Несостоявшийся граф

Дмитрий внимательно слушал ее, делая время от времени пометки в записной книжке, и иногда задавал дополнительные вопросы. Наконец, когда поток информации иссяк, отложил в сторону карандаш и задумался.

– Ты узнал то, что хотел? – спросила девушка, когда пауза слишком уж затянулась.

– Да, – медленно кивнул он и, вытащив из-за пазухи пачку кредитных билетов, передал ее Гесе.

Ей очень хотелось пересчитать их, но вдруг она со всей ясностью поняла, что этого делать не следует, и просто положила деньги рядом с собой.

– Проверять не будешь? – немного удивился Будищев.

– Мы с тобой давно вместе, – пожала плечами бывшая модистка, – и еще не было случая, чтобы ты меня обманул.

– Здесь три тысячи рублей, которые я обещал.

– Прекрасно.

– Не спросишь, когда будут остальные?

– Нет, – помотала головой девушка и, видя, что он не понимает, решила пояснить: – Я просто подумала, что виновата перед тобой и мне не следовало ставить условия. Ты и так сделал для меня больше, чем кто-либо за всю жизнь.

В ответ Будищев посмотрел на нее так, будто не мог узнать. Ему, конечно, и раньше было известно, что в ней, помимо красоты и страстности, есть характер и деятельная натура. Чтобы стать популярной модисткой, мало уметь шить, нужно работать с поставщиками, угождать капризным клиенткам, подбирать и обучать персонал. Она все это умела…

– Переедешь в Америку, не теряйся, – сказал он после недолгой паузы. – Мне нужен будет представитель в тех местах. Если не будешь дурой, заработаешь куда больше, чем жалкие десять тысяч.

– А если я отправлюсь в Европу?

– Не советую, – непонятно, как иногда с ним бывало, ответил он. – Ты, конечно, не доживешь, но твоим внукам не понравится.





* * *


Примерно через полчаса после этого разговора Шматов вывел из сарая лошадь и принялся запрягать ее в свой экипаж. Той явно больше нравилось мирно хрупать овес, а не тащиться непонятно куда по морозу, но парень не обращал внимания на ее недовольное фырканье. Едва он закончил возиться с упряжью, из дома показался Будищев.

– Ты скоро?

– Да готово уже.

– Ну так поехали!

– А куда?

– На Лиговскую набережную. Знаешь там трактир такой на углу с доходным домом Чистякова?

– Куда?! – изумился Федор, но наткнувшись на взгляд Будищева, не решился возражать, буркнув: – Ладно. Надо так надо.

Опасения Шматова можно было понять, Лиговка – место, что называется, не из фешенебельных. От канала, когда-то прорытого для снабжения водой местных жителей и фонтаны Летнего сада, осталась лишь грязная канава, которую давно следовало засыпать. По тянущейся вдоль него мощеной дороге день и ночь грохотали ломовые телеги, а потому люди состоятельные селиться там не желали. Поэтому основными обитателями этого района были все те же извозчики, небогатые обыватели и различный криминальный элемент. И одним из самых злачных мест был как раз трактир у Чистякова[45].

Появляться в таких местах офицерам не полагалось, но Дмитрий сменил свое щегольское пальто и фуражку на более подходящую одежду, а вместо кортика прихватил с собой крепкую трость. Нет, в ней не было потайных кинжалов или иных приспособлений для умерщвления себе подобных, какие любят изображать авторы авантюрных романов, но чтобы отделать, как бог черепаху, какого-нибудь незадачливого грабителя, Будищеву хватило бы и палки. Для прочих неожиданностей при нем всегда был револьвер.

Внутри трактир мало чем отличался от большинства подобных заведений в России. Засыпанный песком грязный пол, незнающие скатертей длинные столы и гомонящая, чавкающая и выпивающая публика. Впрочем, публикой назвать этот сброд можно было лишь с большой натяжкой. Ломовые извозчики, мелкие жулики, крестьяне из окрестных деревень, какие-то непонятные типы, пьющие горькую, одежда которых еще сохранила прежний лоск, а с ними совсем уж опустившиеся собратья.

– Чего изволите? – согнулся перед Будищевым половой, почуяв в нем человека со средствами.

Дмитрий обвел взглядом заведение, как будто выбирая, где ему расположиться. То ли рядом с гуляющими приказчиками, один из которых отплясывал барыню, а другие невпопад хлопали ему, не забывая опустошать рюмки. То ли присесть вместе с хмурыми мужиками в углу, чинно хлебающими из мисок деревянными ложками и неодобрительно поглядывающими на окружающее непотребство.

– Есть отдельный кабинет, – правильно понял его колебания прислужник. – Там вашему благородию никто не помешает, а коли желание будет, так можно и мамзельку пригласить, и даже в нумера перейти беспрепятственно.

