Неназываемый
Часть 46 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Все может быть, – отозвалась Ксорве. – Ты как? Готова?
– Не буду говорить, что я в порядке, – сказала Шутмили, – так как это не произвело никакого впечатления в первые десять раз. Да и боги могут наказать меня за ложь, ведь я просто в ужасе.
– Шутмили…
– Я знаю, что делаю, – продолжала она. – Это был мой выбор. Я не собираюсь возвращаться. Мне не нравится оставлять дела незавершенными. И если бы мне хотелось защищенности, я могла бы остаться.
Шутмили решительно вздернула подбородок и приподняла капюшон, пряча лицо от холода, так что оно оказалось в облаке мягкого меха, а ветер сдувал выбившиеся пряди ей на скулы. Ксорве ощутила прилив нежности. При других обстоятельствах это могло бы быть приятным чувством, спокойным теплом, желанием заправить пряди за уши, коснуться шеи – но теперь сердце Ксорве сжалось в предчувствии угрозы.
– Возможно, нам стоит прихватить виски, – заметила она.
Они долго шли по равнине к подножию башни, беззащитные перед холодом и уязвимые – любой мог их увидеть. В некоторых местах земля, вмерзшая в скалу, вздыбилась волнами, будто рябь пошла по песку.
– Видишь? – спросила Шутмили, разглядывая что-то под ногами: пернатый вихрь размером с ладонь, едва отличимый от камня. – Это морская звезда. Какая красивая. По-моему, мы на дне моря. – Она восторженно улыбнулась. – Многое утрачено, но многое продолжается…
Нужно было двигаться дальше, но у Ксорве не хватало духу поторопить Шутмили. Она выглядела такой счастливой. Страх не смог полностью подчинить ее себе.
Ксорве вспомнила вечер, когда они впервые встретились – то, как Шутмили была поглощена своей работой, росчерки ее пера, темные отблески в ее глазах при свете огня, – и удивленно подумала, почему ей потребовалось столько времени, чтобы осознать свои чувства.
– Было бы здорово сделать записи об этом месте, – сказала Шутмили, выпрямляясь. – Но не волнуйся. Я знаю, что у нас нет времени.
– Все нормально, – сказала Ксорве. – Что это значит? Многое утрачено…
– Так говорил один из наших философов, – ответила Шутмили. – О том, стоит ли пытаться сохранить прошлое, раз всем мирам рано или поздно придет конец.
– Об этом говорили и в Доме Молчания, – заметила Ксорве. Перед кем-то другим она не стала бы откровенничать, но ей хотелось, чтобы Шутмили узнала о ней больше. – Мы просто наблюдали за тем, как все ускользает прочь, и Лабиринт все поглощает. Это то, чего хочет Неназываемый. Имя ему – Опустошение. Твоя версия нравится мне больше.
– Вообще-то наш философ написал длинный трактат о том, что он не прочь умереть, потому что Карсаж станет главенствовать, так что все-таки он был странноватым, – заметила Шутмили.
Ксорве до сих пор переживала, что подвергла Шутмили опасности, но ведь она сама сказала: это был ее выбор, и у нее были на то свои причины. Кто знает, на что способна Оранна с силой Неназываемого или на что способен Неназываемый, воплотившись в теле смертного, но едва ли что-то столь хрупкое, как мертвый язык или древнее морское существо переживет это.
– Что случилось в Доме Молчания? – спросила Шутмили. – Почему ты ушла оттуда?
Ксорве напряглась, ее первым побуждением было отмахнуться от этого вопроса и сменить тему. С другой стороны, ей никогда не приходилось рассказывать эту историю со своей точки зрения. Сетенай выложил все Талу до того, как она успела это сделать.
– Помнишь ту маленькую девочку, Цурай? – спросила она. – Это была я. Я была ею… – она с трудом подбирала слова на карсажийском, ей и без того было тяжело, а тут еще приходилось думать, как это объяснить. – Невеста, обещанная богу. Звучит хуже, чем на самом деле.
