Небеса Элис
Часть 37 из 55 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Матвей потер гладко выбритый подбородок.
– Вы просите моего благословения на то, чтобы перебраться в спальню к Алисе?
– Я вам не нравлюсь?
– Я знаю, чей вы сын, Чжун, и искренне убежден, что роман с будущим корейским властителем не принесет моей дочери ничего, кроме новых неприятностей. Как бы вы двое не упирались, ваши отношения обречены, но вы вернетесь в Корею, отряхнетесь и продолжите жить, а Алиса будет долго приходить в себя. Она никогда не умела отпускать людей.
Возникла долгая пауза.
– Я отказался от знака наследования, – признался кореец, хотя отчаянно не хотел распространяться о своем поступке, принятом всеми родственниками за тяжелую форму идиотизма. И только отец Чжуна знал, что отказ сына от трона являлся взвешенным решением. Не поддержал, но не воспротивился. Наверное, так он демонстрировал преданность.
– Вам ведь известно, что моя дочь совершенно бездарна в плане колдовства? – утончил Матвей.
– Поэтому вы позволили отправить Элис в ссылку, когда она была ребенком?
– Полагаете, что имеете право прийти в мой дом, обвинить меня и получить благословение? – скорее удивился, нежели возмутился собеседник.
Чжун понимал, что выбрал неправильный тон разговора и попрал не только неписаные правила знакомства с родителями возлюбленной, но простую учтивость, однако ему было наплевать. Он давно повзрослел, не говорил опрометчивых слов и никогда не считал себя «эклером», как образно выразилась Эль.
– Обязанность родителей – защищать своих детей, – резковато заявил он. – Вы не чувствуете своей вины? Не уметь читать заклинания – это не преступление. Элис обладает даром куда более важным: она умеет согревать людей вокруг себя. Рядом с ней очень хочется жить… по-человечески.
– В Алису невозможно не влюбиться, так ведь? – Матвей понимающе улыбнулся. – Но вы совершенно не знаете моей дочери, Чжун. Вы правы, это не преступление – не уметь читать заклинаний, но не для Алисы. Моя дочь свято верила, что имей она дар, то наша семья стала бы счастливее. Она с детства страдала комплексом вины и до сих пор думает, что вредит близким людям. Я не знаю, какой мерой она оценивает этот несуществующий вред, но всегда поступает одинаково.
– Она пытается все исправить?
Матвей покачал головой.
– Она сбегает.
Возникла длинная тяжелая пауза.
– Не обманывайтесь, Чжун, я вовсе не позволил чужим людям отослать мою девочку прочь, а позволил Алисе – спастись. Понимаете разницу? Несбыточная мечта научиться колдовать, в конце концов, закончилась бы для нее полным уничтожением.
Ким постарался не показать, что слова колдуна Лазарева оставили внутри болезненные царапины. Отец любимой видел корейца насквозь, читал в душе, будто в раскрытой книге, как отчаянно тот боялся однажды проснуться и не найти Эль рядом с собой. Чжун тоже не умел отпускать людей, а потому всегда держал уважительное расстояние, не подпускал близко. Никогда и никого. Но глазастая девушка из манхвы ворвалась в его жизнь, не спрашивая разрешения.
– Вы не получите моего согласия, Чжун. Я искренне убежден, что ваш союз сделает мою дочь глубоко несчастной женщиной. Остановитесь сейчас, еще не слишком поздно, пока вы можете вернуть себе знак наследования.
– Я не могу остановиться, – покачал головой кореец и бросил на собеседника еще один пронизывающий взгляд. – У меня есть план, абоним, и я намерен его выполнить. Видите ли, я решил состариться рядом с вашей дочерью…
Когда Чжун со странным чувством глухой досады покидал родной дом Элис, то на пороге оглянулся. Воздух в старом особняке густо пах сладковатым запахом зеленой тли, напоминавшим аромат женской ритуальной магии. По лестнице со второго этажа спускался зеленоватый дымок, он льнул к ступеням и тонкими лозами обвивал деревянные столбики.
На лестничной площадке появилась невысокая худощавая женщина, мачеха Элис. Она замерла, увидев в гостях корейского шамана, о ком, видимо, не раз слышала. Глаза расширились от удивления. Едва заметно поклонившись, согласно восточным традициям вежливости, Ким Чжун выбрался на улицу, в промозглое серое утро, и закрыл за собой дверь.
Ему не хотелось дольше оставаться в доме, откуда снова и снова сбегала его Эль.
***
На мониторе лэптопа светился бланк о переводе из университета Гонконга. Элис нерешительно изучала форму, боясь начать заполнение. Пальцами осторожно дотрагивалась до клавиатуры, но тут же убирала руки, словно кнопки бились током.
Она опять пыталась просчитать риски и нечеловечески скучала по огромному похожему на муравейник мегаполису, где даже зимой зеленели деревья…
– К черту все! – буркнула Элис и решительно впечатала дату заявления.
Только-только сбегающая из университета студентка вбила в колонку название факультета, как в тишине большого дома разлетелось пронзительное кваканье старого дверного звонка. От неожиданности Элис даже подпрыгнула.
Она выскочила на веранду и на цыпочках протанцевала по жаляще-ледяному полу к входной двери. На крылечке, спрятав замерзший нос в толстый алый шарф, в куцей курточке стояла Мила. Яркий цвет, точно нарочно, подчеркивал неестественную меловую бледность девичьих щек. В руках младшая сестра держала коробку с клубничным пирогом.
Элис встретила нежданную гостью холодным молчанием.
– Я пришла мириться, сестренка. – Мила продемонстрировала гостинец. – Пустишь?
– Только потому, что ты выглядишь замерзшей.
Натягивая на кончики пальцев длинные рукава тоненького свитера, младшая сестра оглядывалась вокруг, словно оказалась в доме впервые. Она остановилась рядом с книжным стеллажом, куда Элис выставила несколько фотографий в одинаковых рамочках. Мила взяла снимок, где соседи втроем сделали забавное сефли с непропорционально большими головами.
– Похоже, тебе здесь неплохо живется, – заметила она. – Вы кажетесь семьей.
– К счастью, мы не семья.
Гостья быстро вернула снимок на место, точно фото кусалось. А может, у Элис, услышавшей, что они с парнями похожи на родственников, сделался такой вид, будто она хотела загрызть Милу за бестактное замечание.
– Красивый дом. – Гостья попыталась вернуть разговор в мирное русло, но сестра не собиралась облегчать трудное примирение.
– Ты здесь уже была.
– В прошлый раз я его не успела рассмотреть.
– Потому что торопилась сбежать.
– Ты злишься на меня? – Мила покраснела.
– Уже нет.
Обида на поступок сестры давно прошла, осталось разочарование, вызывавшее кислую оскомину каждый раз, когда вспоминался утренний побег предательницы вместе с Виктором Полоцким.
Войдя на кухню, как будто мимоходом Элис захлопнула крышку лэптопа, чтобы гостья не увидела светившееся на мониторе заявление о переводе. Однако Мила заметила и даже успела прочесть название документа.
– Ты хочешь перевестись? – Она поменялась в лице.
– Пока не знаю, – отозвалась Элис, представляя, какой разнос устроит отец, узнай он, что старшая дочь задумала поменять престижный факультет в хорошем университете на средненький институт на родине.
– Это из-за него? Из-за твоего китайца?
– Ким Чжун – кореец, – сухо поправила она. – И мне не нравится тон, который ты выбрала.
– Извини. Я не очень понимаю разницу. – Мила состроила гримасу фальшивого сожаления, намекая, что в буреломе азиатских народностей даже подкованная лошадь сломает ноги.
– Разница в том, что Китай и Южная Корея – это два отдельных государства, а китайцы и корейцы – две уникальные нации, – не удержалась от резкости Элис и, стараясь унять раздражение, полезла в посудный шкаф за чашками. – У нас только зеленый чай.
– Он сегодня приезжал к отцу.
– Кто?
– Твой Ким Чжун.
Элис замерла с жестяной банкой в руках. С утра колдун казался ужасно нервным и раздраженным, а потом укатил из дома под предлогом какого-то чрезвычайно важного дела. Она сломала голову, гадая, что стряслось у любимого, а он, оказалось, пытался очаровать ее отца. Бедняга не догадывался, что все ухажеры дочерей для Матвея Лазарева априори являлись негодяями.
– Я подслушала, о чем они говорили, – вдруг призналась Мила.
Элис вовсе не хотела знать подробности разговора, приблизительно представляя, что отец не просто морально изничтожил Чжуна, воспитанного по правилам глубокого почтения к старшим, но еще станцевал победную лезгинку на останках мужской гордости корейца.
– Он сказал, что отказался от знака наследования, – донесла младшая сестра, внимательно следя за реакцией полукровки. – Что это может значить?
Рука дрогнула, на столешницу из чайника выплеснулся кипяток. Мила испуганно отпрянула от кухонного прилавка.
– Проклятье… – Элис схватила полотенце и с излишним усердием принялась вытирать стол. – Извини, Мила.
Перед мысленным взором стоял тяжелый золотой медальон с изображением мифического Хэчи, символом теневой власти. Желудок связался крепким узлом.
– Он сделал что-то плохое? – уточнила гостья.
– Нет, – старшая сестра покачала головой. – Вовсе не плохое.
Плохое совершила она: лишила Чжуна уготовленного ему будущего. Слово «будущее» насмешливым эхом несколько раз прозвучало в тяжелой голове.
– Тогда почему ты побледнела?
Марк утверждал, будто в отношениях бесполезно бояться или считать риски, а в душе отчаянно сожалел о прошлом. Когда страсти поутихнут, к ним вернется трезвый рассудок и Чжун осознает, что потерял абсолютно все из-за минутного сумасшествия. Будет ли он любить Элис по-прежнему? Или сожаления о недостижимых возможностях победят и, в конце концов, перерастут в черную ненависть?
– Ходят слухи, что он наследник властительного клана. – Голос сестры точно просачивался через плотный слой ваты.
– Это не слухи.
– Выходит, ради тебя он готов отказаться от власти? – охнула Мила.
– Нет… Я не знаю.
Элис заставила себя посмотреть в бледное сестрино личико, обрамленное копной непослушных пушистых кудрей.
– Ради тебя он готов отказался от всего! – У нее дрожали губы. – А мне Виктор даже не сказал, что уезжает. Он ни разу не позвонил, после того как я… как мы… Он даже ни разу не назвал меня по имени!
– Мила…
– Что? Разве не пора сказать что-нибудь, типа, «я же тебя предупреждала»? – огрызнулась она. – Я сюда не мириться пришла. Мне просто… поплакать больше не с кем.
– Вы просите моего благословения на то, чтобы перебраться в спальню к Алисе?
– Я вам не нравлюсь?
– Я знаю, чей вы сын, Чжун, и искренне убежден, что роман с будущим корейским властителем не принесет моей дочери ничего, кроме новых неприятностей. Как бы вы двое не упирались, ваши отношения обречены, но вы вернетесь в Корею, отряхнетесь и продолжите жить, а Алиса будет долго приходить в себя. Она никогда не умела отпускать людей.
Возникла долгая пауза.
– Я отказался от знака наследования, – признался кореец, хотя отчаянно не хотел распространяться о своем поступке, принятом всеми родственниками за тяжелую форму идиотизма. И только отец Чжуна знал, что отказ сына от трона являлся взвешенным решением. Не поддержал, но не воспротивился. Наверное, так он демонстрировал преданность.
– Вам ведь известно, что моя дочь совершенно бездарна в плане колдовства? – утончил Матвей.
– Поэтому вы позволили отправить Элис в ссылку, когда она была ребенком?
– Полагаете, что имеете право прийти в мой дом, обвинить меня и получить благословение? – скорее удивился, нежели возмутился собеседник.
Чжун понимал, что выбрал неправильный тон разговора и попрал не только неписаные правила знакомства с родителями возлюбленной, но простую учтивость, однако ему было наплевать. Он давно повзрослел, не говорил опрометчивых слов и никогда не считал себя «эклером», как образно выразилась Эль.
– Обязанность родителей – защищать своих детей, – резковато заявил он. – Вы не чувствуете своей вины? Не уметь читать заклинания – это не преступление. Элис обладает даром куда более важным: она умеет согревать людей вокруг себя. Рядом с ней очень хочется жить… по-человечески.
– В Алису невозможно не влюбиться, так ведь? – Матвей понимающе улыбнулся. – Но вы совершенно не знаете моей дочери, Чжун. Вы правы, это не преступление – не уметь читать заклинаний, но не для Алисы. Моя дочь свято верила, что имей она дар, то наша семья стала бы счастливее. Она с детства страдала комплексом вины и до сих пор думает, что вредит близким людям. Я не знаю, какой мерой она оценивает этот несуществующий вред, но всегда поступает одинаково.
– Она пытается все исправить?
Матвей покачал головой.
– Она сбегает.
Возникла длинная тяжелая пауза.
– Не обманывайтесь, Чжун, я вовсе не позволил чужим людям отослать мою девочку прочь, а позволил Алисе – спастись. Понимаете разницу? Несбыточная мечта научиться колдовать, в конце концов, закончилась бы для нее полным уничтожением.
Ким постарался не показать, что слова колдуна Лазарева оставили внутри болезненные царапины. Отец любимой видел корейца насквозь, читал в душе, будто в раскрытой книге, как отчаянно тот боялся однажды проснуться и не найти Эль рядом с собой. Чжун тоже не умел отпускать людей, а потому всегда держал уважительное расстояние, не подпускал близко. Никогда и никого. Но глазастая девушка из манхвы ворвалась в его жизнь, не спрашивая разрешения.
– Вы не получите моего согласия, Чжун. Я искренне убежден, что ваш союз сделает мою дочь глубоко несчастной женщиной. Остановитесь сейчас, еще не слишком поздно, пока вы можете вернуть себе знак наследования.
– Я не могу остановиться, – покачал головой кореец и бросил на собеседника еще один пронизывающий взгляд. – У меня есть план, абоним, и я намерен его выполнить. Видите ли, я решил состариться рядом с вашей дочерью…
Когда Чжун со странным чувством глухой досады покидал родной дом Элис, то на пороге оглянулся. Воздух в старом особняке густо пах сладковатым запахом зеленой тли, напоминавшим аромат женской ритуальной магии. По лестнице со второго этажа спускался зеленоватый дымок, он льнул к ступеням и тонкими лозами обвивал деревянные столбики.
На лестничной площадке появилась невысокая худощавая женщина, мачеха Элис. Она замерла, увидев в гостях корейского шамана, о ком, видимо, не раз слышала. Глаза расширились от удивления. Едва заметно поклонившись, согласно восточным традициям вежливости, Ким Чжун выбрался на улицу, в промозглое серое утро, и закрыл за собой дверь.
Ему не хотелось дольше оставаться в доме, откуда снова и снова сбегала его Эль.
***
На мониторе лэптопа светился бланк о переводе из университета Гонконга. Элис нерешительно изучала форму, боясь начать заполнение. Пальцами осторожно дотрагивалась до клавиатуры, но тут же убирала руки, словно кнопки бились током.
Она опять пыталась просчитать риски и нечеловечески скучала по огромному похожему на муравейник мегаполису, где даже зимой зеленели деревья…
– К черту все! – буркнула Элис и решительно впечатала дату заявления.
