Несвобода

Извинений я не ждала. Потому просто обняла его за шею.

— Отпускай уже, диктатор.

— Не хочу. Или пообещай сначала, что не уйдешь.

— Как это не уйду? Я живу не здесь.

— Тоже условие твоей независимости?

— Ну да.

— Может, сразу на второй заход? Что-то меня снова накрывает.

— У меня идея получше. Пойдем в душ?

И только после этого он освободил меня, а потом подал руку, дернул вверх и прижал к себе. Не отпустит же. Он меня никогда не отпустит. И вряд ли я действительно хочу, чтобы отпустил.





Глава 27




Павел Иванович разглядел во мне потенциал и уже через месяц сделал главной в отделе элитной косметики. Не такое уж и повышение, если разобраться, но я расценила как безусловную, хоть пока и небольшую, победу. Девочки, когда рассмотрели моего Вадима и поняли, что с Сережей я даже не пыталась флиртовать, начали относиться приветливее. Но ни с кем из них я не была слишком дружна — просто общались в рамках одного коллектива. Многие меня не любили — я это чувствовала. Быть может, завидовали или считали высокомерной, кто-то вначале посмеивался над моими проколами, когда я еще заметно путалась в товаре. Но странное дело, именно те, кто открыто подшучивал и даже немного грубил, первыми отношение и изменили. Я тогда поняла еще одну важную вещь о социальных взаимодействиях: грубияны понятнее, все проблемы на поверхности, то есть решаемы. Затяжные сплетни и фальшивый мир случаются всегда не с теми, кто привык высказываться открыто.

Таким образом, начали налаживаться все сферы моей жизни. С Вадимом мы теперь встречались почти официально, но переезжать к нему от Леры я наотрез отказалась. Так для себя и решила — полгода проверки отношений. Он был очень недоволен, не скрывал этого, но терпел теперь все мои закидоны. Как ни крути, но Вадим готов был меняться ради меня, а это многого стоило. Но он оставался собственником, этого не изменить. Старался никогда не демонстрировать ревность, но это проскальзывало буквально во всем. Особенно в шутках, когда он предлагал всю меня обвешать отслеживающими маячками, чтобы Вадим каждую секунду знал, где я нахожусь. Собственник, привыкший контролировать все. И это почему-то не особенно раздражало — вероятно тем, что мне нравилось это чувство принадлежности любимому, а у него дальше шуток дело и не заходило.

Говорили и об учебе. Вадим в свое время институт так и не закончил, но мне хотелось поставить и эту галочку в списке выдающихся успехов. Вернуться в институт, оплаченный отцом, я не могла, но ведь у меня свой путь — разве не это я и пыталась всем доказать? Решила поступать на заочку, Вадим примерно через неделю сообщил, что у нас с ним в Москве есть прекрасная квартирка — если там разогнать всех, то можем и переселиться на время учебы. Ему, дескать, разницы нет, лишь бы Кирилла не видеть, а меня, наоборот, видеть. Интересно, а как он собрался жить в столице, если начал все-таки раскручивать здесь отдел нижнего белья — именно на этой идее он остановился, чему я и не удивилась. Но про себя отметила, что летом точно определюсь. Вадим поможет — прекрасно. Есть иногда моменты, когда следует заткнуть гордость подальше и принять чью-то помощь. Не поможет — ничего страшного, заочное я и сама потяну. Я в любом случае в выигрыше.

Признание в любви я выбивала из него фактически силой, спортивный интерес включился. И не то чтобы я сомневалась в его или своих чувствах, но так хотелось ему самому показать, что со мной циником он быть бесконечно не сможет. На Новый год Вадим подарил мне дизайнерскую сумку, моя порядком истрепалась. Хоть подарок был и дорогой, я с благодарностью приняла. И без того уже начала замечать, что Вадиму физически необходимо меня чем-нибудь снабжать. А тут, глядите-ка, даже повода дождался. Ответным подарком была моя нежность… хотя не совсем нежность.

