Неназываемый

– Нет, – подхватила Оранна. – Все дело в Канве Шутмили, так ведь? Ты готова пожертвовать своей преданностью ради чего-то мимолетного. Я добилась почти невозможного – мне тридцать шесть лет. Карсажийцы обучают своих адептов, чтобы те горели как масляные лампы – по чуть-чуть, давая легкий свет. Но Шутмили горит как лесной пожар. Довольно было один раз увидеть ее в действии, чтобы это понять. Она великолепна, но не пройдет и десяти лет, как она умрет.

– Мне все равно, – сказала Ксорве, покривив душой, но у нее не было времени думать об этом сейчас. За эти десять лет кто угодно может умереть. – Ты бы ведь не стала выбирать Квинкуриат, если бы тебя заставили?

– Я отказалась умереть ради божества, которому служу, – сказала Оранна. – Само собой, я бы не стала отказываться от собственного разума, чтобы стать сосудом для Дракона Карсажа.

– Ты знаешь, где они держат Шутмили, – сказала Ксорве, – иначе бы ты не позвала меня.

– Возможно.

– Могила Отступницы.

– Оглянись вокруг, и рано или поздно найдешь ее, – сказала Оранна. – А еще это название карсажийской тюрьмы-крепости.

– Ты знаешь, где она? Как попасть внутрь?

– Нет, – сказала Оранна. – Вернее, не совсем. Я знаю только примерно. Но мне известно, где можно получить ответы.

Примерно – уже лучше, чем ничего.

– Поклянись, что поможешь мне спасти ее. Пообещай мне это, и я вытащу тебя отсюда.

– Мм. Ты не хочешь предать Белтандроса?

– Нет.

– Лучше смирись с тем, что ты именно это и делаешь. Он сразу это поймет. Никаких колебаний. Тебе уже приходилось сбегать от тех, кто тебя любит. Тебе предстоит холодный и тяжелый путь к себе. Пусть это и станет твоим компасом.

Ксорве вспомнила, как оступилась на рынке в Сером Крюке, а Сетенай подхватил ее и поставил на ноги. В ней должно быть что-то очень холодное и тяжелое, раз она действительно была на это готова.

– Я не стану колебаться, – медленно произнесла она.

– Тогда мы сработаемся, – заключила Оранна. Ксорве провела рукой по лицу, сминая щеку к носу, как будто она могла узнать себя, ощупав кости черепа и знакомую гладкую нечувствительность золотого клыка, который подарил ей Сетенай.

Оранна подошла к большой каменной ванне, которая, будто саркофаг, была покрыта вышитой тканью. Под тканью обнаружилось облако пара. Запахло цветами и кровью. Оранна достала из воды мокрый и сияющий кристалл, который Ксорве видела во сне.

– Возьми его, – велела она. Как только Ксорве коснулась камня, она почувствовала знакомый рывок, давнюю надвигающуюся темноту, и на мгновение ей показалось, будто она снова сидит на своем троне в Доме Молчания в ожидании пророчества.

Теперь она точно знала, где Оранна собирается искать ответы. Неназываемый расскажет им правду. Святилище снова призвало ее. Всякий раз, стоило ей вообразить, что она освободилась навсегда, он требовал ее возвращения.

– Ты хочешь, чтобы мы вернулись в Дом Молчания, – сказала Ксорве.

– Конечно нет, – сказала Оранна. – Если я вернусь, поднимется всякая ненужная суета, и мне придется вызвать Кверен на смертельную дуэль, чего мне совершенно не нужно. Дом Молчания умирает, и старый культ Неназываемого умирает вместе с ним. Я первая из тех, кто принадлежит новому порядку.

Ксорве изменилась в лице, и Оранна улыбнулась. Это была очень неприятная улыбка. Ксорве понятия не имела, как ей удалось убедить послушников последовать за ней.

– Ты же сама убила остальных, – вырвалось у нее.

– Разве это так плохо – умереть за то, во что ты веришь? – спросила Оранна.

– Они верили тебе. Ушмай и все прочие.

– Да, – сказала Оранна. – Они верили в мой путь. Они верили… в вечность.

– Ага, – откликнулась Ксорве. Она вспомнила, как Ушмай распростерлась на столе в Антрацитовом Шпиле. Ей, во всяком случае, вечность не досталась.

