Нефритовые четки
Часть 50 из 101 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Только она одна на всём белом свете меня понимает и любит. Я знаете, чего ужасно боюсь? Что помру раньше неё. Кому достанется моя Пегги? Как с ней будут обращаться?
Скалы раздвинулись. За рощей уже начинались земли селестианцев.
В этот глухой час над Долиной Мечты повисла особая, недобрая тишина. Ни шелеста листвы, ни журчания воды – ни звука. Лишь перестук копыт.
Рид все чаще озирался вокруг, его лошадка ускорила ход и перешла на неуклюжую, развалистую рысцу.
Когда на ветке, прямо над головой у путников, заухал филин, негр схватился за сердце.
– Пегги, стой! Уф… – Было слышно, как у Рида клацают зубы. – Знаете что, сэр. Давайте вы отвезёте им банку сами. А сто долларов мы поделим пополам. Я же всё-таки вытащил её из салуна, так? Не поеду я дальше. Чует моё сердце, добром это не кончится.
Минут пять, а то и десять ушло на то, чтоб уговорить его ехать дальше.
Но близ кукурузного поля, когда на небо выползла большая чёрная туча, Рид снова затрясся.
– Вы как хотите, а я поворачиваю! Вот вам мешок. Забирайте все деньги себе, мне не надо!
И сколько Фандорин ни бился, сдвинуть его с места не смог.
Хорошо, в голову пришла спасительная идея.
– Послушайте, Рид, а у вас игральные карты при себе есть?
– Карт нет, кости есть. Вам зачем? – Уошингтон уже не в первый раз попытался разжать пальцы Эраста Петровича, не отпускавшие уздечку его лошади. – Да пустите вы!
– С-сыграем? Если выиграете, можете возвращаться в Сплитстоун. Голову селестианцам отвезу я, а сто долларов будут ваши.
Уош шумно сглотнул.
– Вы дьявол. Хуже Безголового… Но как бросать кости в темноте?
– Вы же знаете, у меня фонарик.
…Минуту спустя двинулись дальше. Стаканчик и костяные кубики Эраст Петрович положил в карман, решив, что ещё пригодятся.
До въезда в долину Рид всё время болтал, а теперь будто воды в рот набрал. Если и шевелил губами, то беззвучно – похоже, читал молитвы или, может, заклинания. Но дезертировать больше не пытался, это означало бы нарушить слово игрока. Даже если поставил собственную душу и проиграл, долг платежом красен.
Ворота селестианской крепости были нараспашку. Навстречу Риду, ехавшему впереди, бросились все семеро старейшин.
– Что ты так долго? – закричал Мороний. – Скоро уже рассвет! Привёз?
Тут он заметил Фандорина и смешался. Не обращайте на меня внимания, жестом показал Эраст Петрович, спешился и остался в стороне. Старейшины переглянулись.
– Так оно даже лучше, – сказал Разис. – Безбожник может пригодиться.
Апостол нетерпеливо шагнул к негру.
– Вот твои деньги. Показывай!
– Сами любуйтесь.
Рид осторожно спустил мешок на землю, взял купюры и не глядя сунул за пазуху, после чего отвернулся. Даже в тусклом свете факелов было видно, как трясутся у него губы.
На, банку с её жутким содержимым Фандорин смотреть не стал (хорошенького понемногу). Гораздо больше его интересовала реакция селестианцев. Она Эраста Петровича не разочаровала.
Мороний развязал мешок, вынул стеклянный сосуд и вскрикнул.
Звон разбитого стекла, плеск, что-то тяжёлое покатилось по земле. Старейшины отскочили в стороны.
В зловещей тишине раздался тоскливый голос Уоша:
– Уронили башку Расколотого Камня, идиоты? Ну, будет вам теперь. Вождь, ты знаешь, я не при чём. Я, наоборот, привёз то, что ты ищешь!
Апостол взял себя в руки.
– Спокойно! Банку всё равно пришлось бы разбить. Дайте какую-нибудь тряпку. И принесите, во что положить. Корзину, что ли. Нет! В часовне есть серебряное блюдо, так будет почтительней!
Кто-то со всех ног побежал за ворота, кто-то поднял и стал вытирать голову. Остальные запели псалом.
– Эй, чёрный! За сколько возьмёшься отнести голову к Змеиному каньону? – вкрадчиво спросил Разис. – Хочешь триста… нет, пятьсот долларов? Золотом, а?
Рид тронул лошадь, та с неожиданной резвостью прыгнула с места и отбежала шагов на двадцать.
– Ишь какие хитрые! – крикнул он с безопасного расстояния. – А если Безголовый меня признает? Я ведь там один чёрный был, когда его вешали. Хоть и в сторонке стоял, а всё равно… Не соглашусь за все золото мира! Вам надо, вы и несите.
