Неназываемый

22

Клятва




В этом году оттепель в горах наступила рано, и в лесу над Домом Молчания появились прозрачные ручьи. Они блестели на рассвете, как начищенная сталь. Оранна вела катер к просвету высоко над склоном холма.

Ксорве спрятала руки в карманы и сжала их в кулаки, чтобы подавить дрожь. Всего несколько недель назад они вместе с Шутмили смеялись над Неназываемым. При воспоминании об этом ребяческом вызывающем поступке ей хотелось отвесить себе в прошлом хорошего пинка.

По крайней мере, Оранна теперь молчала. После побега из дворца Тлаантота ее энтузиазм бил ключом, и Ксорве едва выносила ее, но чем ближе они подлетали к Святилищу, тем больше она замыкалась в себе. Теперь, когда они были на месте, Оранна стала такой же напряженной и молчаливой, как и сама Ксорве.

Они летели над лесом в почти полной тишине – крохотные серые птички пели в ветвях сосен, и раз или два они видели, как промелькнула тень лисы, изящное призрачно-белое видение, которое осознаешь только тогда, когда оно уже скрылось из вида.

Ксорве некогда было наслаждаться красотой. От воспоминаний о недавнем проявлении неуважения к Неназываемому мысли перескочили к ее последнему предательству, и ей стало дурно от нахлынувшего чувства вины.

– Черт, – пробормотала она, – я же двинула ему прямо по яйцам.

– И вовремя, – Оранна коротко улыбнулась. – Я не была уверена, что ты сможешь это сделать, когда придется.

– Я тоже, – сказала Ксорве. – Он придет за нами.

– Не сюда, – сказала Оранна. – Неназываемый знает, кто такой Белтандрос Сетенай. Сомневаюсь, что он когда-либо добровольно вернется сюда.

Ксорве это не утешило.

– Неназываемый знает меня, – сказала она. – Я была здесь с Шутмили, и он меня запомнил.

– Конечно, – откликнулась Оранна. – Даже не думай, что он когда-нибудь тебя забудет.

Ксорве поежилась.

Из темных глубин вечнозеленого моря вынырнул каменный выступ, указывающий на Святилище Неназываемого. Узкие ступени, вырезанные в скале, вели отсюда вниз, в долину. Здесь, на плато, между каменными плитами проросли крохотные цветы. Здесь был вход в глубины горы.

На лице Оранны отразились страх и предвкушение. В лучах рассветного солнца оно сияло.

– Да ты и правда странная, – пробормотала Ксорве, но ответа не получила. Легче ей от этого не стало. Можно вести себя сколь угодно нагло, но боги обращают на дерзость смертных не больше внимания, чем на жужжание мух.

Посадив катер на плато, Оранна выскочила. Ксорве последовала за ней.

Они подлетали с другой стороны, и было легко отгонять мысли о том, где они находились. Но теперь стыд и угрызения совести сменились страхом перед божеством. Впервые за восемь лет она почувствовала истинное, близкое присутствие Неназываемого.

Сначала это была равнодушная темная волна. Пару раз коснувшись Ксорве, она спокойно отступила. Ее отсутствие пугало сильнее. Впереди чернел дверной проем, Неназываемый ждал.

– Я не могу, – сказала Ксорве. – Не могу. – Она отвернулась. В этот миг не имело значения, что она потеряла все и вся. Она не могла встретиться с тьмой в Святилище. – Я ухожу.

– Нет, – сказала Оранна. – Что такое?

– Я не хотела умирать… не хочу… я не могу туда идти, – бормотала Ксорве, захлебываясь словами.

– Ты не умрешь здесь, – сказала Оранна.

– Я ушла. Отказалась выполнить свой долг.

– Неназываемый милосерден, – сказала Оранна и, кажется, она правда в это верила. – Это время перемен, Ксорве. В такие времена предписанный долг – не всегда та цель, к которой тебе нужно стремиться.