– Истинная сила Неизвестного пребывает вечно, и со временем она получит свое воплощение, – заявила Оранна. – Мы с тобой отправимся прямиком к средоточию этой силы. К его трону и земной обители. К Святилищу.

Ксорве не сразу осознала, что именно предлагает Оранна. Холодный ужас впился в нее, будто пиявка.

– Нет, – сказала Ксорве. Ее голос слегка дрожал – даже после стольких лет. – Ни за что.

– Ты боишься, – заметила Оранна. – Вдруг ты обнаружишь там то, что всегда отрицала. Что ты все еще служишь Неназываемому. Это…

– Ты хочешь сбежать отсюда? – спросила Ксорве, шагнув к ней ближе. – Я не шутила. Продолжай в том же духе, и я сломаю твой гребаный нос.

Оранна усмехнулась.

– Учту. Но ты знаешь, что другого пути нет. Карсажийцы не афишируют местоположение своей тайной тюрьмы.

Шутмили была жива и страдала из-за ошибки Ксорве. Бояться некогда.

Она вернула осколок камня из Святилища Оранне, и та спрятала его в накидке.

– Хорошо, – сказала Ксорве. – Если другого пути нет.


– Другого пути нет, – сказала Оранна. – А ты разве не спросишь, почему мне можно доверять? Как ты можешь быть уверена, что я не обману тебя?

– Да поглотит хаос нарушительницу клятвы, – процитировала Ксорве. – Да обглодают личинки плоть с ее бренного тела.

– Да забудется имя ее навеки, – с удовлетворением подхватила Оранна. – Совершенно верно. Может, я и оставила храм, но никогда не забывала закон. – Она подошла к шкафу, полному изысканных платьев и мантий, и нахмурилась. – Тебе придется одолжить мне плащ, – сказала она. – Мне хватило холода на всю оставшуюся жизнь.

– Да, конечно, – сказала Ксорве. Толстые стены и приглушенные звуки не спасали от подозрений. По коже пробежали мурашки – она внимательно следила, нет ли за ними наблюдения или прослушки.

Когда они выйдут из камеры, у них будет очень мало времени. Она скажет охранникам, что Сетенай вызвал пленницу к себе. Едва ли у них будет время добраться до доков, поэтому Ксорве придется позаимствовать один из личных катеров Сетеная, пришвартованных во дворовом ангаре. Все должно выглядеть, как будто она отправляется по его поручению.

Она заранее набила сумку провизией и взяла ее с собой. Еще раньше она зашла в Банк Тлаантота и сняла со счета все свои сбережения. Если у банковских служащих или кастелянши возникли подозрения, возможно, дело уже проиграно, но Ксорве считала, что это вряд ли возможно. Она ходила, говорила и вела себя так, будто действовала по воле Сетеная. Еще один день в его тени – это все, что ей нужно, и тогда предательство станет окончательным.



Подобно стае лебедей, катера покачивались на тросах над жарким маревом города, бледные и прохладные. Как и надеялась Ксорве, их никто не остановил. Охранники едва взглянули на Оранну. Молодой гвардеец в ангаре пожелал ей доброго утра, затем, кажется, пожалел об этом и ушел восвояси.

Ксорве все еще ощущала влажность клетки. Ее руки были липкими. Она жалела, что не захватила с собой торосадский меч, но тот остался на кровати в пустой комнате вместе с другими подарками Сетеная. Она не желала усугублять предательство воровством.

– Залезай, – сказала она Оранне, поспешно забросив сумки в катер.

– Приятно избавляться от чуждых тебе вещей, как бы ты их ни ценила, – заметила Оранна, забравшись на борт. На ней была все та же элегантная накидка, но поверх она набросила зимний плащ Ксорве, нелепо смотревшийся на ней. – Ответственно заявляю.

– Ладно, хватит, – сказала Ксорве. В ангаре больше никого не было. Она забросила последнюю сумку в катер, та ударилась о другую с глухим звуком. Ксорве поморщилась, но никто не услышал.

Это было слишком просто. Неужели она давно могла уйти? Наверное, она чего-то не учла, и перед ними вырастет какая-нибудь неведомая невидимая стена. Неужели весь мир позволит этому случиться?

