Неназываемый

III

Слияние




Реликварий Пентравесса не дает себя преследовать, совсем как куст шиповника не дает пройти босому путешественнику. Он смущает рассудок, искушает его и, в конце концов, ранит тех, кто был слишком беспечен.

Олтарос Чаросса, из письма к Белтандросу Сетенаю, до его изгнания





13

Без обид




Белтандрос Сетенай не закрывал окна в своих покоях на ночь. В этом была и поблажка, и некоторая бравада. Дул свежий ветер, и дворец канцлера жадно впитывал его в темной ночи пустыни.

Мотылек залетел на балкон в приемной и задел крылом защитную сетку. Вспышка света, потрескивание и слабый горький запах чего-то жженого. Бывало и хуже. Ксорве однажды видела, как то же самое случилось с летучей мышью.

Она ждала в приемной вместе с Талом и Шутмили. Возвращение в Тлаантот на борту карсажийского катера далось им нелегко. Они лишь единожды остановились на заправочной станции; все трое были голодны и мечтали о ванне, но Ксорве не терпелось увидеть Сетеная.

– Надеюсь, ты признаешь, что во всем виновата только ты, – сказал Тал.

– Напомни, зачем я спасла тебя? – спросила Ксорве.

– Потому что тебе нужно, чтобы кто-то над тобой издевался, как я это делаю уже много лет, – ответил он.

Обнаружив Тала живым, Ксорве невольно ощутила облегчение, но это чувство быстро прошло. Послушать его, так он в одиночку нашел Реликварий и почти забрал его, но тут вмешалась Ксорве и все испортила.

Она хотела огрызнуться, но, переведя взгляд на измученную и напуганную Шутмили, решила, что они еще успеют поссориться. Последние несколько дней наверняка были очень тяжелыми для адепта. Даже Сетенай отдыхал между периодами применения магии. Лицо Шутмили осунулось.

Из кабинета Сетеная вышел слуга.

– Вы двое можете войти, а вашу спутницу я отведу в гостевую комнату, – сказал лакей, сделав легкий жест в сторону Шутмили, которая сжалась в кресле. – Он говорит: уже поздно, и он встретится с ней завтра.

Шутмили выглядела потерянной, и Ксорве осенило, что та не знает их языка.

– Все в порядке, – сказала Ксорве, переведя слова слуги. – Следуй за ним. Все хорошо. – Она была так поглощена мыслью о встрече с Сетенаем, что даже не подумала, что делать с Шутмили. – Я зайду к тебе попозже, – добавила она, и Шутмили позволила лакею увести ее.

Сетенай сидел у камина. Парадные одежды он сменил на зеленую шелковую ночную рубашку, а печать канцлера – на бокал смоляного вина, но от этого производил не менее грандиозное впечатление. Что бы ни ждало их впереди, чудесно было снова видеть его: словно возвращаешься домой в темноте и видишь зажженные окна. Они вошли, и он посмотрел на них с неподдельным удовольствием.

– Господин, – сказала она и поклонилась. Тал поступил так же.

– Проходите и садитесь, – сказал Сетенай. – Я попрошу подать еще бутылку. Возможно, у вас есть для меня новости?

Ксорве надеялась, что он каким-то образом уже узнал о случившемся и теперь пребывает в ярости, но все было гораздо хуже – ей придется объясняться лично.

– Господин… – сказала она. – В умирающем мире… Его лицо помрачнело.

– Что случилось?

Ксорве открыла рот, но слова не шли с языка. Что вообще она может сказать? Тал явно не собирался ей помогать. Она посмотрела на Сетеная, все еще пытаясь подобрать слова.

– Вы были правы, – сказала она. – Реликварий был там.

Глаза Сетеная округлились, наполнились предвкушением и волнением – Ксорве никогда не видела у него такого выражения. Но до того, как она успела придумать, как смягчить удар, вмешался Тал.

– Ксорве упустила его, – сказал он. – Он был почти у нас в руках, и…

– Спасибо, Талассерес, – сказал Сетенай, слегка постучав пальцами по столешнице. Он никогда не делал ничего просто так. Ксорве похолодела, как будто из открытого окна вдруг подул зимний ветер.

– Ты упустила его? – спросил он, повернувшись к ней.


– Да, господин, – сказала она. – Простите, господин.

Не в силах смотреть ему в глаза, она уставилась на бокал вина, отмечая игру света и тени. Она не сомневалась, что стоит ей поднять взгляд, как она увидит, что стены и углы кабинета напирают на нее.

Ксорве старалась объяснить все как можно четче. Воспоминания о событиях в Пустом Монументе были расплывчатыми: всякий раз, как она пыталась понять, что произошло, они путались и смешивались, и ее рассказ получался сбивчивым. Все это время Сетенай смотрел на нее словно издалека.

Когда она закончила свой рассказ, он кивнул, но промолчал. В комнате повисла тишина, долгая, как сама вечность. Это было мучительно. Ксорве украдкой бросила взгляд на Тала – его лицо ничего не выражало. Пришла его очередь объясняться.

– Я чувствую, – заметил Сетенай, – что вы двое собираетесь устроить соревнование. На вашем месте я бы хорошенько подумал.

Он встал из-за стола и, подойдя к окну, взглянул на огни города внизу.

– Итак. Реликварий существует. Он найден. Он по-прежнему цел и невредим. Все это время он был поблизости. Это должно было стать поводом для триумфа.

