Несвобода

— Готов.

— А что взамен? — я попыталась улыбнуться, но вряд ли получилось, слишком была напряжена.

— Как будто сама не понимаешь.

Я понимала, еще как. Быть с ним, спать с ним, любить его — и все потому, что его симпатия оказалась сильнее, чем мы оба сразу понимали. Но она есть. Да настолько сильная, что он — может быть, впервые в жизни — готов на какие угодно уступки. Почувствовав свою власть, я смогла и улыбнуться шире:

— Не понимаю. Объясни.

Теперь он уставился в лобовое стекло, тоже начиная улыбаться, но как-то смущенно.

— Все ты понимаешь.

— Не-е-ет, — протянула я самодовольно. — Ну же, скажи это вслух, Вадим. Быть может, если бы сказал раньше, то я не смогла бы уйти?

— Что именно сказать?

— Что слишком сильно скучаешь по мне.

— Есть такое дело.

— Что хочешь меня, — продолжала я подсказывать.

— Этого я и не скрывал никогда.

— А может, ты меня любишь? Нет, ну всякое может случиться. Времени-то ого-го прошло, а тебе все неймется.

Уголок его рта поднялся еще выше, но он не повернулся — не позволил насладиться его состоянием, в кои-то веки хоть на каплю смущенным.

— Арин, ты так любишь эти громкие слова… я мог бы сказать «люблю», а дальше что? Неужели тебе сахарных признаний только и не хватало, чтобы делать что сама хочешь?

Я выдохнула, открыла дверцу и вышла на улицу. Не оглядываясь, зашагала по улице. Это не было наказанием, ничего подобного, просто и ему, и мне нужно все осознать. На самом деле в его чувствах я именно с этой фразы уже не сомневалась. Просто Вадиму нужно переступить через себя, а это всегда непросто.

Я и не думала, что он отступится. Во вторник без пяти семь я имела честь снова видеть его на работе. Если девушки вчера кое-как удержались от расспросов, то после этого они уже сдерживаться не станут. Он остановился в двух шагах и заявил:

— Сегодня едем ужинать, я заказал столик.

— Вадим! Нет!

Он уже почти развернулся, но замер:

— Нет?

— Нет! — уверенно повторила я.

— Ясно. Цветы?

— Представить не могу тебя с цветами!

— Я тоже. Тогда цветы.

В среду заявился с шикарным букетом. Просто подошел, положил на край прилавка и молча вышел. Пришлось девчонкам рассказывать, что мы с ним встречались, а потом расстались, а потом… ну вот…

Сергей в мою сторону больше не смотрел.

В четверг машина снова была припаркована недалеко от входа. Я немного помялась, но потом подошла. Вадим сдаваться не умеет, но доводы разума слышит всегда. На них и ставка. Потому я села внутрь и сразу начала:

— Ты сводишь меня с ума. Честно. И не стану врать, что мне твое внимание неприятно. Но с тобой я не буду. Хотя бы из-за отца. Ты ведь понимаешь, что тебя не трогают только потому, что мы не вместе?

Он вместо ответа заблокировал двери и повернул ключ зажигания.

— Вадим!

Никакого ответа.

— Вадим! Да ты спятил!

— Нет. Я пригласил тебя на ужин еще в понедельник. Но столик в ресторане сегодня не готов, так что едем ко мне.

— Не хочу!

— Хочешь. Или не хочешь. Тогда считай это похищением. Все-все, Арин, хватит уже от меня бегать.


Вздохнула и смирилась.

Вадим, как всегда, готовил превосходно. И даже пальцем меня не коснулся, и скользких тем не поднимал. Он просто готовил, а я таяла уже от одного его вида. И вдруг в голову пришла идея, которая в тот момент показалась единственным выходом:

— Вадим, а если мы поставим срок? Скажем, полгода. За это время моему отцу станет окончательно плевать на меня, а значит, и на тебя. И если через полгода мы оба будем этого хотеть, то попробуем снова. Эдакая проверка чувств. Зато тогда все будет предельно ясно… Вадим, ты слушаешь?

Он с равнодушным видом выставлял тарелки на стол.

— Я тут подумал, что торговая точка, где ты работаешь, очень приятная. Хорошо там все обустроено.

— Ты меня не слышал?

— Арина, торговля косметикой — выгодное дело?

— Понятия не имею!

— Может, попробовать? У меня есть свободные средства — для старта хватит. И, кажется, я начал скучать. Мне нужен какой-нибудь гемор, чтобы раскручивать и о нем переживать. Так прибыльно или нет, как думаешь?

Я окончательно растерялась:

— Даже не знаю… Возможно.

— Подумаю еще. Ты ешь, а то остынет.

Говядина была нежнейшей, но этот факт давно не удивлял. Удивляла его избирательная глухота — хоть головой об стену бейся, он словно не слышит.

И как только поели, сразу встал и предложил:

— Я отвезу тебя.

