Неуправляемый мужчина

— Да, Тэк, она моя лучшая подруга.

— Тогда да, Рыжая, я поставлю маркёр для Лэни. При нормальных обстоятельствах Белов мог бы пойти нах*й, но, к сожалению, Лэни идет вместе с ним, она важна для тебя, так что это означает, что я тоже поставлю маркер и для него.

— Нет, это не так, — прошептала я, все еще глядя на него, и его брови снова сошлись вместе.

— Что не так?

— Ты ставишь этот маркёр ради меня.

Его рука вцепилась мне в волосы, выражение лица смягчилось, как и голос, когда он ответил:

— Ага.

О, Господи. Боже.

Это было так мило. И также было доказательством того, что у Кейна «Тэка» Аллена было большое доброе сердце.

Я уронила голову ему на плечо, обхватив руками его сильную спину и, крепко сжав.

Почувствовала, как он повернул голову и тихо сказал мне на ухо:

— Черт, детка, просто ты так все сделала, что этот маркёр стоит того.

Господи.

Боже.

Я запрокинула голову назад, сжав его футболку в кулаки, приказав:

— Лучше будь придурком.

Его подбородок резко дернулся назад, и он спросил:

— Что?

— Мне трудно иметь дело с милым, заботливым Кейном «Тэком» Алленом. Ты должен быть придурком. Сию секунду. Я могу справиться с придурком Кейном «Тэком» Алленом.

Тэк ухмыльнулся и сказал:

— Извини, дорогая, ты прижимаешься ко мне, хорошая еда готовится в духовке, мы одни, никто не ломится к тебе в дверь. Я не в настроении быть мудаком.

— Какая досада, — пробормотала я. Тэк усмехнулся. Я почувствовала его смех от промежности до груди. Это было так приятно, его руки крепче сжались, лицо приблизилось, что было намного приятнее.

— Ты привыкнешь ко мне сладкому, — пообещал он.

— Я в этом не уверена, — предупредила я.

Его взгляд изменился.

Стальная решимость.

О боже.

Затем он заявил:

— Это тоже я.

Да. Я была права.

О боже.

— Тэк…

Его лицо отодвинулось на пару дюймов, и он сказал:

— Американские горки.

— Прости?

— Еда будет готовиться какое-то время. За это время ты расскажешь мне о своих американских горках.

Это я могла сделать.

— Может, выпьем вина и пересядем на диван, где удобнее?


— Тебе неудобно со мной?

Мне было... нет, конечно, ни в коем случае.

Хотя мне было бы удобнее с бокалом вина в руке.

— Ты же на ногах, — заметила я.

— Рыжая, ты прижимаешься ко мне промежностью и сиськами. В этом нет ничего неудобного.

Точно, я это запомню.

И в эту секунду мне уже не хотелось вина.

— Американские горки, — тихо сказала я, и Тэк кивнул, но я не знала, что сказать. Вспоминая все после похищения, мне теперь казалось это настолько бледным.

— Тайра, — подсказал Тэк, и я сосредоточилась на нем.

— Я... Ну, у тебя бывшая жена — сталкер, проблемы в мотоклубе и за его пределами, в общем многое угрожает твоей жизни. Еще и тетю Бетт, Лэни и меня похитили. В свете всего этого американские горки, с которых я спрыгнула и которые вынудили меня переехать сюда и обосноваться в «Прокатись», больше не кажутся мне американскими горками.

— Боль проходит, — объявил Тэк. — Но все равно расскажи мне об этом.

Я выдержала его взгляд. Затем призналась:

— Вообще-то, сейчас это кажется не таким уж серьезным.

Так бывает. Полная чушь. Офисные интриги. Застряла на работе, которая мне не нравилась, главным образом потому, что люди вокруг меня были ядовитыми, но у меня было такое чувство, словно я стояла ногами в патоке, может такое чувство было просто потому, что я слишком боялась рисковать, чтобы убраться оттуда к чертовой матери.

— Рыжая, отбивные и картошка будут готовиться какое-то время, но не тысячелетие. Рассказывай.

— Я была мишенью, — выпалила я, и он моргнул.

— Повтори.

— Мишенью. Работала в офисе. Была супервизором. Мне нравилось то, чем я занималась. Было непросто. Не рутинная офисная работа, где одно и то же изо дня в день делаешь. Каждый день у меня было что-то новое. Работы было много. Скучать не приходилось. Мне хорошо платили. Я носила красивую одежду. Хотя это не было моей страстью, но я была довольна. Настолько довольна, что в ближайшее время не собиралась менять работу. Но, не знаю почему, одна из моих коллег возненавидела меня, оказывается она вела кампанию за моей спиной в течение многих лет. Дерьмо выплескивалось, ее варево было ядовитым. Она настроила кучу людей против меня. Я же просто ходила в офис, выполняла свою работу, которая мне нравилась, и вечером шла домой. Я понятия не имела, что на самом деле происходит. Для меня было шоком, когда ее стряпня была готова, начав свое движение по офису. А я понятия не имела, потому со мной она была очень доброй. Нет, даже не так, дружелюбной и откровенной. Она мне нравилась. Я переживала и заботилась о ней. Я знала как она живет, знала о ее семье. Не то чтобы мы были лучшими подругами, и она каждый вечер приходила к нам на ужин, но она вела себя так, будто была именно тем человеком в моей жизни, который останется в моей жизни надолго, независимо разойдутся наши пути в дальнейшем или нет. Мы обменивались поздравительными и рождественскими открытками и дурацкими электронными письмами, которые считали забавными, если бы ей суждено было перебраться во Флориду, а мне — в Новую Зеландию. Мы были друзьями на Facebook. Но оказывается все было неправдой. И те люди, которых она наполнила своим ядом, тоже вели себя двулично. Я никогда не испытывала ничего подобного. Такого лицемерия. Это не хорошо, ложь, но от такого рода вещей, что она делала, никогда не будешь чувствовать себя хорошо. Улыбаться мне в лицо, делиться рецептами, а в это время всаживать нож мне в спину. Я не понимаю такое поведение.