Тишину нарушало лишь потрескивание защитной сетки.

– И все же вы его упустили. Не просто упустили – позволили Оранне завладеть им. Этого не должно было случиться, – сказал он. – Я не совсем понимаю, как вы это допустили. – Тал начал что-то говорить, и Сетенай вскинул руку. – Вы оба.

Сетенай стоял у окна, его силуэт слегка вырисовывался на фоне звездного неба.

– Большую часть жизни я искал Реликварий, и долго готовил тебя к этому, – сказал он, обращаясь к Ксорве. – А теперь он в руках врага. Ты знаешь, как это меня печалит.

– Она не знает, как его открыть, – вставил Тал. – Она все время спрашивала, но я ей не сказал. – Ксорве стало почти жалко его.

– У Оранны нет никаких принципов, – сказал Сетенай. – Если ей удастся его открыть… нам останется надеяться только на себя, потому что боги нам уже не помогут.

– Зачем ей это? – спросил Тал. Ксорве хотела, чтобы он заткнулся. Как только объяснение закончится, она просто спрыгнет с моста или сделает что-то в этом роде.

– Вынужден предположить, что во многом это желание досадить мне, – сказал Сетенай. – Но кроме того, все ищут его по одной и той же причине. Наследие Пентравесса. Все эти знания. Оранна копит знания, как другие копят деньги. Ей хочется заполучить их и быть уверенной, что ни у кого больше их нет. Но это не единственная причина. У нее есть странная теория.

Он повернулся к ним, чуть успокоившись. Истории всегда настраивали его на благодушный лад.

– Магия требует постоянного напряжения, – продолжил он. – Даже если ваш покровитель – любезная, покорная и услужливая богиня вроде Сирены. С одной стороны, у вас есть колодец божественной силы. С другой стороны – ограничения, которые накладывает ваше собственное слабое, бренное тело. Мы всегда желаем больше, чем можем получить. У нас есть доступ к силам, которые формируют и изменяют вселенную, но нас сдерживает наша плоть.

Вытянув вперед руку, он согнул пальцы.

– Этот хрупкий остов, эта маленькая оболочка дряхлеет, стареет и страдает, и с каждой каплей поглощенной силы распадается все быстрее. Не все готовы с этим мириться. Оранна видит в этом вызов.

Кто-то мог бы заподозрить, что Сетенаю нравится звук его собственного голоса, но Ксорве это никогда не смущало. Он умел рассказывать. Он начинал со знакомой темы и, словно паук, раскручивал ее в невероятных направлениях.

– О Пентравессе и Ирискаваал ходили слухи. Поговаривали, что у них сложился небывалый союз. Что Ирискаваал мог использовать тело Пентравесса, не подавляя его сознания. Что Пентравесс выжил в сжимавших его объятиях.

Сетенай перевел взгляд на ладонь и повернул ее так, что кольца засверкали в свете огня.

– Оранна убеждена, что это правда, и что такое может случиться вновь, если маг установит правильную связь с божеством и проведет нужный ритуал. Она верит, что ритуал – одна из тайн, которые спрятаны в Реликварии.

Его голос обладал такой властью, что на миг Ксорве показалось, что все еще можно исправить. Если она рядом с ним, в безопасности, и он рассказывает истории о давно ушедших магах древности, значит, все не так уж плохо.

Она украдкой подняла взгляд и увидела, как легкая улыбка на его губах увяла.

– Если она права… Я уверен, ты можешь представить, чего она хочет, Ксорве. Если у нее получится, Оранна уберет последний барьер между магом и богом. Она мнит себя истинным посланником Неназываемого. Она станет его воплощением. Живой, ходячей, бессмертной и непобедимой. Она выведет его на свет, и он принесет с собой древние знания и всю свою неутолимую жажду.

Ксорве почувствовала, как по спине пробежал холодок, внутри все сжалось. Она знала, что Неназываемый все еще существует. Но она могла спокойно жить и спать только потому, что он не покидал свое Святилище в глуши Ошаара, куда она больше никогда не вернется.

– Оранна всегда была одержима этой идеей, – продолжил Сетенай. – И теперь мы узнаем, насколько это реально.

– Мы можем остановить ее, – сказала Ксорве, борясь с нарастающей паникой. – Мы найдем ее и отберем Реликварий.

– Нет, – сказал Сетенай. – Я найду ее. Вы двое… Думаю, вам лучше остаться здесь, во дворце. Вы уже достаточно натворили дел.

– Господин… – начал Тал.

– Я все сказал, Талассерес, – произнес Сетенай. – У меня нет больше задач для вас.

– Я тут ни при чем, – запротестовал Тал. – Мы были у цели, и тут Ксорве все испортила. Разрешите мне отправиться. Я смогу ее найти. Я покажу ей…

– Нет, – сказал Сетенай.

– Это нечестно, – процедил Тал сквозь сжатые зубы и с усилием добавил: – Господин.

– Возможно, нет, – сказал Сетенай. Тал выпрямился в кресле, сжав кулаки. Когда стало ясно, что решение Сетеная не изменить, Тал поднялся, со скрипом отодвинув стул, и выскочил из комнаты.

Ксорве сидела, понуро опустив голову. Сетенай ходил взад-вперед. Тишину нарушал только звук его шагов.

В конце концов он занял место Тала напротив Ксорве.