– Я… я ушла с Сетенаем, – продолжала Ксорве. При других обстоятельствах она не стала бы изливать душу перед Оранной, но остановиться сейчас было выше ее сил. – И я не знаю, заслуживал ли он этого.

Она так глубоко и так долго верила в него… но шли годы, и ее воображаемая жизнь отступала, как тень на стене. Ради него она пожертвовала своим счастьем – как в случае с Синими Вепрями, с Шутмили, – а он ценил ее, как ценят острый клинок, и не задумавшись выдал ее тайны другим.

– Ах, – протянула Оранна. – Да. Белтандрос разочаровывает во всех смыслах. – Она улыбнулась про себя. Солнце все еще поднималось над горой, и ее глаза были наполнены светом. – Не стоит тратить душевные силы на этого человека. Вспомни о причинах, которые привели тебя сюда.

Ксорве не могла вспомнить ни одной. Ей было холодно, она устала, и на мгновение ей почудилось, что ее просто выбросило на склон силами, которые она не могла понять или контролировать. И она просто выполняла приказы, как обычно.

К сожалению, это не так. Это был ее собственный выбор. Потому что она сделала ужасную ошибку и должна все исправить. Потому что Шутмили дорога ей, даже если та никогда больше не захочет видеть Ксорве.

Ксорве сказала себе это и почувствовала себя чуточку храбрее.

Они вместе подошли к Святилищу и шагнули в проем на склоне холма навстречу тьме.


– Надеюсь, ты захватила фонарь, – сказала Оранна. Ксорве вздрогнула, разговоры здесь казались ей плохой идеей.

– Не глупи, – продолжила Оранна куда более тонким и напряженным голосом, чем обычно. – Мы хотим обнаружить себя. Это не кощунство, если пришел с миром. Так что у нас со светом?

– Я думала, ты маг, – протянула Ксорве, роясь в рюкзаке в поисках алхимического фонаря.

– А я думала, ты опытный агент… А, спасибо, – добавила она, когда фонарь озарил подземный зал бледным неровным светом.

Все было так, как помнила Ксорве: большая круглая пещера с множеством проходов, уходивших в гору. По центру располагалась яма с гладкой нишей, где было удобно преклонить колени.

– Стоило привести бычка, – сказала Оранна. – Ну да ладно, у тебя много крови. – Увидев выражение лица Ксорве, она отступила на шаг. – Да шучу я. – Ее голос дрожал. Оранна никогда не признавала ошибок, и до этого Ксорве и в голову не приходило, что ее спутница может испытывать тот же страх.

Ксорве сглотнула.

– Больше никаких шуток, – сказала она. – Ты была здесь раньше?

– Нет, – сказала Оранна.

– Дальше этого места я не заходила, – сказала Ксорве. – Куда нам идти?

– Вниз, – сказала Оранна. – Думаю, подойдет любой проход. Нам нужно вниз.

Они обошли яму. Ксорве помнила правила прохождения обычных лабиринтов, поэтому они выбрали крайний левый проход. Тишину нарушали лишь шорох шагов, их собственное дыхание и время от времени звенящие капли воды.

Туннель раздвоился, затем еще и еще, узкие проемы то расширялись, то сливались в случайном порядке. Иногда можно было свободно идти друг за другом, а иногда приходилось протискиваться боком. У Ксорве возникло неприятное чувство, что они ходят кругами.

– Истончение, – шепнула она.

– Да, – сказала Оранна. – Не поддавайся.

Присутствие Неназываемого чувствовалось все сильнее. Он не нападал на них. В этом не было необходимости. Они словно зашли в море, сначала погрузившись по пояс, а затем уже по шею.

Через некоторое время Оранна начала молиться.

– И надлежит им вырезать язык, дабы вознести хвалу Невыразимому. Да запечатают им уста, да возликуют они, голодая, – говорила она. Молебен Неназываемому был не самым жизнерадостным, но зато знакомым. Ксорве думала, что Оранна читает его, чтобы успокоиться, но тут пришел ответ.