– С чего ты взял, что я благородие? – усмехнулся клиент.

– Как же-с, – с достоинством отвечал половой, – чай, не первый год служу. У меня глаз наметанный, и всякого разного от благородного человека завсегда отличу!

– У меня тут встреча.

– С кем-с?

– С Тихоном.

– Это каким же?

– Щербатым.


– Не знаю таких-с.

– Он еще с Лаурой гуляет.

– Что-то вы, господин хороший, загадками разговариваете, – растерял большую часть любезности работник местной сферы обслуживания. – Если заказывать ничего не желаете, так и шли бы отсюда подобру-поздорову!

– Отчего же не желаю. Давай-ка, братец, отдельный кабинет и подай туда закусок, для дам приятных, и вина соответствующего, ну и господам для серьезного разговору.

– Будет исполнено, – снова расплылся в улыбке официант, после чего проводил клиента к месту назначения, наклонился к уху присевшего Будищева и доверительно прошептал: – Только если дамы из местных, так марципан с дюшесом и мадера вовсе даже и ни к чему окажутся. Им гораздо приятственней будет водочки налакаться да балыком закусить. Впрочем, как будет угодно вашему благородию.

– И кликни Лауру.

– Это которую? – тяжело вздохнул половой, как бы сожалея о неразумности некоторых клиентов.

– Волосы русые, одета с дешевым шиком, на лицо приятная, – кратко описал ее Дмитрий, после чего будто вспомнив, добавил: – Месяца не прошло, как из Центральной вышла.

– Ах, эту? – понимающе кивнул прислужник. – Будет исполнено!

Не прошло и минуты, как стол был накрыт согласно полученному заказу. Запотевший от холода графинчик, бутылка мадеры с характерным коротким горлышком, сладости в вазочке, тонко нарезанный балычок на тарелке, после чего официант лично набулькал посетителю водки в хрустальную рюмку и остановился, всем видом изображая усердие.

– Прими без сдачи, – протянул ему пятерку Дмитрий, – а то мало ли как пойдет.

– Покорно благодарим, – еще ниже поклонился трактирный служитель, радуясь подобной удаче[46].

Будищев скинул на диванчик пальто, оставшись в простом полотняном сюртуке с погонами, который он по привычке иногда называл кителем. Понюхав водку, он с сомнением покачал головой, но пить не стал, а, зацепив вилкой ломтик осетрины, осторожно отправил его в рот. Балык оказался неожиданно хорошим, и он с удовольствием угостился еще несколькими кусочками.

– Это вы меня спрашивали? – появилась из-за ширмы давешняя проститутка.

– Проходи, Лаура, не стесняйся, – сделал приглашающий жест подпоручик.

– Здравствуйте, Дмитрий Николаевич! – узнала его служительница Венеры. – Какими судьбами?

– И тебе не хворать, красавица. По делам вот зашел.

– Да какие же у вас тут могут быть дела? – промурлыкала давно забывшая о социальной ответственности девушка, не без интереса поглядывая на стол.

– Угощайся, – протянул ей свою рюмку Будищев.

– Благодарствую, – отвечала та. – Только мне, если можно, мадерки.

– Любишь сладенькое?

– Так жизнь и без того не сахар, что ж ее совсем горькой-то делать?

– Изволь, – налил ей бокал подпоручик.

– Ну, так за что выпьем?

– Ты за что хочешь, а я пока воздержусь.

– Тогда за любовь! – провозгласила проститутка и с удовольствием выпила, но, не смакуя, как ценители, а опрокинула в себя махом и тут же загрызла конфетой.

– Эх и вкусно! – восхитилась она. – Не шибает по голове, будто поленом, как беленькая, а идет мяконько и становится после нее хорошо-о!

– Еще хочешь?

– Да я бы с удовольствием, только что же вы сами-то не пьете?

– Я же говорю, дела у меня.

– Ой, и какие же такие дела у вашего благородия тут?

– Ты меня обещала с Тихоном свести.

– Я?!

– Запамятовала?

– Ладно, – вздохнула жрица любви, – сейчас он сам придет.

– Привет честной компании, – появился из-за ширмы еще один персонаж.

Среднего роста, довольно хорошо одетый, в клетчатый костюм из джерси, в ослепительно сияющих лаком туфлях с белоснежными штиблетами и безукоризненным пробором на голове. Он мог произвести впечатление преуспевающего коммерсанта или высокооплачиваемого приказчика, если бы его вид не портило отсутствие одного из зубов и высокомерное выражение на красивом лице, а также излишне кричащий галстук. Зашел он внутрь один, но за занавесью явно маячил кто-то из подручных, скорее всего даже не один.