Несвобода

— Да, я знаю. Что ты с жиру взбесилась. К тебе, в отличии от меня и Сашки, никто повышенных требований не предъявлял — всю жизнь как сыр в масле каталась. И замуж бы тебя выдали, горя бы не знала. Ты с рождения была обречена жить без проблем, Арин! Так что, заскучала в идеальных условиях?

У меня было что сказать — много чего было, но я внезапно поняла, что слова бессмысленны. Антон и Сашка были правой и левой рукой отца, с них три шкуры драли, чтобы воспитать безупречных бизнесменов. А что я? У меня уроки танцев и музыки. Им не позволялось даже четверки из гимназии приносить, а меня вообще забрали из гимназии. По мнению братьев, я получала все привилегии ребенка богатой семьи, но ничем за это не платила. Они думали, что это мне повезло — и только потому, что уродилась девчонкой. Мы — все трое — ненормальные, с переломанной психикой, забитые стереотипами и кучей комплексов люди, вышедшие из «самого счастливого детства». Вот только их ломали в другую сторону, потому моих переживаний и не поймут. Вот именно Антону я никогда не смогу объяснить, что до того побега будто вовсе не жила. И предпочла просто пожать плечами — пусть расшифровывает как угодно.

Антон опешил он моего равнодушия и тоже обернулся туда, где стоял Вадим, глядя в пол — он, конечно, слышал каждое слово. И после этого брат посмотрел на меня внимательнее:

— А-а, теперь я понял, вы вместе… Ты не на улицу сорвалась, а к нему? — он говорил теперь совсем без злости, просто рассуждал вслух. — Я даже не знал, что вы знакомы. Но, Аринка, он забил тебе голову неправильными вещами! У него ведь совсем другая ситуация была.

Я поинтересовалась:

— И какая же была у него ситуация?

Вадим при этом посмотрел на нас, во взгляде ирония, но по-прежнему не вмешивался и не подходил. Антон только на секунду глянул на него и снова вернулся ко мне:

— Бедному мальчику светила должность в Берлинском посольстве. Бедный мальчик решил, что не хочет такой ужасной судьбы! Бедный мальчик оказался настолько щепетилен, что предпочел торговать девочками, чем выполнить обязательства перед своей семьей. Как будто не знает, что в таких семьях дети рождаются не для того, чтобы жить свободно. Свободы выбора не существует, уж тем более для таких, как мы.

Ох, как он верно заметил-то. Из него выйдет отличный родитель — не хуже наших. Детей рожают не для того, чтобы безусловно любить, они нужны для достижения целей и воплощения планов. Я лишь убедилась в том, что поступила правильно. Потому теперь и улыбалась без напряжения — на душе от осознания стало совсем легко. Жаль, что я не пообщалась с семьей раньше, давно бы уже перестала переживать.

Ничего не отвечая брату, пошла вниз:

— Вадим, а поехали домой?

— Ну, поехали.

Антон крикнул нервно:

— Арина!

Я не стала оборачиваться.

— Арина, только не говори мне, что тоже работаешь в этом его… бизнесе!

Взяла Вадима под локоть, чтобы вместе спуститься. Говорила с вырывающимся смехом:

— Берлинское посольство, серьезно? Все пытаюсь себе представить тебя с кейсом и в очках! Интересно, дипломаты без очков бывают? Ни разу не видела!

— Прекрати уже! — он тоже смеялся.

Но я только входила в раж:

— Мне всегда казалось, что меня выдадут замуж именно за немецкого дипломата. Очень нравятся мужчины в очках и с серьезными лицами — это мой фетиш! И что, зря мне немецкий так прокачивали? Только представь себе эту скукотищу!

Вадим рассмеялся в полный голос, а ответил на немецком:

— Я потому и ушел. Чтобы заодно не пришлось жениться на вычурной курице с безупречным немецким.

— Мрак!

— Жуть!

Антон остался далеко позади. Как и все его однофамильцы.





Глава 20




— Хочешь, вина купим?

Вадим пребывал в отличном настроении и не пытался это спрятать под привычной равнодушной маской. Он почти сразу перезвонил Грише, извинился, что мы вынуждены были смыться, но когда выехали на трассу, спросил про вино.

— Да не особенно, — я пожала плечами.

— Ты ведь помнишь про нашу сделку?

Я фыркнула:

— А не посол бы ты?

— Не понял. Ты мне хамишь?


— Что ты, Вадим Андреевич! — я никак не могла стать серьезной. — Я помню, помню про нашу сделку, и видела, что вы свою часть выполнили. Так что мой рот — твой рот.

Он сначала хмыкнул, затем как-то натужно втянул воздух, а потом не выдержал и расхохотался. А потом, уже на въезде в город, остановился возле первого попавшегося магазина, через пять минут вылетел оттуда с изящной бутылкой и коробкой конфет. Все передал мне — а глаза искрились так сильно, что он стал выглядеть лет на десять младше.

— Арин, понятия не имею, чем впечатлить девушку из Коломенских!

Я действительно удивилась и скрывать этого не собиралась:

— Ты собрался меня впечатлять?! Зачем?

Он улыбался, поворачивая ключ зажигания:

— Понятия не имею. Вбитые родителями установки, наверное, ожили.

— Осторожнее, Вадим! Так и до романтики упасть недалеко.

— Да брось. Если я и падаю, то в противоположную от романтики сторону.

И правда, загнула. Но пациент в порядке, этот себе не изменяет. Я рассмеялась.