– Тысяча! – отчаянно воззвали старейшины, но Рид вместо ответа отъехал ещё на десять шагов и почти растворился во мраке.
Эраст Петрович заколебался. Нечасто можно заработать тысячу долларов золотом столь необременительным образом: всего лишь совершить небольшую прогулку (правда, не с самой аппетитной ношей). Но допустимо ли наживаться на страхе суеверных людей? Вероятно, благородный муж этого бы не сделал.
Но тут ему пришла в голову идея получше – сам Конфуций вряд ли нашёл бы в ней что-нибудь предосудительное.
– Господа, если вы накроете этот п-предмет какой-нибудь салфеткой, я могу отнести его к Змеиному каньону. Денег мне не нужно, но услуга за услугу. Утром я отправляюсь в экспедицию против бандитов. Мне понадобится солидное посси — люди, хорошо владеющие оружием. Если бы выдали мне человек пятнадцать-двадцать…
– Нас двадцать восемь – взрослых мужчин! – вскричал Разис. – Все пойдём!
Другой поддержал его:
– Можно взять и мальчишек, кому больше пятнадцати, им это пойдёт на пользу. Тогда наберётся почти сорок всадников!
И можно будет одним выстрелом уложить двух зайцев, подумал Фандорин. Даже трёх. Спасти девушку, изгнать из долины разбойников, да ещё и наладить отношения между соседями. Полковник Стар будет доволен.
Но единодушия между старейшинами не было.
– Так ничего не выйдет, – сказал отец молодого человека, погубленного призраком. – Расколотый Камень к безбожнику не явится. Да ещё озлится. А расплачиваться придётся нам.
Конец спору положил сам Мороний.
– Мафусаил прав. Негоже нам, людям веры, прибегать к помощи безбожника. Прав и негр. Нам надо, мы и отнесём.
Перечить апостолу никто не осмелился. Решение было принято.
– Но кто из нас сделает это? – спросил Разис.
И все со страхом посмотрели на голову, лежавшую на большом серебряном блюде, края которого зловеще поблёскивали в отсветах пламени кровавыми бликами.
– Я, – коротко сказал Мороний и перекрестился. – Кто ж ещё?
Эраст Петрович посмотрел на него с уважением. Видно, не зря селестианцы признали этого седобородого коротышку апостолом и ушли с ним из обжитых мест за тридевять земель. Так и должен поступать настоящий вождь.
– Если я… если я не вернусь… – Мороний изо всех сил старался говорить твёрдо. – Кормило примешь ты, Разис. А вы, братья, поклянитесь слушаться его, как слушались меня.
Остальные смотрели на него с благоговением и лишь низко поклонились в знак повиновения.
Все вместе они дошли до небольшой дубравы, за которой простиралось поле, обрывавшееся каньоном. С противоположной его стороны громоздились скалы, но их вершины терялись в сером полумраке. Рассвет ещё не наступил, но был близок.
– Вон оно, сухое дерево, – показал Уошингтон Рид. Шагах в трёхстах чернел какой-то силуэт – там, очевидно, и находился край каньона.
Бледный и торжественный Мороний стоял навытяжку, держа перед собою блюдо, на котором темнела оторванная голова. Будто приветственная депутация с караваем, подумал Фандорин. Только солонки не хватает.
– Главное – молитв не читать и не поминать Имени Христова, – инструктировал апостола Рид. – Не то он сгинет, не забрав головы, и назавтра придётся всё сызнова. Донесёте, положите прямо под деревом и дуйте назад. Можно бегом, это ничего. Ах да, не забудьте сказать: «Брали не мы, но мы возвращаем».
Мороний рукой отстранил советчика.
– Братья, ружьё! Если что, без боя я не дамся.
Ему подали старинный мушкетон с раструбом на конце дула, и апостол загнал в ствол огромную серебряную пулю. Руки у него ходили ходуном. Фандорин лишний раз признал справедливость максимы, гласящей: истинная храбрость – не бесстрашие, а сопротивление страху.
– Не надо ружья! – взмолился Уош. – Только хуже будет!
Но апостол его не слушал.
– Сейчас не молитесь, – сказал он братьям на прощанье. – После помолитесь.
И пошёл в одиночку через поле. Стелющийся над травой туман поднялся ему сначала до колен, потом до пояса, и казалось, будто он переходит вброд молочную реку.
– Половину прошёл, – сказал Рид. – Ещё пять минут, и всё…
– А-а-а! – вскинулся один из старейшин, показывая куда-то в сторону. – Вон он! Вон он!
Все разом обернулись, раздался общий судорожный вдох.
Сбоку, из темноты, куда отступала ночь, вынесся чёрный всадник в развевающемся плаще. Он был на могучем пятнистом коне, сам неестественно огромен, а над широченными плечами ничего – пустота!
