Небожители Севера

Уильям дернулся, но идти было некуда, поэтому он лишь вздохнул и отвел глаза от силуэта графа. Тот зашел внутрь беседки, стряхнул снег с седых волос и присел рядом.

— Ну и что вы от меня хотите? — спросил Уильям спокойным, но усталым голосом и прикрыл глаза.

— Я хочу поговорить. Я должен был все рассказать тебе еще до суда, как и советовал Горрон.

— О чем рассказать? — печально усмехнулся Уилл. — Что все время врали, и мне с самого начала суждено было умереть?

— Бумагу, что зачитали в суде, я написал сразу после приезда в Брасо-Дэнто. Тогда я действительно хотел пожертвовать тобой. — Филипп посмотрел на якобы спокойное лицо своего утерянного сына, но дрожащие и крепко сцепленные пальцы Уилла говорили о том, что в душе у него разыгралась настоящая буря. — Когда ты потерял сознание, я изменил прошение.

К беседке подошла Йева. Она зябко подергивала плечами от холода, но побоялась войти внутрь, и осталась снаружи, только спряталась от падающих хлопьев глубже под капюшон. Уильям приоткрыл глаза, увидел встревоженное женское личико. Смерив Йеву равнодушным взглядом, словно она — пустое место, он отвел глаза в сторону.

— Я попросил суд дать мне возможность усыновить тебя и наречь сыном. — продолжил Филипп. — Но Мариэльд использовала клятву кровью, и тебя буквально забрали из моих рук.

Уильям молчал и не отвечал Филиппу, лишь смотрел на него апатично, холодно, пряча дрожавшие руки под плащом. Йева наблюдала за ним и едва сдерживала слезы.

— Ты в праве не прощать меня, — сказал Филипп, который различил в этом напускном спокойствии и боль, и ненависть, и ярость, что тщательно скрывались. — Но я хочу предупредить тебя, что Мариэльд — очень непростая женщина. Подозреваю, что это она послала тех наемников с юга. Будь осторожен и не верь всему, что говорят. Тебе может угрожать опасность.

— Мне все равно. Пусть хоть осушит сразу за воротами, какая уже разница. Извините, граф, но я устал от лжи, и более не хочу видеть ни вас, ни вашу семью!

Уильям поднялся со скамьи, усталый, и направился к выходу из каменной ротонды. Хромота усилилась, и он, сам того не замечая, снова заволочил ногу. Он молча прошел мимо Йевы, которая с мольбой смотрела на возлюбленного, но осталась без ответа, ибо для Уилла этой лгуньи больше не существовало. Молодой Лилле Адан исчез за башней.

Филипп смотрел ему вслед тусклым взглядом. Шаги вдали затихли, и в ротонде снова воцарилась тишина. Только падал снег. Когда все стихло, и пропала всякая надежда на примирение, граф поник и уставился куда-то в пустоту. Прижавшись к колонне у входа в ротонду, заплакала Йева, закрыла лицо руками и затряслась всем телом.

Меж тем, Уильям вернул плащ слуге, поднялся в комнату, лег на кушетку и пролежал так, уставившись сквозь окно на зимний цветник до самого утра. На рассвете дверь в большую спальню отворилась, и в проеме появилась Мариэльд, а за ней бежала сероглазая служанка.

Графиня Ноэльская медленно и грациозно подошла к кушетке и присела на ее край.

Уильям привстал, устало улыбнулся женщине и посмотрел на нее выжидающе.

— Лежи, мне места хватит, — произнесла Мариэльд и, тряхнув волосами, глянула на служанку.

Та, кивнув, шустро и ловко стала расплетать тонкие косички на голове хозяйки, вынимать витиевато украшенные шпильки и после всего этого взяла в руки гребень и принялась расчесывать длинные, до поясницы, белоснежные волосы.

— Ты разговаривал с Филиппом? — вкрадчиво спросила графиня.

— Да.

— И как все прошло?

— Никак. Все хорошо, госпожа…

Уильям смутился от слова «госпожа», однако графиня не стала дразниться, и только печально улыбнулась.

Пока молчаливая и услужливая служанка занималась ее длинными волосами, Мариэльд положила свою тонкую изящную руку с бледной кожей на плечо Уильяма и погладила.

— Фийя, скажи остальным, пусть собираются к отъезду. Через час я хочу уже покинуть замок.

Служанка присела в легком реверансе и выбежала из комнаты. Проводив ее взглядом, Мариэльд посмотрела на сына с любовью и спросила:

— Что имеет высшую ценность для древних Старейшин? Как ты думаешь, Юлиан?