– Это звучит… – начала Шутмили.
– Нет, все в порядке. Я не была несчастна. Со мной хорошо обращались. – Она не знала, почему ей так важно, чтобы Шутмили все правильно поняла. Ее воспитывали отнюдь не чудовища. – Они были добры ко мне. До последней минуты. Я не виню их. Зачем плыть против течения, если все идет своим чередом и жизнь продолжается?
– Да, – кивнула Шутмили. – Я понимаю.
– Я хочу сказать, что и сама не сопротивлялась, – продолжала Ксорве. – Знала, что случится, и все равно туда пошла. Я могла бы сбежать, но так и не сбежала. Если бы Сетенай не пришел за мной…
Сглотнув, она отвернулась и уставилась на серый горизонт. Было очень тихо. В Лабиринте хотя бы слышались свист ветра и журчание воды. Здесь же не было ничего: ни птиц, ни насекомых, только шорох их шагов в пыли.
Она рассказала Шутмили все: Ксорве родилась в том же году, когда к Святилищу отправилась предыдущая Избранная невеста. Ее родителей унесла чума. Ее одевали, кормили и воспитывали в Доме Молчания – о таком чумные сироты не могли и мечтать. Спустя четырнадцать лет она должна была ответить на зов Неназываемого и подняться на гору к Святилищу.
– А потом?.. – спросила Шутмили.
– Не знаю, – сказала Ксорве. – Никто не знает. Мне предстояло разгадать эту тайну, но все были совершенно уверены, что я умру. И я так и не узнала, что меня ждало, потому что Сетенай увел меня в последний момент. Звучит, наверное, ужасно, но это было просто… обычное дело.
– Нет, я понимаю, – сказала Шутмили. Она помолчала, прикусив губу. – Я жила в Школе Мастерства до прошлого года, когда меня отправили в экспедицию Арицы. В Школе ко мне относились без неприязни. К тому же у меня были амбиции. Вот что для меня значил Квинкуриат. Я думала, что осознаю, что такое слияние, что не стану противиться этому. Так что я понимаю. Правда.
– Да, – сказала Ксорве. – Она не доверилась бы никому другому, но на лице Шутмили не было ни тени насмешки и она точно не станет использовать это знание против нее. Ксорве оставалось только надеяться, что Шутмили не станет думать о ней хуже. – Так устроен мир. Я не знала ничего другого.
Уставившись себе под ноги, она шла вперед. Стоило один раз увидеть оперение маленьких морских звездочек, как теперь она повсюду их замечала, – они были разбросаны по волнистому камню, как будто море только что отступило.
– Ты не жалеешь? – тихо спросила Ксорве.
– Что?
– Ты не жалеешь, что я не дала тебе уйти? Ты сейчас была бы в Карсаже, слитая с квинкурией или как это называется.
– Нет, – сказала Шутмили. – Приятно быть в защищенном месте, но теперь я начинаю понимать, что там я никогда на самом деле не была защищена. Я рада быть здесь. – Она замолчала, в ее глазах мелькнуло потрясение. – Ты хочешь сказать, что жалеешь, что Сетенай забрал тебя с собой?
Ксорве задумалась, затем невольно улыбнулась. Хорошо, что Шутмили сказала это вслух за нее, и эта мысль исчезла без следа.
– Нет. Конечно, нет.
– Хорошо, – сказала Шутмили. – Я тоже рада, что ты не умерла в детстве. С тобой весело путешествовать. – Она улыбнулась, поймав недоверчивый взгляд Ксорве. – Нет, я серьезно. Хотя, похоже, я не так рассудительна, как мне казалось. Я подозреваю, что ты мне нравишься.
Она окинула Ксорве заинтересованным взглядом – но на морскую звезду она смотрела совсем не так.
