставить себя успокоиться, и начать укладывать мысли в голове, как товары в лавочной кладовой.
Просто уборка, как они делали это с Николасом, когда... СТОП.
Не сейчас. Потом. Всё потом. Теперь же...
...Теперь же было то, что было — экипаж, мелко потряхивая боками, медленно въехав в открытые ворота.
Подкатив к широкому, низкому крыльцу с каменными ступенями, он резко замер, будто натолкнувшись на преграду.
— Всё, выходи, — велела Нелли пленнице — И помни, о чем тебе говорилось.
Амелла Радонир запахнулась плотнее в плащ, слишком тяжёлый и широкий для неё. Следуя за грузно спустившейся со ступенек повозки охранницей, последовала за ней, давя хрустящую от льда траву и мелкий гравий дорожки, ведущей в дом.
Дом был огромен и темен, а ступени и впрямь обледеневшие.
Хотя, может, это был и не лед, а просто слезы.
Кто знает...
________________________________
*Грогги — золотые монеты
Глава 4
Внутри дом Карателя оказался ещё мрачнее, чем снаружи.
Разве что странная, не по времени поразившая угодья Правителя города изморозь не хрустела под ногами.
А так — та же самая холодность. Каменные полы, аккуратные и вышорканные до скрипа, тяжелая, массивная мебель, напоминающая те самые дома, смотрящие со снисхождением и спесью на журчащие внизу ручейки повозок и людей.
Странные то ли картины, то ли портреты добавляли "нелюдимости" этому месту, а громоздкие, напольные часы и еле еле теплящийся камин — тоски и чувства претенциозности положения.
"Склеп, как есть могила, — думала девица Радонир, семеня вслед за Нелли и стараясь не раскатиться на серых, тускло блестящих плитах пола — Понятно дело, отчего он баб мурыжит! Посиди тут, в этих камнях, поневоле тепла захочешь. Со скуки сдохнуть можно, а так — хоть какое никакое, а веселье... Тут и коту не место, помрет с холоду тот кот! Цветы в кадушках поставь — передохнут. Сам — то как ботинки не скинул* еще, карацитово семя..."
Мельком подумав про цветы в кадушках, девушка вспомнила деревню, где пришлось жить ей после смерти матери и до самых похорон отца.
Мать Амеллы упокоилась, когда девочке исполнилось четыре года.
Не имея возможностей, да и большого желания заботиться о ребенке, сельский оружейник Дейл Радонир быстренько сплавил дочь родне.
Вручив заботы о семейном ремесле старшему, достигнувшему тогда рубежа четырнадцати лет сыну Николасу, сам же предался забытью, крепко и надолго припав к бутылке.
О том, как жили отец и брат, Амелла тогда не задумывалась. Тетка Лима, вдовая, старшая сестра матери, окружила заботой маленькую племянницу, и уж как умела, а старалась дать той всё самое лучшее, что могла.
Всего досталось Амелле Радонир: и тепла, и заботы, и нехитрых подарков к праздникам (семья была не из богатых).
Также доставалось девочке вдоволь и поучений, и родственных тычков, и наказаний за провинности — Лима была крута на характер. Совсем не терпела она непослушания ни от племянницы, ни от родных своих четверых детей, коим прилетало за огрехи ничуть не меньше, чем вертлявому, непоседливому, задиристому "приемышу".
— Игла у тебя в заду, Мелли, — говорила тетка, смазывая маслом очередной ожог или бинтуя чистой тряпицей порез, одновременно отирая слезы и сопли с лица хнычущего ребенка — Какого ляда тебя несёт, где не просят? До срока, видать с матерью встретиться хочешь?
— Нееее, — всхлипывала обычно Амелла — Меее... нееее...
После, успокоенная наконец грубоватыми объятиями и нехитрым лечением, усаживалась девочка в подушки на топчан в "горнице", где всё еще редко всхлипывая, принималась за "утешительное" угощение — сладкий пирог или приторную, пахучую карамель домашней варки.
Вот там — то, в этой самой "горнице", насквозь пропахшей сухими травами, побелкой и жженым сахаром, и стояли те самые цветы в кадушках.
Громадные, ребристые листья и нагложелтые, узколистые соцветья казались тогда восхищенному ребенку верхом совершенства...
Тетка Лима умерла, едва Амелле едва исполнилось восемнадцать.
А спустя некоторое время после похорон в деревню явился Николас — осунувшийся и необычно серьезный.
По виду парня можно было догадаться сразу, что это совсем не тот привычный, ежегодный его визит. Даже на похоронах тетки Ник не выглядел так... устало.
— Собирайся, — заявил сестре — Отец помер. Поедем наследство принимать.
...Ненадолго задумавшись и унесшись мыслями в далекое прошлое, девица Радонир всё же не устояла на ногах. Оскользнувшись, и одновременно запнувшись о край толстого ковра, она ойкнула, чуть не повалившись на пол.
— Тихо ты, — шикнула Нелли, цепко ухватив локоть пленницы — Ноги не держат?
И тут же, дернув девушку за собой, склонилась так низко, насколько позволяли пышные бока и объемистый живот.
Амелла не поторопилась последовать её примеру, и поэтому увидела медленно спускающуюся по лестнице рослую, крепкую и довольно уже пожилую даму, затянутую в черное, строгое, глухое длинное платье. Белый воротничок, впившийся в шею, казалось готов был располовинить эту самую шею надвое. Седые волосы женщины были собраны в высокий "хвост".
— Распорядительница Хозяина! — прошипела охранница — Кланяйся, дура!
Амелла наклонила голову, почувствовав вдруг резкую боль в спине и совершенную "негибкость".
— Хм, — вместо приветствия выдохнула подошедшая — Так значит это и есть та самая девушка? В счет долга?
Нелли закивала головой: