Неназываемый

Коротышка подставил ему подножку. Плохо. Стоит только оказаться на земле, твоя песенка спета. Тал надеялся, что потеряет сознание, жаль только труп из него выйдет некрасивый. Трудно представить, как кто-то будет проливать слезы над его беззубой тушей после того, как его хорошенько отпинают и бросят на склоне холма. Ну что же…

Он инстинктивно свернулся в клубок, защищая голову и шею, потому что его коварный первобытный мозг все еще искал способ выжить. Он зажмурился, услышав шум борьбы, и не сразу понял, что удар не достиг своей цели.

Наступила тишина, прерываемая чьими-то стонами. Кто-то ткнул мыском ботинка Тала в плечо.

– Вставай.

– Тьфу ты, – сказал Тал.

Еще один толчок. С трудом встав на четвереньки, он вдохнул кровавую слизь и поднял голову.

– Вставай, Тал, – повторила Ксорве.

Тал расхохотался – как будто ворота застучали на ветру.

Ну конечно. Ксорве в жизни не позволила бы кому-то другому избить его до смерти. Смысл ее слов до него не доходил. Если бы она сейчас перевернула его на спину и раздавила ему трахею, он не смог бы сопротивляться. Именно так Белтандрос Сетенай убил его дядю. Он все смеялся и не мог остановиться.

Закатив глаза, Ксорве подняла его и прижала к стене. Тал и стена уже становились добрыми друзьями.

Ксорве провела проверку – сколько пальцев она показывает, способен ли он досчитать до десяти и так далее. Но она хотя бы не ждала от Тала благодарности. А иначе он бы плюнул ей в лицо кровью.

– Жить будешь, – сказала она. – У нас есть корабль. Пора двигаться, пока твое отсутствие не заметили.

Со своего места он видел, что верзила и коротышка распластались на земле несколькими футами ниже, то ли мертвые, то ли без сознания, хорошо бы в луже собственной замерзшей мочи. Над телами с презрительным видом стояла карсажийская девушка, похожая на хорька.

– Надеюсь, она того стоила, – сказал Тал.

– Отвали, – сказала Ксорве.

Он повернулся, взглянув на катер. «Эджарвы» поблизости не было.

– Реликварий у нее. Мы можем…

– Нет. Забирайся в катер, – сказала Ксорве. – Мы улетаем.



Дарью Малкхая пролежал под обломками Монумента две ночи и два дня. Его правая рука была раздавлена упавшим обломком. Сначала он страдал от боли. Потом пришла жажда.

Он лежал там, пока воскрешенные роились на древних полях – они, словно ряска, сгустились, а затем рассеялись. В горле пересохло, и он не мог издать ни звука. Во рту, полном пыли, чувствовался привкус кислоты.

Время распалось, как ожерелье из бусин. Малкхая, – Страж Церкви, для друзей Майя, – исчез. Остались только обрывки сознания, кратковременные просветы, будто свеча гасла вновь и вновь.

Я не смог, думал он, когда был способен думать. Не смог исполнить свой долг. Но вспомнить, что это был за долг, уже не получалось. В голове всплыло имя Шутмили, но кто это или что это, он не помнил. Он попытался зацепиться за эту мысль, а потом все исчезло – и он тоже.



Тело Малкхаи все так же лежало под завалами, когда Врата снова засветились. Оно лежало там, когда карсажийский фрегат «Созерцание в спокойствии» спускался к руинам Пустого Монумента, словно рыба-ангел к умирающему кораллу. «Спокойствие» летело под тремя флагами: рядом с Девятилепестковой розой Карсажа развевались лиловый инквизиторский флаг и белое знамя Императорского Квинкуриата.

Пять адептов, составлявших квинкурию Бдения, сошли с челнока и начали разбирать завалы. Раздались шаги и голоса, которые Малкхая мог бы услышать, проживи он на день дольше.

А затем его воскресили. Он почувствовал обжигающую вспышку жара. Он должен был биться в агонии, но они забрали его боль – а может быть, он уже не способен был ее чувствовать. Он вообще не чувствовал конечности.

Над ним в окружении призраков возвышалась фиолетово-черная тень.

– Ты можешь говорить? Назови свое имя, – потребовала тень. Шелестящим голосом Малкхая подчинился, слова царапали язык как наждачная бумага.

Следующая вспышка сознания: он лежит спиной на голой земле. Его окружают члены квинкурии. Пять пар соединенных рук, голая кожа к голой коже. Если бы не разница в размере и цвете этих рук, трудно было бы поверить, что пять членов квинкурии были – по крайней мере когда-то – отдельными личностями. В мантиях и вуалях их возраст и пол не поддавался определению, а сетчатые маски делали их похожими на мух.

Шутмили должна была стать такой же, подумал он, по-прежнему не зная, кто такая Шутмили и какое ему до этого дело.

За пределами круга стояла женщина в церемониальных инквизиторских одеждах черного и лилового цвета. Малкхая попытался что-нибудь сказать, из горла вырвался хрип.

– Я Верховный инквизитор Канва Жиури, – сказала женщина. Яркий свет с белого неба размывал ее черты. Канва Жиури. Имя было откуда-то ему знакомо, но не вызывало никаких чувств. А вот слова Верховный инквизитор имели значение. Они значили, что Малкхая должен повиноваться.

– Увы, но ты мертв, Страж, – сказала инквизитор Канва. Голос у нее был прохладный и отрывистый: каждый слог будто капля, падающая в блюдце. – Скоро Бдение отпустит тебя покоиться с миром у Очага Мары. Но до этого, боюсь, мы попросим тебя выполнить свой долг.

– Да, госпожа, – ответил Малкхая.

– Мы не нашли выживших, – сказала инквизитор Канва. Она опустилась на колени рядом с ним, чтобы лучше его слышать. – Скажи, Страж, когда ты в последний раз видел мою племянницу?

Малкхая рассказал ей обо всем, что помнил: о жрице-еретичке, яме с кровью, поющем столпе и прочих ужасах в глубине монумента-гробницы. После смерти его голос скрипел, будто вся эта история была бревном, которое ему нужно было распилить.


Инквизитор сохраняла спокойное выражение лица, ни следа волнения или удивления. «Прискорбно», – вставляла она время от времени, или – «Ясно».

Он закончил рассказ, поведав Канве, где он в последний раз видел Шутмили. Он знал, что должен был что-нибудь почувствовать в связи с увиденным или хотя бы в связи с собственной смертью. Дарью Малкхая был человеком с сильными простыми эмоциями. Друзья часто его за это дразнили. Он вспоминал о себе будто о знакомом, с которым когда-то вместе учился, а потом их пути разошлись.

– Благодарю, Страж, – сказала Канва. – Этого нам достаточно. Твое тело вернут домой. – Она выпрямилась, голос ее потеплел. – Бдение, прошу вас. Разрывайте связь.

Круг разомкнулся, свет потускнел, и Малкхая исчез навсегда.



– Очень жаль, что тело доктора Лагри так сильно пострадало, – сказал инквизитор Цалду. Новый помощник Канвы Жиури, он был одним из аскетов новой волны, что брили головы в знак самоотверженности.

– Да, – согласилась Жиури. Она сидела за столом в собственной каюте, перечитывая запись беседы с трупом Малкхаи.

Квинкурия Бдения трижды безуспешно пыталась возродить Лагри Арицу, зато с Дарью Малкхаей все получилось с первой попытки. Теперь оба трупа хранились в леднике на борту «Спокойствия», чтобы Бдение могло повторить попытку по возвращении в свое святилище возле Могилы Отступницы. Она не лгала Малкхае. Его тело будет возвращено домой, как только перестанет приносить пользу Инквизиторату.

– Но показания Стража достаточно ясны, – добавила она. – Думаю, мы знаем, каким будет наш следующий шаг.

– Каким, госпожа? – спросил Цалду. Ему было не меньше тридцати пяти лет, но для Жиури он был еще мальчиком. Для карсажийца он был необычайно бледным. Жиури подозревала, что в роду у него затесались предки из дальних провинций.

– Необходимо как можно скорее отыскать мою племянницу, – сказала она. – Вы же видели отчеты из Могилы Отступницы. Шутмили срочно нужна, чтобы восстановить мощь квинкурии Лучников.

Пятый Лучник внезапно скончался несколько недель тому назад, и четыре оставшихся адепта квинкурии цеплялись за жизнь в защитном стазисе. Если не восстановить их число, Лучники быстро погибнут, а Шутмили была единственным подходящим кандидатом. Жиури видела предварительные результаты тестов племянницы. Ни один другой свободный адепт даже отдаленно не мог сравниться с ней по уровню силы и контроля, никто другой не мог бы стать частью самого мощного оружия в арсенале Карсажа.

– Если Шутмили жива, есть вероятность, что ее – будем снисходительны – спасли тлаантотские агенты, – заметила Жиури. – Я уже проложила курс на Тлаантот. Уверена, Сетенай пойдет нам навстречу, так как я оказала ему услугу, предоставив доступ в этот мир. Мы найдем Шутмили, приведем ее в порядок и вернемся в Карадун, чтобы немедленно приступить к слиянию.

– Инквизитор, прошу прощения… – начал Цалду. – Что, если нам не удастся привести ее в порядок?

– Нужно сначала вернуть ее в Могилу Отступницы, а уже потом принимать какое-либо решение, – отрезала Жиури. Она знала, что от Цалду следует ждать неприятностей. Большинство инквизиторов с возрастом обретают некоторую свободу действий. Цалду же до сих пор продолжал строго придерживаться всех правил.

– Да, конечно, Инквизитор, – сказал Цалду. – Если нам удастся найти ее вовремя. В противном случае будет милосерднее покончить с такой жизнью. Ваши родственные связи…

– Не торопите события, Цалду, – мягко сказала Жиури. Она в задумчивости постучала пальцами по столешнице. – Не могу сказать, что меня радует перспектива усыпления собственной племянницы. Но вы же знаете, что мы не можем разбрасываться ресурсами. В Школе нет никого уровня Шутмили, а враги Карсажа не дремлют. Так, Тарасен уже знает о смерти Пятого Лучника. Лучники – наше средство устрашения. Мы не можем их потерять. Она нужна нам.

Жиури знала то, чего, возможно, не знал Цалду: если они потеряют Лучников, их некем будет заменить. Существовали и другие боевые квинкурии гораздо ниже рангом, например, Мечники и Эгида, но Лучники развивались и совершенствовались более ста лет. Это не просто оружие – это гарантия сохранности Империи.

– Но если она поддалась скверне, то она лишь навредит Лучникам, – дерзко заявил Цалду. На его бледных щеках алели два пятна. Жиури вскинула бровь. – Я просто рассматриваю все возможные варианты.

Цалду не впервые за время их путешествия – и точно не в последний раз – раздражал Жиури. Она не стала повышать голос.

– Вы когда-нибудь видели мага, поддавшегося скверне, Цалду?

– Нет, госпожа, – ответил он.

– За свою карьеру я отдала под суд не менее десятка таких магов, – сказала она. – Однажды это мерзкое существо вырвалось прямо в зале суда. Мы потеряли трех стражей и одного инквизитора прежде, чем смогли его одолеть.

Воспоминания Жиури о том дне были отрывочными, но это она запомнила хорошо: хохочущего мага, его гнилые зубы, черную слюну, капавшую с подбородка. Смерть была милосердием.

– Я в курсе всех вариантов, – сказала она. – И я знаю, какой должна быть крайняя мера. Мы всегда готовимся к худшему. Но надеяться на худшее я не позволю. Это понятно?

– Да, госпожа, – сказал Цалду.

Жиури кивнула и поднялась из-за стола.

– Очень неудачно, что Лучники сейчас вне игры. Необходимо подавить имеющуюся проблему в зародыше, и в этом Лучникам нет равных. Но у нас есть Бдение, они с этим справятся. Предлагаю подняться на палубу и посмотреть на них в действии.

Нет смысла ссориться с Цалду, раз уж другой помощник в ближайшее время ей не светит, а это зрелище ему точно понравится.

«Спокойствие» по-прежнему кружило над миром Предтеч. С палубы можно было различить развалины Монумента и суетливые серые силуэты воскрешенных, все еще вылезающих из-под земли. Бдению с трудом удалось сдержать их, чтобы забрать тела.

Под кораблем летали пять челноков. На борту каждого находился адепт квинкурии в черной маске и белом плаще.

Жиури подала сигнал, и челноки замерли, образуя пятиугольник в небе над разрушенным некрополем. Внизу воскрешенные бесцельно бродили среди руин, словно в ожидании чего-то.

– Вы когда-нибудь видели квинкурию в боевом построении? – спросила Жиури у Цалду. Она передала ему пару очков, линзы которых были покрыты черной марлей, как маски адептов квинкурии. – Мало кому удавалось. Это привилегия. Жаль только, что это не Лучники, те устроили бы здесь настоящий фейерверк.

На своих челноках адепты Бдения сняли перчатки и вскинули руки. Канва улыбнулась, затянув ремешок собственных очков. Ее любимое зрелище. Ничто не сравнится с Квинкуриатом, когда тот создает порядок из хаоса.

Зажглись пять огоньков, по одному на каждого адепта. Свет становился все ярче, он поглотил адептов, их челноки и все вокруг, словно «Спокойствие» летело к солнцу.

Волна жара от взрыва докатилась даже до палубы. Жиури почувствовала себя словно в разгар летнего дня. На мгновение ей показалось, что она парит в лучах света, и ослепительно-белое сияние смывает все наносное.

Свет потускнел. Под «Спокойствием» и челноками умирающий мир сиял, как чан расплавленного металла. Затем сияние померкло, и они увидели сверкающую гладь маслянисто-черного цвета, простирающуюся на двадцать миль. Руины исчезли. Пограничная стена тоже. Не стало ни разрушенных могил, ни окаменелых деревьев, ни развалин покинутых домов. Никаких воскрешенных. Как будто пустота пришла в этот мир.

– Вот почему наших адептов так боятся, – заметила Жиури. – Скверна – это риск, как вы верно подметили. Но даже адепты Бдения способны снести город, а это квинкурия среднего ранга, которая славится точечной работой, а не насилием в больших масштабах. Представьте, что может случиться, если адепт уровня Шутмили попадет не в те руки. Представьте, что сделают наши враги с таким оружием. Мы должны найти ее, Цалду. Нельзя терять время.