Отмечали мы вдвоем, не хотелось ни большой компании, ни даже моих друзей — Иринки, Леры и Кира. Немного выпили, а потом я с удовольствием приступила к дарению презента. Сама толкнула Вадима к дивану, а потом начала раздевать. Он с трудом держался, чтобы не перехватывать инициативу, но его выдержке в тот день можно было позавидовать. Я хотела хоть раз оказаться главной, так что, справедливости ради, подарок дарила сама себе.

Ласкала его, но как только он пытался схватить меня, останавливалась. Вадим понял правила игры и настроился вытерпеть все. И мои касания языком к его груди, животу, и дразнящие поцелуи ниже. Я не обхватывала губами головку, только лишь касалась ствола, не давая чего хочет, но тем самым возбуждая так, что он света белого не видел. Кажется, до этого момента я и не знала, что из Вадима тоже можно выбить стоны.

Потом нарочито медленно разделась сама, толкнула его в плечо, чтобы откинулся на спинку дивана, и разместилась сверху. Поерзала немного, но, поняв по темным глазам, что уже почти доигралась, приподнялась и рукой направила член внутрь. Судорожно выдохнула и опустилась. Оказалось, что двигаться так не слишком удобно, но я подстраивалась. Водила бедрами сначала медленно, но постепенно немного ускоряясь. Это именно тот ритм, который приносил максимальное удовольствие мне, Вадиму, знаю, всегда хочется жестче. Но судя по его виду, он был готов выносить что угодно.

Все же ухватил меня за талию, но старался не направлять. Я оценила его усилия. Уперлась руками в плечи и немного изменила угол. Внутри стало невыносимо жарко, но так не хотелось, чтобы все закончилось слишком быстро. Вадиму каким-то неведомым образом всегда удавалось продержаться до моего пика, а я, кажется, слабее. Попыталась сжаться — внутри скрутило еще сильнее. Замедлилась — от протяжных движений чуть не взвыла. Но все же почувствовала его напряжение, обрадовалась… и замерла.

Вадим тут же распахнул глаза, требуя объяснений такому вопиющему издевательству. Я закусила губу. Чуть двинулась, расслышала короткий стон и снова остановилась. И опять эти и без того темные глаза, в которых вот-вот появится ярость. Однако голос подчеркнуто ласковый:

— Ариночка, ты уж если взялась насиловать, то или до конца дело доводи, или позволь мне.

— Подожди! — я невольно рассмеялась. Вот терпит же, ждет. Да он полностью мой, как я — его. Осталось только вытрясти: — Вадим, скажи, как ты ко мне относишься.

— С ума сошла, — он сам двинулся бедрами вверх.

— Нет-нет! — я приподнялась немного. — Скажи!

— Нужны же молодым девицам эти громкие признания…

— Скажи!

Теперь он тоже улыбался:

— Воспитал стерву на свою голову!

— Давай уже, признавайся.

И выдать бы ему — «люблю». Я и сама была не в силах его мучить дальше. Но Вадим вдруг посмотрел серьезно и сказал совсем другое:

— Арин, у меня без тебя никакого желания жить нет. Вообще. Думаешь, что секс важен? Тогда встань с меня — не трону. Только рядом будь, любая. У меня постоянно страх, что ты потеряешься. И не будет тебя, ничего больше не будет. Ты ждешь слова «любовь», но это совсем не то.

Действительно, не то. А как будто гораздо больше. Я наклонилась и поцеловала его.

— Я не потеряюсь, Вадим.

И после этого он перестал сдерживаться: подхватил меня, рванул резко вверх, бросил спиной на диван и довел — сначала меня, а потом себя. Да, эксперимент можно считать проваленным, у этого клиента самоконтроль еще далек от идеала.

В первый же рабочий день нового года случилась беда. А я ведь с детства была готова к чему-то подобному: отец во многом был неправ, но хоть в одном не ошибался. К сожалению.