Сердце Ксорве забилось, как попавший в лампу мотылек. Шутмили явно ждала ее ответа. Но когда Ксорве снова обрела дар речи, стало ясно, что молчание слишком затянулось, и проще было сделать вид, что она ничего и не собиралась отвечать. Засунув руки в карманы, она уставилась себе под ноги и двинулась вперед.
Идиотка! – воскликнула она про себя. Почему это так трудно? Она же только что распиналась про Дом Молчания.
В отважной попытке нарушить повисшую тишину Шутмили снова завела разговор.
– Каково это – работать на Белтандроса Сетеная? – спросила она. Шутмили всегда называла его полным именем, будто он был героем из легенд.
Ксорве оценила ее попытку, но ответить на этот вопрос было почти так же сложно, как на замечание, что она нравится Шутмили. Она не знала, как рассказать о последних восьми годах. О работе, усталости, одиночестве – и о том, как все это становилось незначительным, когда Сетенай оказывался ею доволен.
– Нормально. То есть хорошо. На него неплохо работать.
– Да, так прямо сразу и захотелось, – заметила Шутмили. – Он тебе нравится?
Видимо, Шутмили и этот вопрос казался простым.
– Он не тот человек, который нравится или нет, – в конце концов сказала Ксорве. – Мы не друзья. Он не доверяет ни мне, ни кому-либо еще. Не ждет, что я стану поверять ему свои тайны. Но знаешь – никто не заставлял его спасать меня. Он ничего мне не был должен. И он никогда не ждал от меня благодарности.
– Я просто пытаюсь представить, каково будет познакомиться с ним по-настоящему, если у нас все получится, – сказала Шутмили. – Если я буду работать на него.
– Он тебе понравится, – заверила ее Ксорве. – Он забавный.
Сетенай плохо переносил неудачи и совершенно не выносил непослушания, но он верил в результаты. Если она вернется с Реликварием, он простит ее. По крайней мере, на это есть надежда. И он поймет, насколько полезной может быть Шутмили, какая она умная и отважная – они могли бы работать вместе…
Она так была занята мыслями о выживании, что у нее не было времени представить, каково это было бы, если бы Шутмили работала на Сетеная. Больно было осознавать, что все могло сложиться иначе, будь рядом с ней кто-то, с кем можно поговорить по дороге, кто-то более дружелюбный, чем Тал.
– Когда ты начнешь на него работать, мы сможем вместе путешествовать, если захочешь, – сказала Ксорве. – Перепробуешь всю эту ужасную еду на станциях. Выбор большой, особенно если ты не против мучных червей.
– Боже мой, – отозвалась Шутмили. – Да. Более того, я настаиваю на этом. Гастрономический тур по Лабиринту Отголосков, – она широко улыбнулась. – Просто блестяще.
– А когда мы вернемся, мы сможем как следует осмотреть Тлаантот, – добавила Ксорве. Было опасно озвучивать это. Однажды она уже представляла себе светлое будущее в Тлаантоте, но город день за днем разочаровывал ее, а она даже не заметила, как рухнули ее надежды.
– Там есть интересные места, – продолжала она. Рядом с Шутмили все будет по-другому. – Мы могли бы поужинать у Кетаало. А еще у Сетеная огромная библиотека, тебе понравится.
Не поднимая глаз, Ксорве ждала, что ответит Шутмили. Было приятно представлять это у себя в голове, но удивительным образом возможность того, что Шутмили действительно заинтересуется, превратила эти надежды в еще более несбыточные. Ксорве никогда не умела с этим справляться. Ей стоило научиться этому в шестнадцать, вместо того чтобы учиться убивать.
И вдруг Шутмили взяла Ксорве за руку. Даже сквозь перчатки Ксорве ощутила тепло ее кожи. Она слегка пожала ладонь Шутмили и отпустила ее.