— Господи, — пробормотал Тэк.

— Да, — согласилась я. — Но я была такой глупой. Была шокирована, конечно, но, когда ее дерьмо, ее яд стал просачиваться, мне следовало послать все к черту и уйти. Жизнь слишком коротка, чтобы бадаться с такими людьми, их маленькими мирами, их маленькими умами, их ядом. Я этого не сделала, поэтому стала захлебываться от ее яда. Надеясь, что все пройдет, что другие люди умнее, не будут верить ей. Я была начальником, попала на эту должность за счет повышения, мне кажется, хотя для меня это так странно, что она могла разозлиться, завидовать, что меня повысили, а ее нет. А может завидовать тому, что я была моложе. Не знаю. Мне наплевать. Мой босс сказал, что мне не о чем беспокоиться, я не должна обращать на это внимания, держать голову высоко, но дерьмо продолжалось. Так продолжалось несколько месяцев. Всякое случалось, что-то говорилось, делалось, просто подло, ехидно, ужасно. И я попалась на крючок, она добралась до меня. Я перестала спать, есть. Я не могла понять, как человек может меня так сильно ненавидеть, что начала такую кампанию против меня, а тем более только наращивая обороты в течение нескольких месяцев, вынашивая свой план в течение многих лет, говоря мне в лицо только милые вещи. Я не могла все это выбросить из головы, что не только перестала нормально спать, есть, но даже не могла почистить зубы, потому что почистить зубы заставляло меня двигаться, и в конечном итоге перестала их чистить.

— Рыжая, — прошептал Тэк.

Я отрицательно покачала головой.

— Нет, сейчас все в порядке. Я только что решила отпустить все это дерьмо, потому что, оглядываясь назад с сегодняшнего дня, это было настолько глупо. Я не должна была позволять ей добираться до меня.

— Это не глупо. Это изматывающее дерьмо, — отрезал он.

Его ответ удивил меня, но еще больше удивила горячность, с которой он сказал.

— Да? — Спросила я.

— Да, черт возьми, — выпалил он. — Господи, вот суки. Они самые худшие. Я готов сразиться с человеком в ярости кулаками и лучший из нас выиграет. Но у сук все по-другому. Они играют в свои игры разума, трахая тебе мозги. Господи, дорогая, ненавижу то, что случилось с тобой.

Вау, это тоже было мило. Очень сладко.

— Ты, гм... говоришь по собственному опыту? — Спросила я.

— Да, познал на себе то дерьмо, что ты мне рассказываешь, — ответил он. — Но нет. Есть причина, по которой я тот, кто я есть, где я нахожусь и делаю то, что я делаю. У меня есть минное поле политики, я должен вести переговоры, но у меня также есть мозги в голове, я достаточно умен, чтобы вести себя осторожно, у меня есть свое собственное оружие, и я не боюсь им пользоваться. Чего у меня нет, так это сучек, которые играют в игры разума, потому что их что-то бесит в их жизни. Или они злятся, что они такие никчемные, недостаточно хороши и знают это, и вместо того, чтобы улучшить свою жизнь, работать усерднее, им легче перебросить всю ответственность за их неудачи на кого-то другого, все свое дерьмо. Зависть — это уродливое чувство, которое заставляет людей совершать серьезное дерьмо, особенно когда женщина начинает завидовать, то становится все еще хуже. Нет, я тот, кто я есть, где я есть и делаю то, что делаю, чтобы избежать такого рода дерьмовых хлопот.

Я должна была признать, что было приятно не только то, что он не отмахнулся от моей ситуации, но и то, что он понимал меня. Более того он злился из-за меня, что такое случилось со мной.

Прежде чем я смогла найти слова, чтобы поделиться с ним, Тэк заговорил снова.

— И что же ты сделала?

— Ушла.

Его голова склонилась набок.

— И это все?

— Да. В один миг я поняла, что все, хватит, меня словно осенило. Меня же никто не посадит в тюрьму, что я бросила работу. У меня было достаточно денег, чтобы прожить какое-то время. Я ничего не ела и даже не могла почистить зубы. Этот яд заражал меня все больше. Она побеждала. Поэтому я собрала свои вещи с письменного стола на работе и ушла. Я даже не сообщила об этом своему боссу, что ухожу. Просто взяла и ушла.