И тут послышались шаги. Дверь в ангар распахнулась, на пороге стояли молодой гвардеец – и Белтандрос Сетенай.

Рубашка Сетеная была наполовину расстегнута, волосы растрепаны, и Ксорве поняла, что впервые застала его врасплох. Но неряшливый вид нисколько не смягчал его черты. Казалось, его вырезали из базальта: жесткий, строгий, непрощающий.

– Какого черта здесь творится? – спросил он, шагая им навстречу. Его руки и ноги были голыми.

Ксорве не знала, что сказать. К ее облегчению, Оранна поднялась со своего места и засмеялась.

– А на что это похоже, Белтандрос? – сказала она. – Научись проигрывать достойно. – Она все еще сжимала в одной руке осколок кристалла, и теперь вокруг нее, будто шерсть вокруг веретена, начали собираться тени. Она потянулась к панели управления, но маленький корабль все еще был прикован к причалу прочной цепью. Рычаг, поднимающий ее, располагался на стене позади Сетеная. Оранна посмотрела на Ксорве, и только тогда Сетенай заметил ее.

– Ксорве, – позвал он. – Как всегда, не вовремя. Я разберусь. Сбегай в мой кабинет и принеси перчатки.

Она оцепенела на несколько секунд, прежде чем до нее дошло: он ничего не понял. Он застал ее на месте преступления, но ему даже в голову не пришло, что она способна восстать против него. На нее накатила волна облегчения – это еще не конец, он все еще доверяет мне, это не может так кончиться – и, может, так оно и было. Может быть, ее бунт достиг предела. Она выполнит его приказ. Принесет перчатки. А потом вернется вслед за ним к прежней жизни – к одиночным вылазкам, сухому пайку и ссорам с Талом Чароссой за крупицу его внимания. Она не будет спорить. Просто поступит так, как он хочет.

– Нет, – сказала она.

Сетенай уже направлялся к Оранне и не сразу понял, что она сказала.

– Что? – переспросил он, оглянувшись. Глаза его будто спрятались в тени нахмуренных бровей.

– Я ухожу, – сказала она.

Сетенай непонимающе улыбнулся. Молодой гвардеец отдал честь и удалился, видимо, пошел за перчатками.

– Что за чушь. Ты нужна мне в Тлаантоте.

– Ну… Я вернусь, – сказала она неуверенно, как будто кто-то примет ее обратно после того, как она освободила пленницу из подземелья. – Мне нужно идти. – Она не могла заставить себя произнести имя Шутмили.

– Во имя Благородных Мудрецов, что на тебя нашло? – спросил Сетенай. Его улыбка слегка потускнела. – Почему ты хочешь уйти?

Ксорве молчала, опустив взгляд, и не знала, как заставить себя ответить.

– Она что-то тебе посулила? Мы обсуждали это, Ксорве, – сказал он. – Никто больше не достоин твоего времени и талантов. И уж тем более наша общая подруга. Напиши любую сумму, которую она тебе обещала, и я удвою ее.

Оранна по-прежнему тихо смеялась себе под нос. Ксорве понимала, что пора уже решиться, но не могла заставить себя двигаться.

– Дело не в этом, – пробормотала она.

– Если ты хочешь поиграть в загадки, будет гораздо приятнее, если мы займемся этим, когда Оранна вернется в свою камеру, – сказал он. – Это меня совсем не веселит. Сегодня не тот день, чтобы испытывать мое терпение.

– Прошу прощения, господин, – промямлила она. Сетенай вздохнул.

– Это может подождать. Мне нужно твое полное внимание.

– Вы не понимаете, – сказала Ксорве. – Мне очень жаль. Мне очень жаль. Но…

Она бросилась вперед, обвила ногой его лодыжку и ударила коленом между ног. Сетенай потерял равновесие и, рухнув с болезненным вскриком, сжался на полу как жук. Ксорве, не задерживаясь, проскочила мимо него, потянула за рычаг, чтобы ослабить трос, и прыгнула в корабль, приземлившись рядом с Оранной. Сетенай между тем встал на ноги – она слышала, как он ее зовет, – но катер уже взлетал, Оранна держала штурвал, и прежде, чем он успел что-то сделать, они исчезли.