Они шли дальше в дружелюбном молчании. Даже не глядя, Ксорве отчетливо ощущала присутствие Шутмили: каждый шаг, трепетание ее подола на ветру, то, как она в задумчивости прикусывает губу… впервые она задалась вопросом – что, если Шутмили чувствует то же самое? Она немного смутилась – но в этом не было ничего неприятного, – не веря тому, что кто-то может восхищаться и ее телом.
Они шли не останавливаясь, и башня на горизонте приближалась. Вскоре начался подъем, сухое морское дно сменил каменистый берег, и вот уже они очутились в тени башни. Пусть и разрушенный, Шпиль казался огромным – он был выше и шире, чем башня крепости у Врат в Тлаантоте. В стене, чуть в стороне от берега, был вырублен проем высотой в тридцать футов. К двери вели широкие ступени, а по обе стороны на постаментах стояли статуи.
Ксорве прошла вдоль береговой линии, пытаясь получше рассмотреть дверь. Какой-то инстинкт подсказал ей не высовываться. Свет здесь был странный – туманный, мерцающий, но достаточно яркий – не стоило надеяться, что темнота укроет ее.
Подул ветер, и, подобно буйку, движущемуся вместе с приливом, со стороны башни несколькими этажами выше показался корабль.
– Это корабль Оранны, – сказала Ксорве. Ей пришлось остановиться, чтобы перевести дух.
Шутмили взяла Ксорве под руку. Прикосновение успокаивало даже сквозь многочисленные слои рубашек и верхней одежды.
– Когда она заговорила со мной в Пустом Монументе, я испугалась как никогда в жизни, – призналась Шутмили. – Разумеется, с тех пор моя жизнь стала намного интереснее, – добавила она, весело взглянув на Ксорве. – Но она всего лишь человек. По крайней мере, пока.
– Надеюсь, – отозвалась Ксорве. – Но здесь она может открыть Реликварий. Как ты думаешь…
Шутмили прикусила губу.
– Не знаю, – сказала она после секундного размышления. – Скорее всего, для преображения ей нужно будет сначала вернуться в Святилище Неназываемого, но я правда не знаю. Одна только мысль об этом уже противоречит нашему учению.
Ксорве вздохнула и закрыла глаза. Привкус соли в воздухе словно напоминал о давно исчезнувшем море.
– Что ж, – продолжала Шутмили. – Если мы все-таки встретимся с Неназываемым, я с удовольствием выскажу ему все, что о нем думаю.
Сжав руку Ксорве, она отпустила ее, и они подкрались ближе к башне. Каменная кладка была некогда украшена затейливым орнаментом, множеством ниш, контрфорсов и балконов – теперь же большая часть деталей отвалилась или сгладилась, как будто башня долгие годы находилась под водой. Статуи по обеим сторонам ступеней смутно напоминали людские фигуры, но трудно было сказать, что они изображали. В большинстве случаев не оставалось ничего, кроме осыпающегося столба или фрагмента туловища.
Дверной проем был пуст. Ничто не мешало им войти прямо в башню. За порогом виднелся проход, который, по всей видимости, вел в большой зал. Оглянувшись на искалеченный пейзаж, она снова подумала о том, как они ничтожны, как открыты чужим взглядам, и как мало знают о том, во что ввязываются. Шутмили проследила за ее взглядом.
Легче не станет. Колебаться бесполезно. Ксорве переступила порог.
Внутри башня выглядела совсем иначе. Шутмили пробурчала что-то об истончении.
Там были колоннады, витые лестницы, огромные галереи поверх других галерей. В воздухе висели витиеватые каменные свитки, похожие на водоросли. Иногда казалось, будто они пробираются сквозь затопленный сад, иногда – будто бредут по трущобам и крышам разрушенного города. Выглядело это так, словно один дворец врезался в другой.
Ксорве чувствовала то, что чувствовала раньше – в крипте Дома Молчания и в глубинах Пустого Монумента. Здесь присутствовало что-то древнее и знающее, и им позволяли оставаться здесь только потому, что они были слишком незначительными фигурами.