Не поцеловал, ни единым намеком не выдал желания продолжения. Я даже была немного разочарована.

И так стало продолжаться — ежедневные встречи, даже ужины. Мы вроде бы говорили обо всем, но ни о чем важном. Он и в Москву теперь мотался реже — там ведь была Кристина. А я понимала, что рано или поздно это перемирие закончится. Ставила на неделю, но прошло целых две.

После очередного ужина в его доме и очередного бессмысленного разговора то о моделях, то о налогах, я натягивала пальто в прихожей, собираясь уже привычно отправиться домой. И сама ненарочно дернула рукой, ударив его по локтю.

— Извини, — улыбнулась, но улыбка сразу пропала.

Я всего лишь задела его локоть, но напряжение мгновенно раздавило тяжестью. Он смотрел на меня, и я уже во взгляде видела, каким усилием воли он пытается взять себя в руки. И от одного этого осознания сама начала тяжело дышать.

Вадим шагнул ближе, я оттолкнула. Но он, несмотря на сопротивление, обхватил мое лицо и мгновенно прижался к губам, раздвигая языком. Я застонала, но снова толкнула. Теперь с силой, больше от отчаянья, чем раздражения. Он сделал шаг назад, а потом снова ко мне, хватая за пальто и стаскивая. Потом так прижал меня к себе, что стало больно. И снова губы, теперь я уже не могла сопротивляться поцелую. Мое тело по нему истосковалось, исстрадалось и сейчас хотело быть только ближе. Вадим же будто совсем с ума сошел, он почти срывал с меня одежду и тут же снова впивался в губы.

— Подожди! — это я с запоздалым голосом разума.

Крик остановил, и Вадим посмотрел на меня. А у него зрачки почти всю радужку затопили. Он не в себе, мы оба не в себе. Истосковались. Не дав мне и секунды на продолжение, подхватил меня на руки, вынуждая обвить его ногами и, не разрывая поцелуя, понес. Запнулся обо что-то, рухнул вниз, на одно колено, но даже язык из моего рта не вытащил. А потом положил спиной на пол, сразу прижимая всем весом.

На моей белой рабочей блузке пуговицы были вырваны с корнем, замок на юбке заело, но он рванул его с такой силой, что все же удалось расстегнуть. Ему пришлось отвлечься от моего рта, а мне подумать о том, в каком виде я буду вынуждена добираться домой. Эта секунда хоть немного остудила, потому я схватила его за плечи, пытаясь отодвинуть.

— Вадим, подожди… Вадим, это неправильно…

Он снова глянул в мои глаза и ответил на удивление спокойным голосом, только чуть сбивающееся дыхание выдавало его состояние:

— Правильно, Арин, я в жизни не делал ничего более правильного…

И, освободив меня от остатков одежды, снова наклонился к губам. Я отталкивала — не помогало, он был намного сильнее. Это можно было бы считать изнасилованием, если бы я могла сдержать стоны. Он запустил руку вниз и с большим нажимом ласкал клитор. Слишком сильно для такого нежного места, я извивалась под ним, но снова выгибалась, впуская в рот его язык. Пыталась снять с него рубашку — кое-как удалось, потому что он почти не давал простора для маневра. И мне опять, в точности как в первый раз, хотелось ощутить на вкус его кожу, и снова никакой возможности. Он вошел в меня так резко, что я вскрикнула. Не позволяя подстроиться и привыкнуть, начал двигаться со все возрастающим напором. Вадим словно намеревался меня пронзить насквозь, с каждым его толчком я скользила все дальше по полу. Он перехватил меня за талию, удерживая, но ритма так и не изменил. Потом подхватил, словно пытался поднять или повернуть, но не мог с собой ничего поделать, не мог даже на миг замедлиться, потому просто продолжал, задыхаясь и заставляя задыхаться меня.

На пике оргазма я, кажется, назвала его имя, но внутри так сильно сжималось, что я не смогла бы сказать наверняка. Вадим кончил сразу, похоже, я своим возбуждением подстегнула его. Но я успела почувствовать, как член внутри пульсирует, сжимается. Сам он рухнул на меня, приятно тяжелый, расслабленный. А я никак не могла отвлечься от того, что он по-прежнему во мне.

Потом Вадим поднялся на руках, посмотрел в глаза.

— Я забыл спросить, ты не перестала пить таблетки?

— Перестала, — соврала я, потому что уж очень хотелось посмотреть на его раскаяние.

Но не дождалась, он лишь бровь приподнял игриво:

— Вот врешь же. Была бы правда, ты бы сейчас белугой до самой столицы орала.

В принципе, да. Но я до сих пор не потеряла надежды увидеть хоть каплю сожаления:

— Ты был груб! У меня синяки по всему телу останутся.

Он двинул бедрами немного вперед, напомнив, что до сих пор не вышел.

— Я не понял, мне нужно извиниться?