Уильям задумался, вырвавшись из мрачных мыслей по поводу Филиппа, и почесал затылок.

— Власть?

— Это тоже важно, да. Но не первостепенно и тем более не для всех. Отношения, сын мой, вот что важнее всего. Можно назвать это любовью, семьей, друзьями… Как угодно.

— Отношения? — спросил непонимающе Уильям. — Разве их недостаточно?

— Отнюдь. Мы лишены возможности иметь детей, Юлиан. А те дети, что рождаются от нас до обращения в Старейшину, потом умирают на наших же руках от старости или болезней. Чем дольше живешь, тем быстрее течет время, и даже сотня лет проносится как один миг, только и успеваешь хоронить и хоронить… Поэтому мы так цепляемся друг за друга, поэтому Филипп, будучи очень одиноким, так хотел сделать бессмертным хотя бы одного ребенка, и поэтому я, как полоумная, смотрю на тебя с любовью и счастьем в глазах. Да- да, я понимаю твое недоумение — отчего это незнакомая женщина усыновляет уже взрослого мужчину и называет того сыном.

— Я не считаю вас сумасшедшей, — смутился Уильям.

— Считаешь, я же вижу, — рассмеялась тихонько Мариэльд. — Ладно, нам нужно собираться. Земли Ноэля ждут нас. Но сначала Офурт.

Послышались тихие шаги, а затем негромкий стук в дверь. В такой ранний предрассветный час он пронесся эхом по мрачным коридорам.

— Войдите, — тихо отозвалась Мариэльд.

В спальню вошел Галфридус Жедрусзек, Управитель замка.

— Прошу извинить, господа, — поклонившись, произнес он. — Но у меня большая просьба… Проверьте, не пропало ли что-нибудь у вас.


Следом за Галфридусом в комнату вбежала взволнованная служанка и кинулась к столику, где принялась открывать шкатулки, сумки и рыться в вещах, проверяя их сохранность. А Галфридус Жедрусзек терпеливо ждал и так же, как и Старейшины, наблюдал за её действиями.

— Ничего не пропало, госпожа, — со вздохом облегчения произнесла девушка.

Все взоры обратились к Управителю.

— Хорошо… Это очень хорошо, — произнес тот.

— Что произошло? — подняла бровь Мариэльд.

— Служанка одного из Старейшин, пока все пребывали на ужине, обчистила комнату своего господина и покои двух других Старейшин, а после пыталась пройти через калитку ворот, где ее, конечно же, задержали… Что было в ее пустой голове, я не знаю, — брезгливо поморщился Управитель Молчаливого замка.

— Чья служанка? — властно спросила Мариэльд.

Галфридус Жедрусзек помялся, видимо, сведения просили не разглашать, но Мариэльд еще раз подняла вопросительно брови, уже выше. И Управитель не рискнул отказывать Старейшине, второй после Летэ. Собравшись с духом он коротко произнес:

— Графа Филиппа фон де Тастемара. Только прошу, не распространяйте.

Уильям и Мариэльд молча переглянулись, а после хозяйка Ноэля кивком отпустила Управителя, который помчался дальше.

За окном забрезжил рассвет. Уильям облачился в принесенные служанкой одежды: черные шаровары до щиколотки, высокие сапоги, серую нижнюю рубаху с высоким воротом и черную верхнюю с запахом и вырезом, а также теплый плащ с прорезями для рук из темно-синей плотной ткани. На плечах накидки, зашнурованной по груди черными завязками, красовался вышитый голубой с белым Олеандр. Уилл перекинул через плечо свои старые седельные сумки и вышел в коридор.

Уильяма безумно интересовало, что за диковинное растение — Олеандр, но сейчас было не до расспросов. Наконец появилась Мариэльд. Её сопровождали две служанки, один слуга, цирюльник и пара воинов, которые несли на себе большую часть хозяйских вещей. Желая помочь, Уильям подал руку, чтобы ему передали одну из сумок, но те лишь помотали головой. На всей свите были такие же темные шаровары и плащи с прорезями для рук, разве что материалом и фасоном намного проще.





Глава 21. Западный тракт





На пути им никто не попался, и семейство Лилле Адан спустилось в холл и оттуда вышло через главные двери во двор. Слуги Летэ уже подводили южных лошадей, размером много мельче, чем солровская порода.

Из замка неторопливо вышли два друга, Синистари и Марко Горней. Им тоже передали коней и, усевшись на них, Старейшины улыбнулись, хотя у Марко была скорее не улыбка, а оскал. Они попрощались и первыми покинули Молчаливый замок.

