Нечто из Рютте

Высокая стройная женщина в черном платье забирала у слуг куски сыра, колбасы и хлеба и сама отдавала их людям, собравшимся на похороны. Те брали, кланялись и шли к столам пить дармовое пиво. Бабы и дети получали пряник. Народ терпеливо ждал очереди. Священник был тут же, и он что-то втолковывал жующим людям.

Волков отдал повод коня Ёгану.

– Жди здесь.

– Господин, вы мне тоже колбасы возьмите, – попросил тот.

Волков взглянул на него неодобрительно и ничего не ответил. Растолкав людей, он подошел к фрау Анне, дождался момента, когда она увидит его, поклонился. Женщина, заметив его, перестала раздавать еду и подошла к нему.

– Здравствуйте, вы, видимо, тот рыцарь, который сражался вместе с моим мальчиком с дезертирами.

– Да, мадам. Но я не рыцарь. – Волков рассматривал ее. Он не дал бы ей сорока, и для своих лет она очень хорошо выглядела. Даже отсутствие одного из нижних зубов ее не портило. Солдат не сомневался, что в молодости она была красавицей. Неудивительно, что граф имел с ней общих детей.

– Надеюсь, – ее голос дрогнул, до сих пор она была спокойна и холодна, а тут вдруг послышались слезы, – надеюсь, он вел себя достойно.

– Безукоризненно, мадам.

– Я воспитывала его рыцарем.

– Вам это удалось.

– Вы… – она замолчала и посмотрела солдату в глаза, – вы не могли помочь ему в бою?

– Нет, мадам. От арбалетного болта нет защиты. Если выстрел точный, это либо рана, либо смерть. Ему не повезло.

– Вы отомстили за него? – Она всхлипнула.

– Да, мадам. Я убил арбалетчика. Я убил их всех.

– Мне очень приятно, – она говорила сквозь слезы, – мне очень приятно, что такой воин, как вы, так высоко оценил моего мальчика.

Волков достал из кошеля черную от старости, большую и тяжелую имперскую марку. Протянул ее женщине.

– Что это? – спросила та.

– Это он дал мне перед боем за то, чтобы я помог ему. Хочу вернуть ее вам.

– О чем вы? – Она даже отшатнулась.

– Я зря взял эти деньги.

– Если вы не рыцарь, то вы солдат, а это ваше сольдо. Если мой мальчик дал вам эти деньги и они помогли избавить деревню от дезертиров, значит, мой мальчик поступил верно. Спрячьте деньги. Как вас зовут?

– Яро Фолькоф, – ответил Волков, пряча марку.

– Так вот, господин Фолькоф, мой мальчик правильно сделал, что нанял вас, а вы правильно сделали, что перебили этих бешеных собак. Я горда своим мальчиком.

– Для меня было честью сражаться с ним рядом. – Волков поклонился. – До свидания, фрау Анна.

– Господин Фолькоф.

– Да, фрау Анна?

– Мой дом рядом с аббатством. Знаете, где это?

– Знаю. Я езжу к монахам лечить раны. Я видел ваш дом.

– Заезжайте, я буду рада вас видеть.

Волков низко поклонился.

Они отправились к кузнецу – тот восхищался, осматривая арбалет, и обещал изготовить к нему десять болтов.

– Господи, что ж за люди его сделали? Что за мастера? Видно, не люди, а боги!

– Ты бы не богохульствовал, кузнец, при незнакомых людях, – беззлобно заметил Волков. – Бог у нас один, а арбалет сделали люди.

– Великие мастера, – произнес кузнец.

После этого солдат и Ёган поехали к себе в Малую Рютте.

– Господин, – начал Ёган.

– Ну?


– Я тут подумал насчет рубахи…

– Какой еще рубахи? – не понял Волков.

– Ну, вот этой, – Ёган хлопнул себя по груди, – кожаной.

– Ну и что надумал?

– Вот вы сказали, что отрабатывать мне ее три месяца, а вы тут у нас столько сидеть не собираетесь.

– Ну и? Вернешь рубаху?

– Нет. Не верну, я с вами поеду. Слуга вам нужен. Добра у вас много разного, а слуги нет, и конюха нет, а вы ведь даже сейчас одеться не можете.

– Чтобы меня на первом кордоне схватили за укрывательство беглых крепостных?

– Так я ж не крепостной, я вольный! Мой отец с отцом барона договор заключал. Его земля – наши руки.

– А бабу свою, детей с собой возьмешь? А корову свою?

– А что, надо корову взять?

Волков не ответил, просто посмотрел на него.

– Корову не надо? Так оставлю ее детям.

– А детей?

– А детей брату.

– И жену брату?

– Не-е-е, жену не брату, хворая она у меня. У нее давно пальцы крючит. Она давно в монастырь хочет уйти. Да дети у нас, хозяйство.

– То есть ты все уже обдумал?

– Ага. Детей брату, он их любит, своих-то у него всего двое, одна девочка и еще один дурачок. Он моих часто к себе берет, пряники им покупает, мед. А бабу в монастырь. И корову брату, и огород. А на детей я ему еще и с жалованья деньгу давать буду. Всем хорошо будет. И вам хорошо. Вы без меня и огня сейчас не разведете.

– Болван! Я солдат, а не благородный. Большую часть жизни я прожил в палатке. Спал на земле, и даже на снегу, и в грязи. Половину своей жизни я провел в осадах. Либо ломал стены, либо сидел за стенами. Как ты думаешь, какое главное оружие солдата?

– Не знаю… Стрелы, наверное, или копье.

– Топор, мотыга и лопата. Мечом машешь редко, а лопатой – каждый день. Я земли выкопал больше, чем ты. Я с утра приказы писал, днем копал, а вечером, когда другие солдаты отдыхали, я лейтенанту коней чистил, упряжь ремонтировал и за его доспехом следил – где к кузнецу ходил, где и сам делал. Понимаешь?

– Понимаю, – грустно вздохнул Ёган.

– У меня никогда не было слуг. Даже когда я попал в гвардию. Там у многих были слуги, они могли себе это позволить, но я все делал сам. Сам мыл свою лошадь, даже стирал, если не было прачек, да и денег у меня не было на слуг.

– А сейчас-то у вас вон сколько вещей, лошадей, седел, талеров на сто.

– Может, и на сто, только часть из них нужно отдать.

– Кому? Барону?

– Нет, при чем тут барон. По обычаю военных корпораций десятина – деньга мертвых.

– Мертвых?

– Да, это доля принадлежит родственникам погибших. Так и называется – десятина мертвых.

– Десятина… Прям как попам. И что ж, всегда по-честному отдавали?

– Как правило… Корпорации, роты набираются в одной местности, там все друг друга знают, а зачастую еще и родственники. Ротмистры за этим следили, чтобы родственники всегда свое получали. Чтобы офицеры вели себя честно.

– А что, бывают нечестные?

– Бывало. Иногда не все отдают, а бывало, и вообще ничего.

Ёган помолчал и спросил:

– Значит, не возьмете меня в работу?

– Некуда мне тебя брать. У меня ни кола, ни двора.