Даже Фандорину от такого зрелища стало не по себе, селестианцы же с воплями и стонами бросились наутёк. Рядом с Эрастом Петровичем остался лишь Уошингтон Рид.
Скалы раздвинулись. За рощей уже начинались земли селестианцев.
В этот глухой час над Долиной Мечты повисла особая, недобрая тишина. Ни шелеста листвы, ни журчания воды – ни звука. Лишь перестук копыт.
Рид все чаще озирался вокруг, его лошадка ускорила ход и перешла на неуклюжую, развалистую рысцу.
Когда на ветке, прямо над головой у путников, заухал филин, негр схватился за сердце.
– Пегги, стой! Уф… – Было слышно, как у Рида клацают зубы. – Знаете что, сэр. Давайте вы отвезёте им банку сами. А сто долларов мы поделим пополам. Я же всё-таки вытащил её из салуна, так? Не поеду я дальше. Чует моё сердце, добром это не кончится.
Минут пять, а то и десять ушло на то, чтоб уговорить его ехать дальше.
Но близ кукурузного поля, когда на небо выползла большая чёрная туча, Рид снова затрясся.
– Вы как хотите, а я поворачиваю! Вот вам мешок. Забирайте все деньги себе, мне не надо!
И сколько Фандорин ни бился, сдвинуть его с места не смог.
Хорошо, в голову пришла спасительная идея.
– Послушайте, Рид, а у вас игральные карты при себе есть?
– Карт нет, кости есть. Вам зачем? – Уошингтон уже не в первый раз попытался разжать пальцы Эраста Петровича, не отпускавшие уздечку его лошади. – Да пустите вы!
– С-сыграем? Если выиграете, можете возвращаться в Сплитстоун. Голову селестианцам отвезу я, а сто долларов будут ваши.
Уош шумно сглотнул.
– Вы дьявол. Хуже Безголового… Но как бросать кости в темноте?
– Вы же знаете, у меня фонарик.
…Минуту спустя двинулись дальше. Стаканчик и костяные кубики Эраст Петрович положил в карман, решив, что ещё пригодятся.
До въезда в долину Рид всё время болтал, а теперь будто воды в рот набрал. Если и шевелил губами, то беззвучно – похоже, читал молитвы или, может, заклинания. Но дезертировать больше не пытался, это означало бы нарушить слово игрока. Даже если поставил собственную душу и проиграл, долг платежом красен.
Ворота селестианской крепости были нараспашку. Навстречу Риду, ехавшему впереди, бросились все семеро старейшин.
– Что ты так долго? – закричал Мороний. – Скоро уже рассвет! Привёз?
Тут он заметил Фандорина и смешался. Не обращайте на меня внимания, жестом показал Эраст Петрович, спешился и остался в стороне. Старейшины переглянулись.
– Так оно даже лучше, – сказал Разис. – Безбожник может пригодиться.
Апостол нетерпеливо шагнул к негру.
– Вот твои деньги. Показывай!
– Сами любуйтесь.
Рид осторожно спустил мешок на землю, взял купюры и не глядя сунул за пазуху, после чего отвернулся. Даже в тусклом свете факелов было видно, как трясутся у него губы.
На, банку с её жутким содержимым Фандорин смотреть не стал (хорошенького понемногу). Гораздо больше его интересовала реакция селестианцев. Она Эраста Петровича не разочаровала.
Мороний развязал мешок, вынул стеклянный сосуд и вскрикнул.
Звон разбитого стекла, плеск, что-то тяжёлое покатилось по земле. Старейшины отскочили в стороны.
В зловещей тишине раздался тоскливый голос Уоша:
– Уронили башку Расколотого Камня, идиоты? Ну, будет вам теперь. Вождь, ты знаешь, я не при чём. Я, наоборот, привёз то, что ты ищешь!
Апостол взял себя в руки.
– Спокойно! Банку всё равно пришлось бы разбить. Дайте какую-нибудь тряпку. И принесите, во что положить. Корзину, что ли. Нет! В часовне есть серебряное блюдо, так будет почтительней!
Кто-то со всех ног побежал за ворота, кто-то поднял и стал вытирать голову. Остальные запели псалом.
– Эй, чёрный! За сколько возьмёшься отнести голову к Змеиному каньону? – вкрадчиво спросил Разис. – Хочешь триста… нет, пятьсот долларов? Золотом, а?
Рид тронул лошадь, та с неожиданной резвостью прыгнула с места и отбежала шагов на двадцать.
– Ишь какие хитрые! – крикнул он с безопасного расстояния. – А если Безголовый меня признает? Я ведь там один чёрный был, когда его вешали. Хоть и в сторонке стоял, а всё равно… Не соглашусь за все золото мира! Вам надо, вы и несите.
– Тысяча! – отчаянно воззвали старейшины, но Рид вместо ответа отъехал ещё на десять шагов и почти растворился во мраке.