— Ну что ж, сын, вперед, к новой жизни, — с ласковой улыбкой произнесла Мариэльд де Лилле Адан и ловко вскочила на серую кобылу с яблоками.

Закрепив седельные сумки, Уильям взобрался на своего жеребца, тоже серого, но без белых отметин, и вместе с четырьмя слугами и двумя воинами Лилле Аданы неспешно выехали за ворота.

Уильям в последний раз оглянулся на Молчаливый замок — оглядел две его башни, соединенные прямоугольным зданием, раскинувшийся перед ними сад с цветником, который сейчас был заботливо укрыт снегом и спал до сезона Аарда, и на тёмные, словно безжизненные, окна. Складывалось впечатление, что замок — необитаем.

Ступая по мягкому и рыхлому снегу, отряд углубился в небольшой лесок. Путники ехали молча, словно не желая нарушать священную тишину рассвета.

С неба вновь срывался мелкий снег, и в эту безветренную погоду он красиво падал на землю. Был крепкий морозец, и вампиры Ноэля, непривычные к таким резким похолоданиям, надвинули на уши шапки либо поглубже натянули капюшоны.

Вскоре лес закончился, и они выехали на равнину. Впереди неторопливо вырастали окраины Йефасы. Проехав знакомой дорогой вдоль невысоких каменных стен, окружавших город, путники добрались до перепутья. Оттуда одна тропа поворачивала в Йефасу, а вторая вела к другой развилке, где можно было свернуть либо на Западный путь Солрага, либо на Восточный.

На перекрестке дорог было многолюдно. Уильям различил знакомые цвета на попонах коней. Его зоркие глаза вычленили самого высокого конника — сэра Рэя. При виде капитана гвардии, который еще не заметил его, сердце Уильяма кольнула тоска. Он жалел, что больше не увидит этого, в общем-то, весьма неплохого человека, верного и чистосердечного.

Меж тем, сэр Рэй с любопытством разглядывал чудаковато одетых странников, а когда смог различить их лица, брови его поползли вверх от удивления. Он проморгался, отгоняя от себя последние следы похмелья, всмотрелся в лицо одного из всадников, а затем пришпорил Тарантона, пуская его в галоп.

— Мои глаза! Я уж решил, что они подводят меня! — воскликнул он. — Уильям, где же граф и его дети? И почему вы так чудно одеты и острижены?

— Я не возвращаюсь в Брасо-Дэнто, уважаемый сэр Рэй, — произнес Уильям, когда поравнялся с капитаном гвардии, и, тяжело вздохнув, печально улыбнулся. — Но я был рад знакомству с вами.

— Что? Как? Куда вы уезжаете? Так где граф Филипп? Мы договорились встретиться с рассветом здесь, но его и близко не видно.

— Граф Филипп, похоже, задержится из-за некоторых непредвиденных обстоятельств в Молчаливом замке, — деликатно вмешалась в разговор Мариэльд и повернула голову к Уильяму. — Сын мой, нам пора отправляться.

От услышанного слова «сын» сэр Рэй побледнел и взглянул на своего друга так, словно тот все время его обманывал, а истории о рождении в деревне были ложью.

— Прощайте, мой друг, — сказал Уильям. — Всего вам хорошего.

Сэр Рэй подогнал Тарантона, конь счастливо фыркнул и поскакал к своему хозяину. Протянув руку, капитан гвардии крепко пожал ладонь Уильяма, все еще продолжая подозрительно поглядывать на него.

— Прощайте, Уильям. Я не знаю, что случилось в замке, но я желаю вам счастья. Вы — хороший… человек…

Проводив удаляющегося товарища, сэр Рэй нахмурился и сжал губы.

Лилле Аданы подъехали к другому отряду из пяти всадников, четверо из которых были одеты точь-в-точь как слуги графини. В пятом Уильям различил явного иноземца.

На мужчине было надето длинное шерстяное платье коричневого цвета с накинутым сверху очень толстым табардом — накидкой через голову без сшитых боков. Этот незнакомец мог бы показаться непримечательным, если бы не одно «но». Лицо его было не белым, как у северян, а смуглым и оцелованным южным солнцем. Нос с широкими крыльями, глаза навыкате янтарного цвета, короткие, слегка вьющийся волосы вместе с дежурной, но обаятельной улыбкой — всё это выдавало в нем истинного южанина, которых здесь не любили. На голове у чужеземца был накручен длинный шерстяной платок, плавно перетекающий в шарф, обвитый вокруг шеи. Очень объемная накидка черного цвета, почему-то не до конца застегнутая, обнажала табард вместе с платьем.