Из тьмы впереди шептал чей-то голос:

И надлежит им выколоть глаза, ибо нет в них правды. Смертный зрит не очами, но уничтожением.

Оранна подняла голову и улыбнулась, будто приветствуя старого друга.

– Да будем мы тому свидетелями, ибо имя тебе – опустошение.

Наконец, туннели, подобно тому, как сосуды несут кровь к сердцу, вывели их в большую пещеру. Алхимический фонарь потускнел, сдавшись перед непроницаемой тьмой. По изменившемуся звуку эха они поняли, что перед ними пустота. Но они не чувствовали себя свободными в этой великой пустоте, потому что там был кто-то, парализующий волю, и самое пространство вокруг казалось искривленным.

Сердце Ксорве бешено билось в груди. Искривление каким-то образом давило ей на легкие. Она судорожно пыталась вздохнуть. Здесь, глубоко под горой, во тьме, находился трон Неназываемого.

Шепот затих. Наступила тишина, а затем пространство заполнил тихий шелест, похожий на взмах крыльев мотылька, шуршание ткани о камень или опадающие листья.

Оранна подняла фонарь – тронный зал отнюдь не был пуст. Вдоль стен пещеры, на уступах и галереях, выстроились мертвые, обратившись лицом к нарушительницам спокойствия.

Их было бесчисленное множество. Там, куда не падал свет, тоже стояли мертвые. Ростом все они были ниже Ксорве. Их белые платья были почти целыми, лишь подол слегка износился, но лица Избранных невест прошлого высохли, и кожа обтягивала черепа. Вместо глаз зияли глубокие провалы. Волосы безжизненно повисли, как сухая солома. Только их клыки – у кого-то обычные, у кого-то покрытые золотом – были такими же, как при жизни.

Ксорве замерла, утратив дар речи. Их было так много – все в церемониальных платьях, – такие юные, такие маленькие, – и все они умерли здесь, в отличие от Ксорве.

Остановилась даже Оранна – и тут воскрешенные пришли в движение. Рука Ксорве машинально потянулась за отсутствующим мечом, и она тут же устыдилась.

На них не нападали. Их приветствовали.

Двигаясь в мерном, торжественном ритме, мертвые выстроились в центре зала в две колонны, которые тянулись далеко во тьму.

– Почетный караул, – пробормотала Оранна. – Провалившиеся попытки воплощения. Их так много…

Мертвые стояли прямо и неподвижно и лишь слегка развернулись, чтобы сопровождать Ксорве и Оранну, когда те подошли ближе.

Присутствие Неназываемого ощущалось повсюду: во тьме, в холоде, в пустых глазницах иссохших невест. Казалось, у него нет единого источника, и он покачивается вокруг них, будто легкая морская рябь.

«Нет, – поняла Ксорве, – это они». Все невесты стали частью Неназываемого. Как-то раз Сетенай отправил Ксорве на мелководные озера Салкании, чтобы та собрала актинии – чувствительные существа, нечто среднее между цветком и моллюском, с множеством щупалец, которые двигались в унисон, исследуя воду. Мертвые девушки были чем-то на них похожи. Придатки к какому-то неизвестному и непостижимому сознанию – вот что они такое.

Назад пути больше не было. Держась ближе друг к другу при скудном свете алхимического фонаря, Оранна и Ксорве зашагали дальше между колоннами. Вход позади исчез, и свет словно сжался. Ксорве видела перед собой лишь пол, обрамленный бледными юбками и костлявыми лодыжками невест.

А потом они очутились в конце зала. Перед ними находился трон.

Он был вытесан прямо в стене пещеры – огромная прямоугольная ниша высотой не менее тридцати футов. Там, будто белая птица на карнизе, сидела еще одна мертвая невеста. Ее истончившиеся волосы все еще украшал венок из засохших цветов.