Небесная музыка. Солнце

Миссис Коэн вдруг кладет ладонь на мою ладонь и сжимает ее. Это странно, учитывая, что мы не знаем друг друга. Но, если честно, я благодарна ей за это. Я понимаю, что социальный работник не должен быть таким участливым, но ее тепло помогает мне.

Я благодарна ей за то, что она сидит со мной до конца операции Эштана. За то, что она не оставляет меня, когда приходят детективы, занимающиеся аварией, и задают мне какие-то вопросы. За то, что ободряюще улыбается. В какой-то момент я чувствую, что не одна, и это приносит немного облегчения.

Из разговора с детективами я понимаю, что в аварии виновата не Мэг – она не справилась с управлением, потому что кто-то подрезал ее машину на огромной скорости. Подрезал и скрылся, даже не остановившись посмотреть, что случилось с людьми в перевернувшемся автомобиле. Однако есть свидетели и, скорее всего, авария была запечатлена на уличную камеру – сейчас это проверяется.

Я слушаю полицейских и, кажется, не в полной мере осознаю случившееся. Сейчас на первом месте стоит следствие, а не причина. Меня тошнит от страха за жизнь тети и брата. И в голове все плывет, когда я понимаю, что где-то на земле есть человек, который виновен в том, что с ними произошло. Видя мое состояние, миссис Коэн мягко просит полицейских перенести разговор.

Через час выходят врачи – уставшие, молчаливые, с кругами под глазами. Один из них – вероятно, оперирующий хирург – останавливается рядом с нами. Я тут же вскакиваю и смотрю на него с надеждой.

– Вы опекун?

Я несколько раз киваю. Все документы оформлены на меня.

– Операция прошла успешно, – говорит хирург и трет глаза. – Мальчика перевели в отделение реанимации и интенсивной терапии. Состояние стабильно тяжелое. Будем отслеживать динамику.

Он кратко рассказывает о травмах Эштана – закрытые травмы брюшной полости и груди, клапанный пневмоторакс, перелом ребер и костей таза, повреждение крупных сосудов… Как и Мэг, он подключен к аппарату искусственной вентиляции легких. Они не могут сами дышать, а я могу. Эта мысль не дает мне покоя.

Я молча слушаю врача, и когда он заканчивает, шепчу: «Спасибо», – а потом опускаюсь на диванчик, благодаря небеса за то, что и Эштан, и Мэган живы. Миссис Коэн хлопает меня по плечу и говорит что-то успокаивающее.

– Тебе нужно съездить домой, Санни, – говорит она. – Отдохнуть немного. Привести себя в порядок. От тебя ничего не зависит.

– Все зависит от врачей, понимаю, – тускло улыбаюсь я.

– И не только от них. – Миссис Коэн задумчиво смотрит на потолок, будто сквозь него хочет увидеть небо. – На все его воля.

Я не хочу, чтобы чья-то воля управляла моей жизнью и жизнями моих близких. Это несправедливо.

– Можно будет увидеть Мэг? – спрашиваю я. Я знаю, что тетя в коме, но мне непременно хочется ей сказать, что я позабочусь и о ней, и о Эштане. Я их не брошу. Я не такая, как моя мать.

– Конечно, ты ее увидишь, – заверяет меня социальный работник. – Но попозже. А теперь езжай домой, дорогая. Ты очень устала.

Мне ничего не остается делать, как послушать ее. Мы встаем и покидаем комнату ожидания, а когда идем по коридору, я вижу, как нам навстречу бежит какая-то женщина с бледным лицом и раскрасневшимися глазами. Она забегает в комнату, и я понимаю, что ближайшие часы эта женщина проведет там – она заняла мое место. Наверное, пострадал кто-то из ее близких. С какой-то странной ясностью я так же понимаю, что комната ожидания отделения хирургической неотложной помощи занята всегда. И кто-то постоянно ждет, когда белые двери откроются и выйдет врач, чтобы сказать, жив или мертв очередной пациент – чей-то ребенок, родитель или любимый. Это ужасно страшно – этот круговорот смертей и поломанных жизней. И у меня холодеет тело при мысли, что хирург мог сказать, что Эштана не удалось спасти. Скольким они так говорят?..