Я едва вышла из своего бутика и не успела даже на сто метров отойти, как меня схватили и потащили в машину. Прямо посреди белого дня, на глазах у свидетелей! В машине зажали с двух сторон, натянули на голову тканевый мешок, в котором было трудно дышать. Но кое-что я успела увидеть — у всех троих лица прикрыты, а это означало самое страшное — не отец. Я как-то подсознательно ждала от него подобного. Хоть мы с Вадимом и не жили вместе, но характер родителя я знала прекрасно. Он не умеет прощать. И пусть я теперь изредка звонила домой для сухих разговоров, пусть всеми силами старалась подчеркнуть, что ситуацию уже не изменить, но все равно подсознательно ждала от отца чего-то ужасного. Но мне хватило нескольких секунд, чтобы понять — все еще хуже. И тихие разговоры похитителей подтвердили:

— Точно она?

— Точно.

Ехали мы почти час. Я сидела тихо, ни о чем не спрашивая и не пытаясь вырваться. Вспомнила все рекомендации, которые в меня вбивали с шести лет: не сопротивляться, не спорить, не дергаться и делать все, что говорят похитители. Ни в коем случае не пытаться снять мешок — стоит мне увидеть лицо хоть одного, и шансы удачного разрешения сведутся к нулю. Хотя шансы и так невелики — об этом мне в шесть лет не говорили, но я и сама умею сопоставлять. Еще в самом начале один залез рукой в мой карман, вытащил сотовый и, похоже, просто выкинул в окно.

Когда автомобиль остановился, меня потащили в какое-то помещение. Возможно, склад, но я даже не представляла, в какую стороны мы ехали, а складов в области столько, что за всю жизнь не отыщут.

— Сядь.

Я подчинялась беспрекословно. Когда сняли мешок, наконец-то смогла нормально дышать. Похитителей было не трое, семеро, хотя снаружи могли быть и другие. Меня скотчем примотали к стулу, больно стянув руки сзади. Я намерено смотрела только в пол, не поднимая головы. Не разглядывать, не раздражать ничем. И не плакать. Последнее было выполнить очень сложно. Они говорили между собой тихо, обрывисто, но и без того было ясно, зачем им дочь Коломенского.

Отец к подобному тоже должен быть готов. Это значит, он будет требовать обязательно показать мое лицо. Иначе вообще не бывает. То есть будет видеосвязь. Похитители тоже это знают, ведь, судя по всему, профессионалы.

На вызов отец ответил не сразу, но когда услышал объяснение, вмиг сосредоточился. Я даже издалека слышала, как изменился его голос.

— Покажите дочь, — говорил сдавленно.

Похитители подошли ко мне. Один направил сотовый на меня, другой схватил за подбородок и заставил смотреть прямо. А потом резко ударил кулаком в щеку. Меня швырнуло в сторону вместе со стулом, но он удержал. Отец не вскрикнул, ничем не выдал ужаса. А я от боли совсем перестала соображать. И голос не успокаивал:

— Арина, не паникуй и жди. Я заплачу этим… Ты просто жди.

Скорее всего, заплатит. Под его показным спокойствием я четко уловила панику. Отец заплатит — и из-за меня, и из-за того, чтобы получить единственный шанс выйти на этих отморозков. Просто чтобы их не было больше. Он жить не сможет, если они продолжат существовать. Ему несколько раз повторили, что будет в случае обращения в полицию, потому в этом вопросе я не знала, как он поступит. У него и своих сил предостаточно — если только удастся меня найти.

Вадим сейчас меня тоже уже потерял. Я как-то с самого начала о нем не вспомнила, почему-то очень сложно было представить его боль. А теперь вот не смогла — моя сумка, подаренная им, валялась на грязном полу. Из нее вытряхнули все содержимое, паспорт куда-то унесли, а ничего ценного не обнаружили. Да, стоимость моей сумки была ценнее всего, что в нее помещалось. И теперь ценнее моей жизни. Я старалась не смотреть на свои разбросанные вещи, поскольку они неизбежно напоминали о Вадиме. Он был знаком с Лерой, наверняка они оба уже в истерике. И тоже ничего не могут предпринять. Когда один из похитителей стянул с лица чулок, я потеряла последнюю надежду. Хоть и не смотрела на него прямо, но хорошо представляла, что это означает. Как только они получат выкуп, меня прирежут. Наверное, так сразу и было запланировано: передача заложника — дополнительный риск. Проще избавиться от этой части дела.

