Несостоявшийся граф

– Зачем же я хотела тебя видеть? – задумалась юная баронесса, не заметив сразу, как верная субретка тайком сует ей в руки конверт. – Что это?

– Письмо вам, – тихонько шепнула ей девушка и прибавила со значением в голосе: – От него!

– Убери, – поджала губы Люсия. – Не хочу ничего о нем знать!

– Как прикажете.

– Нет, каков нахал! Вздумал писать мне, как будто имеет на это право! И что он там только пишет…

– Да мне же откуда знать, барышня? Письмо-то запечатано!

– Вот и хорошо, вот и ладно. Отправь его назад нераспечатанным. Пусть знает…

Что должен знать Будищев, она не сказала, явно подразумевая, что всё! Но хорошо изучившая свою хозяйку Маша не торопилась убирать заветное послание, а как бы невзначай вертела его в руках, разжигая в баронессе любопытство.

– Так мне унести его господину секретарю, чтобы тот отправил назад?

– Господи, нет, конечно! Ведь тогда оно немедля попадет к отцу.

– Что поделаешь, такой уж у нас порядок…

– Как же ты бываешь иногда несносна, Мария! Ладно, давай сюда, я сама отправлю. А ты… ступай на кухню и скажи, чтобы… в общем, распорядись от моего имени!

– Как прикажете, барышня, – снова присела в книксене горничная и вышла вон, не скрывая победной улыбки на лице.

Оставшись одна, Люсия некоторое время сидела смирно, продолжая сжимать в руке злосчастный конверт, но плотная мелованная бумага, казалось, жгла ей руку. Плюс ко всему бессовестно дрыхнувший до сих пор Сердар изволил проснуться и тихонько подойти к хозяйке. Учуяв знакомый запах от конверта, пес мгновенно сбросил сонливость и, выразительно посмотрев на юную баронессу, сказал свое веское:

– Вав!

Не устояв перед таким аргументом, Люсия бросилась к бюро и взялась за нож из слоновой кости. Разрезав конверт, она вытащила наружу сложенный вдвое листок бумаги и пробежала глазами текст. На лице ее в одно мгновение отразилась целая гамма чувств, от крайней степени недоверия до безумной радости.

Вскочив с места, она сначала прижала письмо к груди, будто надеясь почувствовать тепло тела своего возлюбленного, затем бросилась обнимать Сердара, после чего схватилась за колокольчик и громко в него позвонила.

– Что прикажете, барышня? – влетела в ее комнату Маша.

– Одеваться! – звонко воскликнула она и, не сумев сдержать радости, обняла еще и верную служанку. – Что-то я совсем засиделась в четырех стенах, мне срочно нужно развеяться.

– Как угодно-с!

Одеться для выхода, если вы не знали, не так-то просто. Надобно снять домашнее платье и надеть выходное, но выбрать следует не слишком праздничное, а то будет не скромно, но при этом и не совсем простое, чтобы не выглядеть монашкой. Затем подобрать к нему в тон перчатки и шляпку, а по зимнему времени все это должно сочетаться с шубкой. А поскольку все это совсем не быстро, то и сборы оказались вовсе не такими скорыми, как этого хотелось.

Под гардероб юной баронессы отводилась целая комната, куда, собственно, и удалились они с Машей. Сердар, разумеется, поспешил последовать за ними, но девушки, не понаслышке зная его повадки, поспешили выпроводить пса. Тот, совершенно естественно, был против, о чем не преминул сообщить громким лаем, и это тоже заняло некоторое время. К несчастью, их возня привлекла внимание лакея Томаса, который заглянул в неприкрытую дверь и обнаружил конверт. Сообразив, что перед ним письмо, верный слуга тотчас отнес его хозяину. Так что когда Люсия и Мария оказались готовы к выходу, на их пути встал тот же самый лакей.

– Госпожа баронесса, – почтительно обратился он к молодой хозяйке. – Ваш отец желает говорить с вами. Немедленно.

– Отчего такая срочность? – удивилась барышня.

– Я не знаю.

– Хорошо. Маша, и ты, Сердар, подождите меня здесь.

Как всегда, оказавшись перед родителем, Люсия внутренне ощетинилась, не ожидая для себя ничего хорошего. Обычно внутри их семьи все говорили по-немецки, но давно сообразив, что отца это раздражает, она обратилась к нему по-русски.

– Вы хотели видеть меня?

– Да, – ответил он ей и после недолгой заминки добавил: – Дочь моя.

– Слушаю вас.

– Я желал бы знать, куда вы направляетесь?

– Давно ли вас, батюшка, стали интересовать подобные вещи? – не удержалась от шпильки Люсия.

– С тех самых пор, как вы родились, – сумел сохранить невозмутимость старый барон.

– Странно, раньше вы не давали повода заподозрить вас в подобных чувствах. Впрочем, если вам угодно знать, то я намерена немного прогуляться. Возможно, зайду в какой-нибудь магазин.

– Я бы просил вас, юная фройляйн, остаться сегодня дома.

– Могу я узнать, отчего у вас возникло такое пожелание?

– Кажется, я не должен давать вам отчета, – усмехнулся уголками губ банкир.

– Тем не менее я настаиваю!


– Извольте, – кивнул отец, протягивая ей уже знакомый конверт. – Дело в том, что мне стало знакомо содержание этого послания, и я намерен не дать вам совершить очередную глупость.