Мы спускаемся на этаж ниже – мне нужно подписать еще какие-то документы. И там, у сестринской стойки, случается еще кое-что страшное. Меня ставят в известность, что у Мэган и Эштана нет страховки. А это значит, что счет за операции будет огромным. Меня словно под дых ударили – перехватывает дыхание.

Нью-Корвенский медицинский центр – один из лучших, это верно. Но и стоимость его услуг высока!

– В смысле?.. – переспрашиваю я ошарашенно. – Как же так? Мэг всегда заботилась о страховке! Всегда! Это какая-то ошибка.

– К сожалению, это не ошибка, мисс Ховард. Мэган Винтер не успела продлить страховку для себя и для своего сына, – поясняет мне улыбчивая пластиковая девушка, глядя в экран компьютера. – Она закончилась две недели назад. Зато, – девушка снова смотрит в экран, – Мэган Винтер имеет стоматологическую страховку, а Эштан Винтер – офтальмологическую. Но, к сожалению, эти страховки не покрывают оказанную медицинскую помощь.

Она дает мне несколько документов, которые я, не глядя, подписываю как опекун, и счет – он огромен. Теперь его нужно как-то оплатить. Я смотрю на цифры, не понимая, как человеческая жизнь может быть такой дешевой и одновременно дорогой. Жизни бесценны, но у меня нет и той суммы, что указана в счете. И у Мэган с Эштаном их тоже нет. Возможно, Мэган имеет небольшие накопления, и можно будет продать наш старый дом. Наверное, тогда хватит. Должно хватить.

– Могу я быть вам чем-то еще полезна, мисс Ховард? – спрашивает пластиковая девушка.

Я качаю головой и медленно отхожу от стойки с отстраненным лицом, думая, что теперь делать. Миссис Коэн и медсестра, с которой она беседует, смотрят на меня жалостливо – понимают ситуацию. Я пытаюсь не казаться жалкой и улыбаюсь им.

– Где здесь туалет? – спрашиваю я, чувствуя, как снова горят щеки и лоб.

– Прямо и направо, дорогая, – отвечает социальный работник. Мои губы вновь расплываются в деревянной улыбке, которую и улыбкой-то назвать сложно – скорее, это оскал. Я иду в туалет и снова ополаскиваю лицо холодной водой, пытаясь справиться с жаром. Помогает плохо – пальцы ледяные, а щеки со лбом так и горят.

Я не хочу, чтобы мой Эштан попал в страну вечного детства Питера Пэна.

Вернувшись к стойке, я слышу разговор миссис Коэн с медсестрой.

– Бедная девочка, – говорит социальный работник. – Это ее единственные родственники. Состояние у обоих тяжелое. А тут еще и проблемы со страховкой. Такая большая сумма…

– И это только за «скорую» и за операции, – поддакивает медсестра. – А сколько на лечение и восстановление уйдет? Каждый день в ОРИТ стоит недешево!

– Если ее тетя очнется, ей понадобится длительная реабилитация, – вздыхает миссис Коэн. – У нее серьезная травма головы. Никто из докторов не дает на ее счет утешительные прогнозы. Да и мальчику придется еще много чего перенести. Несколько сложных операций. Он будет учиться ходить заново. Таким, как мы, без страховки оплатить все просто нереально. Всего две недели – как же так? – качает она головой.

– Наша система здравоохранения несовершенна, – разводит руками медсестра. – Зато врачи отличные!

Они дружно жалеют меня – понимают, что денег мне взять негде. И жалеют Эша с Мэган.

Деньги. Все упирается в деньги. Все – даже человеческие жизни. Я не понимаю, когда деньги стали дороже людей, и я не смогу это принять. Однако точно знаю, что должна где-то найти их, чтобы спасти родных. Но где? Даже если я устроюсь на несколько подработок, не смогу заработать необходимую сумму. Даже если не буду учиться и брошу музыку. Даже если пойду воровать. Больничные счета будут только расти и расти. И даже продажа дома не окупит их. Господи… Что мне делать? Что мне нужно сделать, чтобы спасти Мэган и Эштана? Где взять деньги?