Эраст Петрович заколебался. Нечасто можно заработать тысячу долларов золотом столь необременительным образом: всего лишь совершить небольшую прогулку (правда, не с самой аппетитной ношей). Но допустимо ли наживаться на страхе суеверных людей? Вероятно, благородный муж этого бы не сделал.
Но тут ему пришла в голову идея получше – сам Конфуций вряд ли нашёл бы в ней что-нибудь предосудительное.
– Господа, если вы накроете этот п-предмет какой-нибудь салфеткой, я могу отнести его к Змеиному каньону. Денег мне не нужно, но услуга за услугу. Утром я отправляюсь в экспедицию против бандитов. Мне понадобится солидное посси — люди, хорошо владеющие оружием. Если бы выдали мне человек пятнадцать-двадцать…
– Нас двадцать восемь – взрослых мужчин! – вскричал Разис. – Все пойдём!
Другой поддержал его:
– Можно взять и мальчишек, кому больше пятнадцати, им это пойдёт на пользу. Тогда наберётся почти сорок всадников!
И можно будет одним выстрелом уложить двух зайцев, подумал Фандорин. Даже трёх. Спасти девушку, изгнать из долины разбойников, да ещё и наладить отношения между соседями. Полковник Стар будет доволен.
Но единодушия между старейшинами не было.
– Так ничего не выйдет, – сказал отец молодого человека, погубленного призраком. – Расколотый Камень к безбожнику не явится. Да ещё озлится. А расплачиваться придётся нам.
Конец спору положил сам Мороний.
– Мафусаил прав. Негоже нам, людям веры, прибегать к помощи безбожника. Прав и негр. Нам надо, мы и отнесём.
Перечить апостолу никто не осмелился. Решение было принято.
– Но кто из нас сделает это? – спросил Разис.
И все со страхом посмотрели на голову, лежавшую на большом серебряном блюде, края которого зловеще поблёскивали в отсветах пламени кровавыми бликами.
– Я, – коротко сказал Мороний и перекрестился. – Кто ж ещё?
Эраст Петрович посмотрел на него с уважением. Видно, не зря селестианцы признали этого седобородого коротышку апостолом и ушли с ним из обжитых мест за тридевять земель. Так и должен поступать настоящий вождь.
– Если я… если я не вернусь… – Мороний изо всех сил старался говорить твёрдо. – Кормило примешь ты, Разис. А вы, братья, поклянитесь слушаться его, как слушались меня.
Остальные смотрели на него с благоговением и лишь низко поклонились в знак повиновения.
Все вместе они дошли до небольшой дубравы, за которой простиралось поле, обрывавшееся каньоном. С противоположной его стороны громоздились скалы, но их вершины терялись в сером полумраке. Рассвет ещё не наступил, но был близок.
– Вон оно, сухое дерево, – показал Уошингтон Рид. Шагах в трёхстах чернел какой-то силуэт – там, очевидно, и находился край каньона.
Бледный и торжественный Мороний стоял навытяжку, держа перед собою блюдо, на котором темнела оторванная голова. Будто приветственная депутация с караваем, подумал Фандорин. Только солонки не хватает.
– Главное – молитв не читать и не поминать Имени Христова, – инструктировал апостола Рид. – Не то он сгинет, не забрав головы, и назавтра придётся всё сызнова. Донесёте, положите прямо под деревом и дуйте назад. Можно бегом, это ничего. Ах да, не забудьте сказать: «Брали не мы, но мы возвращаем».
Мороний рукой отстранил советчика.
– Братья, ружьё! Если что, без боя я не дамся.
Ему подали старинный мушкетон с раструбом на конце дула, и апостол загнал в ствол огромную серебряную пулю. Руки у него ходили ходуном. Фандорин лишний раз признал справедливость максимы, гласящей: истинная храбрость – не бесстрашие, а сопротивление страху.
– Не надо ружья! – взмолился Уош. – Только хуже будет!
Но апостол его не слушал.
– Сейчас не молитесь, – сказал он братьям на прощанье. – После помолитесь.
И пошёл в одиночку через поле. Стелющийся над травой туман поднялся ему сначала до колен, потом до пояса, и казалось, будто он переходит вброд молочную реку.
– Половину прошёл, – сказал Рид. – Ещё пять минут, и всё…
– А-а-а! – вскинулся один из старейшин, показывая куда-то в сторону. – Вон он! Вон он!
Все разом обернулись, раздался общий судорожный вдох.
Сбоку, из темноты, куда отступала ночь, вынесся чёрный всадник в развевающемся плаще. Он был на могучем пятнистом коне, сам неестественно огромен, а над широченными плечами ничего – пустота!
Даже Фандорину от такого зрелища стало не по себе, селестианцы же с воплями и стонами бросились наутёк. Рядом с Эрастом Петровичем остался лишь Уошингтон Рид.