– Не буду говорить, что я в порядке, – сказала Шутмили, – так как это не произвело никакого впечатления в первые десять раз. Да и боги могут наказать меня за ложь, ведь я просто в ужасе.
– Шутмили…
– Я знаю, что делаю, – продолжала она. – Это был мой выбор. Я не собираюсь возвращаться. Мне не нравится оставлять дела незавершенными. И если бы мне хотелось защищенности, я могла бы остаться.
Шутмили решительно вздернула подбородок и приподняла капюшон, пряча лицо от холода, так что оно оказалось в облаке мягкого меха, а ветер сдувал выбившиеся пряди ей на скулы. Ксорве ощутила прилив нежности. При других обстоятельствах это могло бы быть приятным чувством, спокойным теплом, желанием заправить пряди за уши, коснуться шеи – но теперь сердце Ксорве сжалось в предчувствии угрозы.
– Возможно, нам стоит прихватить виски, – заметила она.
Они долго шли по равнине к подножию башни, беззащитные перед холодом и уязвимые – любой мог их увидеть. В некоторых местах земля, вмерзшая в скалу, вздыбилась волнами, будто рябь пошла по песку.
– Видишь? – спросила Шутмили, разглядывая что-то под ногами: пернатый вихрь размером с ладонь, едва отличимый от камня. – Это морская звезда. Какая красивая. По-моему, мы на дне моря. – Она восторженно улыбнулась. – Многое утрачено, но многое продолжается…
Нужно было двигаться дальше, но у Ксорве не хватало духу поторопить Шутмили. Она выглядела такой счастливой. Страх не смог полностью подчинить ее себе.
Ксорве вспомнила вечер, когда они впервые встретились – то, как Шутмили была поглощена своей работой, росчерки ее пера, темные отблески в ее глазах при свете огня, – и удивленно подумала, почему ей потребовалось столько времени, чтобы осознать свои чувства.
– Было бы здорово сделать записи об этом месте, – сказала Шутмили, выпрямляясь. – Но не волнуйся. Я знаю, что у нас нет времени.
– Все нормально, – сказала Ксорве. – Что это значит? Многое утрачено…
– Так говорил один из наших философов, – ответила Шутмили. – О том, стоит ли пытаться сохранить прошлое, раз всем мирам рано или поздно придет конец.
– Об этом говорили и в Доме Молчания, – заметила Ксорве. Перед кем-то другим она не стала бы откровенничать, но ей хотелось, чтобы Шутмили узнала о ней больше. – Мы просто наблюдали за тем, как все ускользает прочь, и Лабиринт все поглощает. Это то, чего хочет Неназываемый. Имя ему – Опустошение. Твоя версия нравится мне больше.
– Вообще-то наш философ написал длинный трактат о том, что он не прочь умереть, потому что Карсаж станет главенствовать, так что все-таки он был странноватым, – заметила Шутмили.
Ксорве до сих пор переживала, что подвергла Шутмили опасности, но ведь она сама сказала: это был ее выбор, и у нее были на то свои причины. Кто знает, на что способна Оранна с силой Неназываемого или на что способен Неназываемый, воплотившись в теле смертного, но едва ли что-то столь хрупкое, как мертвый язык или древнее морское существо переживет это.
– Что случилось в Доме Молчания? – спросила Шутмили. – Почему ты ушла оттуда?
Ксорве напряглась, ее первым побуждением было отмахнуться от этого вопроса и сменить тему. С другой стороны, ей никогда не приходилось рассказывать эту историю со своей точки зрения. Сетенай выложил все Талу до того, как она успела это сделать.
– Помнишь ту маленькую девочку, Цурай? – спросила она. – Это была я. Я была ею… – она с трудом подбирала слова на карсажийском, ей и без того было тяжело, а тут еще приходилось думать, как это объяснить. – Невеста, обещанная богу. Звучит хуже, чем на самом деле.