На меня яростной птицей нападает отчаяние, и к горлу подступают слезы. Впервые в жизни я чувствую себя такой беспомощной. Когда умирали бабушка и дедушка, я чувствовала нечто подобное – свою неспособность противостоять этому миру. Сейчас же это ощущение усилилось. Я – ничто, песчинка в бешеной буре жизни. Я не имею права на свое мнение, на свою свободу и свою жизнь. Я должна покориться воле судьбы, хотя никогда не верила в нее. И перестать бороться – потому что это бессмысленно.

Сердце усыпано осколками разбитой души. Они ярко блестят на солнце.

Я всегда гордилась тем, что имею талант – голос и слух, что развиваю себя и иду вперед, что не отступаю от своих желаний и цели. Что я все делаю правильно в жизни, стараюсь радовать своей музыкой, мечтаю дарить ее людям… Хочу сделать этот мир лучше через рупор искусства. Однако сейчас я отчетливо понимаю – все это чушь. Высокопарная чушь. Миром правят не искусство и красота, а деньги. И если у тебя их нет, ты никто. Твоя жизнь и жизни твоих близких обнуляются. А жизни тех, кто существовал ради денег, – ценятся как редкие алмазы.


Мир несправедлив.

Миссис Коэн и медсестра продолжают разговор, а я вдруг неожиданно понимаю, что знаю, где взять деньги. Много денег. Столько, сколько потребуется на лечение тети и брата. Я знаю, у кого они есть. И что мне придется сделать, чтобы их получить.

От этой мысли у меня сводит зубы, но это единственный шанс – мой, Эштана и тети Мэг.

Если я не воспользуюсь им, то буду жалеть об этом всю жизнь. А еще ненавидеть – себя, за малодушие и трусость.

Я должна. Должна! Иначе – нельзя.

Я возвращаюсь, забираю документы и ухожу, вернее, убегаю. Ловлю такси и прошу отвезти меня в район для самых богатых жителей нашего города, застроенный утопающими в зелени особняками. Таксист явно не может понять, что я там забыла, но мы спешно направляемся в Верхний Ист-Хиллс. Я помню адрес Дианы Мунлайт, но не помню номер телефона ее матери.

Я готова продать себя.

Теперь – готова.

Я не смогу жить дальше, зная, что могла бы спасти своих близких, но не стала делать этого, боясь предать мечту. Когда есть выбор между мечтой и человеком, я выберу то, что реально. Пусть мечты стать настоящим музыкантом и выступать так и останутся мечтами.

Я продам свой голос Диане Мунлайт.

Когда мы подъезжаем к знакомому неприступному особняку со стенами из плит цвета кофе с молоком, мое сердце вдруг замедляется – больше не бьется как ненормальное. Я впадаю в эмоциональную кому и равнодушна ко всему – даже к своему выбору.

Такси быстро уезжает, а я остаюсь одна перед огромными воротами, за которыми начинаются владения Мунлайтов. И нажимаю на звонок. Охрана внимательно изучает меня через видеокамеру и интересуется, зачем и к кому я пришла.

– Я хочу встретиться с миссис Мунлайт. Передайте ей, что пришла Санни Ховард, чтобы обсудить ее предложение, – произношу я, отстраненно думая, что сейчас меня просто пошлют. Однако мне велят подождать, а через десять минут ворота неожиданно отъезжают в стороны, давая мне возможность пройти. Меня встречает знакомый охранник – в ту ночь, когда, перепутав с Дианой, меня привезли в этот роскошный дом, он держал в окне мою импровизированную веревку. Возможно, меня пустили только потому, что узнали. Это радует.

– Миссис Мунлайт ждет вас, – говорит охранник. – Позвольте вас проводить.

Она ждет.

Я покорно иду за ним – жаркий и пыльный воздух горит в легких. Наверное, никто не приходит к дому Мунлайтов пешком – от забора до дома нужно идти ярдов сто пятьдесят. Скорее всего, все приезжают на машинах. Меня встречает парадный фасад, украшенный портиком с колонной, который завершает треугольный фронтон. Над особняком сияет солнце в дымке – погода стоит безветренная. И прежде чем подняться по парадной лестнице, несколько мгновений я смотрю на это солнце, словно прощаясь.