Часы тянулись медленно, один глаз почти полностью заплыл, а руки затекли так сильно, что я уже готова была просить мерзавцев ослабить. Но молчала, потому что осознавала бессмысленность. В их глазах я будущий труп, потому их вряд ли занимает вопрос, поступает ли кровь в конечности. Я жива только до момента передачи денег, а там конец — причем независимо от решения отца.

Теперь и я уже смотрела на них, на складе постоянно присутствовали хотя бы двое. Один разглядывал меня пристально, а потом заявил приятелю так, что я расслышала:

— Красивая она. Была. Нормально ты ей приложил.

Второй лишь мельком оглянулся:

— Впечатлил Коломенского, а этого дядю непросто впечатлить.

И первый согласно кивнул:

— Да даже сейчас ничего, если от соплей отмыть. Но эта точно будет сопротивляться. Глянь, зыркает как.

— Успокойся. Сидит тихо — и ладно.

Я поняла, что до скорой кончины мне предстоят еще и развлечения. Этот урод пока не трогает меня и не насилует, поскольку в процессе, если я еще и сопротивляться буду, то может и перегнуть. А я точно должна быть жива до последнего момента, иначе отец просто откажется платить и сразу рванет в полицию.

На стуле даже дремать толком не получалось. А у меня заканчивалась сила воли. Почему жертв похищений учат сидеть смирно? Правильно, чтобы не убили и не покалечили. Так ведь лучше бы сразу убили, чем эта жуткая пытка. Прошло-то максимум часа три, а я уже вся закончилась. Передачу денег они назначили на завтрашний вечер. К тому времени я буду уже рада почувствовать нож в горле.

Но все началось ночью. Сначала выстрел снаружи, потом какой-то шум. Я вся вытянулась, чтобы не пропустить ни малейшего звука, и непроизвольно улыбнулась, расслышав крик отца. Он нашел меня! Ко мне метнулся один из похитителей, на ходу вытаскивая пистолет, но не успел — первый человек, ворвавшийся внутрь, снес его единственным выстрелом. Это ребята папы, я даже в лицо узнала, отец не мог позволить брать к себе в охрану непрофессионалов. Но в следующий миг вскрикнула — следом за еще несколькими мужчинами, которые уже были одеты иначе, на склад вбежал и Вадим. Меня уже развязали, но встать сама я не могла. Один из людей отца поддержал меня, но Вадим перехватил и поднял на руки. Только секунду смотрел на мое лицо и сразу обратился к отцу:

— В больницу сейчас.

— Да. Дочка, ты как?

А я была никак. Слезы сами текли — от облегчения, ведь я уже и не верила в отличный исход. Но улыбалась обоим по очереди. И всем, кого только могла рассмотреть. Отец подошел ближе, но наклонился и поднял с пола мою сумку.

— Гениально, — сказал задумчиво. — Почему я не дорубился всю ее обвешать маячками?

Вадим снова глянул на меня, но сразу отвел взгляд. Вшил жучок в сумку? Да он со своим тотальным контролем совсем спятил! Вот еще несколько минут — приду в себя, его расцелую, отца расцелую, потом каждого из ребят расцелую, а потом уже выскажусь на этот счет.

— Там есть раненые шеф, — отчитался новоприбывший. — Их куда? В полицию?

— В полицию? — отец почему-то очень удивился.

Он посмотрел на Вадима, а тот отрицательно качнул головой и пояснил:

— Мы с ребятами здесь останемся, вы уезжайте. Прикроете, если что. Но не волнуйтесь, спрячем трупы так, что никогда не найдут.

Отец не сдержал довольной улыбки:

— Нет уж. Давайте вы с ребятами в больницу, а я тут все подчищу. Самому себя прикрывать легче. Давай, давай, топай, Вадим. И ты это… спасибо.

Я то ли уснула, то ли отключилась еще до того, как Вадим меня вынес со склада.