– Это звучит… – начала Шутмили.
– Нет, все в порядке. Я не была несчастна. Со мной хорошо обращались. – Она не знала, почему ей так важно, чтобы Шутмили все правильно поняла. Ее воспитывали отнюдь не чудовища. – Они были добры ко мне. До последней минуты. Я не виню их. Зачем плыть против течения, если все идет своим чередом и жизнь продолжается?
– Да, – кивнула Шутмили. – Я понимаю.
– Я хочу сказать, что и сама не сопротивлялась, – продолжала Ксорве. – Знала, что случится, и все равно туда пошла. Я могла бы сбежать, но так и не сбежала. Если бы Сетенай не пришел за мной…
Сглотнув, она отвернулась и уставилась на серый горизонт. Было очень тихо. В Лабиринте хотя бы слышались свист ветра и журчание воды. Здесь же не было ничего: ни птиц, ни насекомых, только шорох их шагов в пыли.
Она рассказала Шутмили все: Ксорве родилась в том же году, когда к Святилищу отправилась предыдущая Избранная невеста. Ее родителей унесла чума. Ее одевали, кормили и воспитывали в Доме Молчания – о таком чумные сироты не могли и мечтать. Спустя четырнадцать лет она должна была ответить на зов Неназываемого и подняться на гору к Святилищу.
– А потом?.. – спросила Шутмили.
– Не знаю, – сказала Ксорве. – Никто не знает. Мне предстояло разгадать эту тайну, но все были совершенно уверены, что я умру. И я так и не узнала, что меня ждало, потому что Сетенай увел меня в последний момент. Звучит, наверное, ужасно, но это было просто… обычное дело.
– Нет, я понимаю, – сказала Шутмили. Она помолчала, прикусив губу. – Я жила в Школе Мастерства до прошлого года, когда меня отправили в экспедицию Арицы. В Школе ко мне относились без неприязни. К тому же у меня были амбиции. Вот что для меня значил Квинкуриат. Я думала, что осознаю, что такое слияние, что не стану противиться этому. Так что я понимаю. Правда.
– Да, – сказала Ксорве. – Она не доверилась бы никому другому, но на лице Шутмили не было ни тени насмешки и она точно не станет использовать это знание против нее. Ксорве оставалось только надеяться, что Шутмили не станет думать о ней хуже. – Так устроен мир. Я не знала ничего другого.
Уставившись себе под ноги, она шла вперед. Стоило один раз увидеть оперение маленьких морских звездочек, как теперь она повсюду их замечала, – они были разбросаны по волнистому камню, как будто море только что отступило.
– Ты не жалеешь? – тихо спросила Ксорве.
– Что?
– Ты не жалеешь, что я не дала тебе уйти? Ты сейчас была бы в Карсаже, слитая с квинкурией или как это называется.
– Нет, – сказала Шутмили. – Приятно быть в защищенном месте, но теперь я начинаю понимать, что там я никогда на самом деле не была защищена. Я рада быть здесь. – Она замолчала, в ее глазах мелькнуло потрясение. – Ты хочешь сказать, что жалеешь, что Сетенай забрал тебя с собой?
Ксорве задумалась, затем невольно улыбнулась. Хорошо, что Шутмили сказала это вслух за нее, и эта мысль исчезла без следа.
– Нет. Конечно, нет.
– Хорошо, – сказала Шутмили. – Я тоже рада, что ты не умерла в детстве. С тобой весело путешествовать. – Она улыбнулась, поймав недоверчивый взгляд Ксорве. – Нет, я серьезно. Хотя, похоже, я не так рассудительна, как мне казалось. Я подозреваю, что ты мне нравишься.
Она окинула Ксорве заинтересованным взглядом – но на морскую звезду она смотрела совсем не так.