В особняке стоит королевская прохлада – не то что на душной улице. Меня ведут по коридорам и лестницам, и в душе появляется ощущение дежавю – когда-то это все уже было. Однажды – совсем недавно! – меня вели по этому замку на встречу к миссис Мунлайт, которая хотела купить мой голос. Теперь я сама ищу встречи с ней, потому что хочу продать свой голос. Однако в тот раз наша встреча состоялась в зимнем саду, под стеклянным куполом которого росли прекрасные цветы и деревья. А сегодня меня отправляют в квадратную полутемную комнату, похожую на лаконичный кабинет. Здесь царит настоящий контраст цветов и фактур. Камень, глянец, кожа, стекло, блеск хрома. Здесь есть только белый, черный и серый цвета, и ни единого яркого пятна. Атмосфера – давящая. И холоднее, чем во всем доме. Ужасно мерзнут пальцы, и я пытаюсь согреть их дыханием.

Я сажусь на черный кожаный диван, скрещиваю ноги и жду. Эмоций нет. Ничего нет. И меня нет. Анестезия чувств.

Эмма Мунлайт появляется не сразу – лишь через полчаса. Она стремительно заходит в кабинет, оглядывает меня долгим пронзительным взглядом и садится в кресло за стеклянный массивный стол. Одета она под стать этому местечку – серые брюки, белая майка и черный жакет, накинутый на острые плечи. Лицо, как и всегда, неприступно-холеное. Миссис Мунлайт явно хотела заставить меня ждать. Однако я понимаю, что если бы я не была ей нужна, она бы не пустила меня в этот дом. Это обнадеживает.

Она закидывает ногу на ногу – я вижу ее тонкие шпильки – и резко спрашивает:

– Что ты хотела, Ховард?

Я не вижу смысла тянуть время. И мне не до обмена любезностями.

– Я согласна на ваше предложение, миссис Мунлайт, – говорю я прямо.

– Даже так? – приподнимает она бровь и вдруг начинает смеяться. Я слушаю ее смех с совершенно серьезным выражением лица. Мне не смешно.

– Ну и насмешила ты меня, – заявляет Эмма Мунлайт, пристально рассматривая мое лицо. – А ты забавная, Санни Ховард. Забавнее, чем я думала. – Она подается вперед.

– Почему ты передумала? Куда дела свою гордость? Или решила поиграть со мной, чтобы повысить ставки в нашей сделке? Ну же, отвечай.

– Мне нужны деньги. Много денег, – говорю я. Мой голос тише, чем мне бы хотелось.

– Деньги нужны всем. Что изменилось с прошлой нашей встречи? – миссис Мунлайт пытливо смотрит на меня. – Для чего они тебе, девочка?

– Мои родственники попали в аварию. Мне нужны деньги на лечение, – признаюсь я. Смысл скрывать? Она все равно узнает.

– Вот оно что. И ты сразу забыла о гордости, о которой так много кричала в прошлую нашу встречу? – откидывается на спинку кресла миссис Мунлайт. – Ах, предала свои идеалы. Как же так, Ховард?

– Мне нужны деньги, чтобы оплатить лечение, – устало повторяю я. – Я согласна на вашу сделку.

– Спасибо за то, что согласилась, – улыбается она хищно. – Но ты не думала, что я больше не нуждаюсь в твоих услугах?

Я сглатываю. Об этом я действительно не думала. Неужели они уже нашли кого-то, кто будет петь вместо Дианы? Лицо снова пылает, пальцы совсем ледяные. Я не знаю, что сказать. И мне снова становится страшно – неужели я не смогу помочь Мэган и Эштану?.. Неужели все зря?

Нужно что-то сказать, но я молчу. Просто смотрю на миссис Мунлайт и молчу, стискивая пальцы на коленях. Она звонко смеется. Не знаю, почему ей смешно. Не знаю, откуда в груди эта черная пустота.

– И сколько ты хотела получить? – спрашивает Эмма. – Мне просто интересно, во сколько ты оценила себя, Ховард.

– Какая разница, если в моих услугах вы больше не нуждаетесь. Спасибо, что уделили мне время, – я встаю, не чувствуя ног. Может быть, стоит умолять ее? Встать на колени?

– Сядь, – резким тоном велит мне миссис Мунлайт. Она недовольна, что поиграть со мной не удалось. – Мы не договорили.

Я снова опускаюсь в кресло. Еще не все потеряно?.. Она решила указать мне на мое место? Забавно.