Обмершая барышня почти с ненавистью посмотрела на покрытую морщинистой кожей руку отца, крупные узловатые пальцы с почти желтыми ногтями, сжимающие конверт. Потом подняла взгляд на его лицо и как будто увидела его в первый раз. Аккуратно расчесанные редкие волосы и бакенбарды совершенно поседели, а воротник сюртука, несмотря на все усилия камердинера, усыпан старческой перхотью. Все это усугублялось нездоровым цветом лица и выцветшими холодными глазами. На какое-то мгновение ей даже показалось, что это не отец, а посланник потустороннего мира из сказок Гофмана.

– Как вы сказали? – спросила она дрожащим голосом. – Очередную глупость?

– Именно так, дитя мое!

– Ваше дитя?! – взвилась Люсия. – Давно ли вы вспомнили, что я ваша дочь? Всю жизнь вы смотрели на меня, даже не стараясь скрыть свою неприязнь. Едва я хоть немного выросла, вы тут же отправили меня в институт, якобы учиться, а на самом деле, чтобы убрать меня с глаз. Всех девочек забирали домой на каникулы и праздники, и только я одна, оставаясь в мрачных дортуарах Смольного, бессильно плакала по ночам в подушку, не понимая, за что меня ненавидит собственный отец.

– Вы закончили? – холодно осведомился глава семьи.

– Нет! – буквально выкрикнула ему в лицо дочь. – Безжалостный рок лишил меня возможности познать материнскую любовь, но вы сумели лишить меня и отцовской. Будь на то ваша воля, вы разлучили бы меня и с Людвигом, но к счастью, над его чувствами вы не властны! И вот когда, наконец, появился человек, которому небезразлична именно я, а не мое приданое, вы желаете не дать сделать мне ошибку? О, моя единственная ошибка, что я ваша дочь!

– Надеюсь, теперь всё?

– Господи, да есть ли у вас сердце?!

– А теперь послушайте меня, юная фройляйн. Вполне вероятно, вы правы и я был не лучшим отцом. Главным доказательством этого, очевидно, является ваша пылкая речь, ибо будь вы хорошо воспитаны, то никогда бы не осмелились сказать мне все эти грубые и несправедливые слова. Но сейчас речь не об этом. Я прожил долгую жизнь и знал многих людей, в том числе и таких, как господин Будищев…

– Да вы со всеми вашими богатствами и фальшивой благотворительностью не стоите и его ногтя!

– Может, и так, – не стал спорить банкир. – Он, несомненно, человек незаурядный и изобретательный. К тому же не лишенный известных достоинств. Но, несмотря на все свои научные и коммерческие достижения, которых я и не думаю отрицать, он никогда не достигнет ни славы, ни состояния.

– И почему же вы так решили?

– Видите ли, Люсия. Он – мизантроп. Ему, кажется, что вокруг него враги, которые его ненавидят, и которых он в свою очередь готов ненавидеть в ответ. Именно поэтому Дмитрий, как дикий зверь, всегда настороже. Да, дикие звери красивы и грациозны, но с ними нельзя жить рядом, не опасаясь при этом за свою безопасность.

– Зачем вы мне это говорите?

– Затем, что я никогда не дам согласия на ваш брак.

– Позвольте, но вы фактически уже дали его!

– Вовсе нет, – слабо улыбнулся старый барон и легонько потряс злосчастным конвертом. – Я поставил претенденту на вашу руку одно условие, и из этого письма вполне очевидно, что господин Будищев им пренебрег. Я не буду давать оценку этому решению, но намерен скрупулезно придерживаться буквы нашего договора.

– О, как это похоже на вас, либер фатер! Вы все просчитали заранее и теперь наслаждаетесь победой… а вы не подумали, что мне не нужно ваше согласие, чтобы быть с любимым человеком?

– Это еще не все.

– О чем вы?

– Известно ли вам, юная фройляйн, что сегодня утром скончался наш государь?

– Не может быть. Еще вчера он был вполне здоров!

– Как ни прискорбно, но это так.

– Это весьма печально, но я все же не понимаю…

– Если угодно, я объясню. Господин Будищев креатура графа Лорис-Меликова и, соответственно, светлейшей княгини Юрьевской. Пока император Александр Николаевич здравствовал, положение этих людей оставалось незыблемым, но теперь на престол взойдет его сын. Всем известно, что он терпеть не может ни первого, ни вторую, а потому их удаление от двора лишь вопрос времени. Надо ли говорить, что все их ставленники и уж тем более сторонники последуют за ними?

– Но… ведь он совсем недавно спас государя от террористов?

– Вы еще очень молоды, дочь моя, – вздохнул старый банкир, – и не знаете, что услуги, оказанные прошлому царствованию, ни к чему не обязывают нового монарха. Посему прошу, не предпринимайте сейчас ничего, не посоветовавшись прежде со мной. Недавние события, о которых вы только что упомянули, дали возможность претендовать вам на весьма высокое положение при дворе. Но любая оплошность может все испортить.

– Мне все равно! – отвечала ему Люсия, хотя уже и не таким уверенным тоном.

Услышав этот ответ, утомленный ее упорным сопротивлением Штиглиц решился на крайние меры.

– Томас! – кликнул он слугу.

– Слушаю, господин барон, – выскочил тот как черт из табакерки.

– Госпожа Люсия не здорова и не может покидать дом без разрешения врача!

– Да, господин барон!

– Проводите ее в комнату.

– Слушаюсь, – кивнул тот и, обернувшись к барышне, хотел было сделать приглашающий жест, но та и не думала повиноваться.

– Сердар! – громко крикнула она, и через секунду рядом с ней оказался ее любимец.