Сердце Ксорве забилось, как попавший в лампу мотылек. Шутмили явно ждала ее ответа. Но когда Ксорве снова обрела дар речи, стало ясно, что молчание слишком затянулось, и проще было сделать вид, что она ничего и не собиралась отвечать. Засунув руки в карманы, она уставилась себе под ноги и двинулась вперед.
Идиотка! – воскликнула она про себя. Почему это так трудно? Она же только что распиналась про Дом Молчания.
В отважной попытке нарушить повисшую тишину Шутмили снова завела разговор.
– Каково это – работать на Белтандроса Сетеная? – спросила она. Шутмили всегда называла его полным именем, будто он был героем из легенд.
Ксорве оценила ее попытку, но ответить на этот вопрос было почти так же сложно, как на замечание, что она нравится Шутмили. Она не знала, как рассказать о последних восьми годах. О работе, усталости, одиночестве – и о том, как все это становилось незначительным, когда Сетенай оказывался ею доволен.
– Нормально. То есть хорошо. На него неплохо работать.
– Да, так прямо сразу и захотелось, – заметила Шутмили. – Он тебе нравится?
Видимо, Шутмили и этот вопрос казался простым.
– Он не тот человек, который нравится или нет, – в конце концов сказала Ксорве. – Мы не друзья. Он не доверяет ни мне, ни кому-либо еще. Не ждет, что я стану поверять ему свои тайны. Но знаешь – никто не заставлял его спасать меня. Он ничего мне не был должен. И он никогда не ждал от меня благодарности.
– Я просто пытаюсь представить, каково будет познакомиться с ним по-настоящему, если у нас все получится, – сказала Шутмили. – Если я буду работать на него.
– Он тебе понравится, – заверила ее Ксорве. – Он забавный.
Сетенай плохо переносил неудачи и совершенно не выносил непослушания, но он верил в результаты. Если она вернется с Реликварием, он простит ее. По крайней мере, на это есть надежда. И он поймет, насколько полезной может быть Шутмили, какая она умная и отважная – они могли бы работать вместе…
Она так была занята мыслями о выживании, что у нее не было времени представить, каково это было бы, если бы Шутмили работала на Сетеная. Больно было осознавать, что все могло сложиться иначе, будь рядом с ней кто-то, с кем можно поговорить по дороге, кто-то более дружелюбный, чем Тал.
– Когда ты начнешь на него работать, мы сможем вместе путешествовать, если захочешь, – сказала Ксорве. – Перепробуешь всю эту ужасную еду на станциях. Выбор большой, особенно если ты не против мучных червей.
– Боже мой, – отозвалась Шутмили. – Да. Более того, я настаиваю на этом. Гастрономический тур по Лабиринту Отголосков, – она широко улыбнулась. – Просто блестяще.
– А когда мы вернемся, мы сможем как следует осмотреть Тлаантот, – добавила Ксорве. Было опасно озвучивать это. Однажды она уже представляла себе светлое будущее в Тлаантоте, но город день за днем разочаровывал ее, а она даже не заметила, как рухнули ее надежды.
– Там есть интересные места, – продолжала она. Рядом с Шутмили все будет по-другому. – Мы могли бы поужинать у Кетаало. А еще у Сетеная огромная библиотека, тебе понравится.
Не поднимая глаз, Ксорве ждала, что ответит Шутмили. Было приятно представлять это у себя в голове, но удивительным образом возможность того, что Шутмили действительно заинтересуется, превратила эти надежды в еще более несбыточные. Ксорве никогда не умела с этим справляться. Ей стоило научиться этому в шестнадцать, вместо того чтобы учиться убивать.
И вдруг Шутмили взяла Ксорве за руку. Даже сквозь перчатки Ксорве ощутила тепло ее кожи. Она слегка пожала ладонь Шутмили и отпустила ее.