Но войдя в дом, мгновенно стушевалась. Легко флиртовать, улыбаться и говорить на любые темы, если он сидит за рулем, но сразу становится сложно, когда он может перехватить в любой момент и прижать к себе — потом не отвертишься. Вадим, будто бы почувствовав мое смущение, сказал неожиданно мягко:

— Что-то расхотелось пить вино — оставим на потом? Давай, давай, не зыркай на меня со страхом, мы идем вместе в душ.

— У тебя прямо какая-то навязчивая идея… — смущенно улыбнулась я.

— Ага. Голубая мечта.

Сам взял меня за руку и потащил к своей комнате, а там уже перехватил сзади, на ходу раздевая. Но в этот раз я уже не отставала — развернулась к нему и начала расстегивать его рубашку. А то с мерзавца станется — и мыться одетым. Но он не останавливал, наоборот — наслаждался моими неловкими движениями, перехватывал пальцы, споткнувшиеся на очередной пуговице, притягивал ко рту, целовал и снова отпускал. Я стянула рубашку с загорелых плеч, но удержалась и не коснулась губами кожи. А то мы так и задержимся здесь, а у него ж там мечта…

Он снял джинсы сам после того, как раздел полностью меня. Затем подхватил на руки и понес в ванную. Отпустил только в душевой кабине — не слишком удобное место для интимных развлечений. Вода бежала несильной струей, а скорее широкой полосой. Вадим, не отрывая взгляда от моего лица, протянул руку и взял с маленькой полки гель. Потом мыл меня — без губки, просто плеская мыльную пену на ладонь. Растирал — сначала нежно, но движения становились все более напористыми. Его возбуждали прикосновения ко мне не меньше, чем меня саму.

Особенно тщательно он мыл меня между ног. Притом продолжал пристально смотреть в глаза, а успокоился только после того, как я выдала первый стон. Дразнит. Но мне это тоже нравилось — платить ему тем же. Потому выхватила у него баночку, опустилась на колени и начала водить рукой с каплей геля, но пену тут же смывала вода. Я распалялась, видя его возбуждение. Моя часть сделки, но уже самой стало любопытно, как это будет… Посмотрела вверх и решилась, приоткрыла рот, но Вадим хрипло остановил.

— Подожди.

Он вынес меня из ванны тоже на руках, предварительно растерев полотенцем. Потом бросил на свою кровать и навис сверху. В тот момент я уже хотела его настолько, что ни от чего бы не останавливала. Но все же тихо попросила:

— Вадим, давай сейчас. Только прошу — не кончай в рот. Наверное, это очень неприятно.

Наклонился, коснулся губ и прошептал:

— Ну уж нет. Сделка есть сделка, Арина, я не стану себе отказывать в удовольствии. Договорились?

Я помотала головой.

— Нет, мы договорились, — упрямо повторил без тени улыбки. — Сделаешь минет по полной программе и слижешь все до последней капли. На другое я не подписывался.

Я сразу напряглась от неприятной сцены, которая тут же промелькнула перед глазами. Но он просто целовал — в щеку, шею, ключицу, спустился на грудь. Обвел языком сначала один сосок потом другой, переместился на живот. Подхватил руками под колени и резко поднял вверх.

Я от неожиданности вскрикнула:

— Ты что делаешь?

А он целовал все ниже, я невольно сжалась, даже попыталась закрыться там руками. Он замер, потом перехватил мое запястье и откинул.

— Лежи смирно. Мне тебя уже начинать связывать? Так только намекни.

Связанной я быть точно не хотела, но, понимая, что он намеревается сделать, спонтанно сжималась. Он с силой развел мои бедра еще шире.

— Вадим, ну не…

Я не смогла договорить, потому что задохнулась стоном. Его язык прошел там — по самому нежному месту и почти сразу нашел клитор. Я спонтанно прогнулась и подалась бедрами вверх, сходя с ума от ощущений. Но он водил медленно, дразняще — то по кругу, то с очень сильным нажимом, от которого я готова была кричать. Так быстро я, кажется, еще ни разу не возбуждалась. Если он ускорится, то до пика мне недолго. Несмотря на то, что он осознанно пытался растянуть удовольствие, долго я от такой ласки не продержалась. Извивалась, пыталась себя контролировать и снова срывалась в удовольствие, пока тело те сжало первой судорогой оргазма.

Вадим тут же отстранился. Переместился верх и одним резким толчком ввел член.

Я даже не сразу поняла, что произошло. От перемешивающихся ощущений не могла прийти в сознание — меня еще сжимало остатками оргазма, а внутри, намного глубже нарастал новый пик.

— Давай-ка закрепим результат.

Я не понимала смысла этих слов. Просто принимала его внутрь — яростного, такого мощного и быстрого, не имея сил ни расслабиться, ни напрячься. Думала, что меня просто вывернет наизнанку, не справлюсь с новой нарастающей волной. Назревающий, уже вагинальный, оргазм тоже прекрасен, но вот так сразу, внахлест на еще не опавшей волне предыдущего — это как-то слишком. Переизбыток ощущений. Я кончила с криком — но из горла раздался только хрип. Не осталось сил даже на последний стон, но впечатления передать словами было невозможно. Он же после собственного оргазма просто бессильно упал на меня и не спешил выходить, словно тоже никак не хотел прерывать эту мучительную связь. Приятно тяжелый, но раздавлена я была не его весом, а перенесеными и еще отзывающимимся сладкими спазмами ощущениями.

Когда смогла мыслить, я уже лежала головой на его груди. Его сердце тоже постепенно успокаивалось. Удивлена, что мое выдержало… Шептала, а в голове звуки отдавались эхом, как будто в барабане:

— Я знаю, зачем ты это сделал…