Они шли дальше в дружелюбном молчании. Даже не глядя, Ксорве отчетливо ощущала присутствие Шутмили: каждый шаг, трепетание ее подола на ветру, то, как она в задумчивости прикусывает губу… впервые она задалась вопросом – что, если Шутмили чувствует то же самое? Она немного смутилась – но в этом не было ничего неприятного, – не веря тому, что кто-то может восхищаться и ее телом.
Они шли не останавливаясь, и башня на горизонте приближалась. Вскоре начался подъем, сухое морское дно сменил каменистый берег, и вот уже они очутились в тени башни. Пусть и разрушенный, Шпиль казался огромным – он был выше и шире, чем башня крепости у Врат в Тлаантоте. В стене, чуть в стороне от берега, был вырублен проем высотой в тридцать футов. К двери вели широкие ступени, а по обе стороны на постаментах стояли статуи.
Ксорве прошла вдоль береговой линии, пытаясь получше рассмотреть дверь. Какой-то инстинкт подсказал ей не высовываться. Свет здесь был странный – туманный, мерцающий, но достаточно яркий – не стоило надеяться, что темнота укроет ее.
Подул ветер, и, подобно буйку, движущемуся вместе с приливом, со стороны башни несколькими этажами выше показался корабль.
– Это корабль Оранны, – сказала Ксорве. Ей пришлось остановиться, чтобы перевести дух.
Шутмили взяла Ксорве под руку. Прикосновение успокаивало даже сквозь многочисленные слои рубашек и верхней одежды.
– Когда она заговорила со мной в Пустом Монументе, я испугалась как никогда в жизни, – призналась Шутмили. – Разумеется, с тех пор моя жизнь стала намного интереснее, – добавила она, весело взглянув на Ксорве. – Но она всего лишь человек. По крайней мере, пока.
– Надеюсь, – отозвалась Ксорве. – Но здесь она может открыть Реликварий. Как ты думаешь…
Шутмили прикусила губу.
– Не знаю, – сказала она после секундного размышления. – Скорее всего, для преображения ей нужно будет сначала вернуться в Святилище Неназываемого, но я правда не знаю. Одна только мысль об этом уже противоречит нашему учению.
Ксорве вздохнула и закрыла глаза. Привкус соли в воздухе словно напоминал о давно исчезнувшем море.
– Что ж, – продолжала Шутмили. – Если мы все-таки встретимся с Неназываемым, я с удовольствием выскажу ему все, что о нем думаю.
Сжав руку Ксорве, она отпустила ее, и они подкрались ближе к башне. Каменная кладка была некогда украшена затейливым орнаментом, множеством ниш, контрфорсов и балконов – теперь же большая часть деталей отвалилась или сгладилась, как будто башня долгие годы находилась под водой. Статуи по обеим сторонам ступеней смутно напоминали людские фигуры, но трудно было сказать, что они изображали. В большинстве случаев не оставалось ничего, кроме осыпающегося столба или фрагмента туловища.
Дверной проем был пуст. Ничто не мешало им войти прямо в башню. За порогом виднелся проход, который, по всей видимости, вел в большой зал. Оглянувшись на искалеченный пейзаж, она снова подумала о том, как они ничтожны, как открыты чужим взглядам, и как мало знают о том, во что ввязываются. Шутмили проследила за ее взглядом.
Легче не станет. Колебаться бесполезно. Ксорве переступила порог.
Внутри башня выглядела совсем иначе. Шутмили пробурчала что-то об истончении.
Там были колоннады, витые лестницы, огромные галереи поверх других галерей. В воздухе висели витиеватые каменные свитки, похожие на водоросли. Иногда казалось, будто они пробираются сквозь затопленный сад, иногда – будто бредут по трущобам и крышам разрушенного города. Выглядело это так, словно один дворец врезался в другой.
Ксорве чувствовала то, что чувствовала раньше – в крипте Дома Молчания и в глубинах Пустого Монумента. Здесь присутствовало что-то древнее и знающее, и им позволяли оставаться здесь только потому, что они были слишком незначительными фигурами.