Только-только сбегающая из университета студентка вбила в колонку название факультета, как в тишине большого дома разлетелось пронзительное кваканье старого дверного звонка. От неожиданности Элис даже подпрыгнула.
Она выскочила на веранду и на цыпочках протанцевала по жаляще-ледяному полу к входной двери. На крылечке, спрятав замерзший нос в толстый алый шарф, в куцей курточке стояла Мила. Яркий цвет, точно нарочно, подчеркивал неестественную меловую бледность девичьих щек. В руках младшая сестра держала коробку с клубничным пирогом.
Элис встретила нежданную гостью холодным молчанием.
– Я пришла мириться, сестренка. – Мила продемонстрировала гостинец. – Пустишь?
– Только потому, что ты выглядишь замерзшей.
Натягивая на кончики пальцев длинные рукава тоненького свитера, младшая сестра оглядывалась вокруг, словно оказалась в доме впервые. Она остановилась рядом с книжным стеллажом, куда Элис выставила несколько фотографий в одинаковых рамочках. Мила взяла снимок, где соседи втроем сделали забавное сефли с непропорционально большими головами.
– Похоже, тебе здесь неплохо живется, – заметила она. – Вы кажетесь семьей.
– К счастью, мы не семья.
Гостья быстро вернула снимок на место, точно фото кусалось. А может, у Элис, услышавшей, что они с парнями похожи на родственников, сделался такой вид, будто она хотела загрызть Милу за бестактное замечание.
– Красивый дом. – Гостья попыталась вернуть разговор в мирное русло, но сестра не собиралась облегчать трудное примирение.
– Ты здесь уже была.
– В прошлый раз я его не успела рассмотреть.
– Потому что торопилась сбежать.
– Ты злишься на меня? – Мила покраснела.
– Уже нет.
Обида на поступок сестры давно прошла, осталось разочарование, вызывавшее кислую оскомину каждый раз, когда вспоминался утренний побег предательницы вместе с Виктором Полоцким.
Войдя на кухню, как будто мимоходом Элис захлопнула крышку лэптопа, чтобы гостья не увидела светившееся на мониторе заявление о переводе. Однако Мила заметила и даже успела прочесть название документа.
– Ты хочешь перевестись? – Она поменялась в лице.
– Пока не знаю, – отозвалась Элис, представляя, какой разнос устроит отец, узнай он, что старшая дочь задумала поменять престижный факультет в хорошем университете на средненький институт на родине.
– Это из-за него? Из-за твоего китайца?
– Ким Чжун – кореец, – сухо поправила она. – И мне не нравится тон, который ты выбрала.
– Извини. Я не очень понимаю разницу. – Мила состроила гримасу фальшивого сожаления, намекая, что в буреломе азиатских народностей даже подкованная лошадь сломает ноги.
– Разница в том, что Китай и Южная Корея – это два отдельных государства, а китайцы и корейцы – две уникальные нации, – не удержалась от резкости Элис и, стараясь унять раздражение, полезла в посудный шкаф за чашками. – У нас только зеленый чай.
– Он сегодня приезжал к отцу.
– Кто?
– Твой Ким Чжун.
Элис замерла с жестяной банкой в руках. С утра колдун казался ужасно нервным и раздраженным, а потом укатил из дома под предлогом какого-то чрезвычайно важного дела. Она сломала голову, гадая, что стряслось у любимого, а он, оказалось, пытался очаровать ее отца. Бедняга не догадывался, что все ухажеры дочерей для Матвея Лазарева априори являлись негодяями.
– Я подслушала, о чем они говорили, – вдруг призналась Мила.
Элис вовсе не хотела знать подробности разговора, приблизительно представляя, что отец не просто морально изничтожил Чжуна, воспитанного по правилам глубокого почтения к старшим, но еще станцевал победную лезгинку на останках мужской гордости корейца.
– Он сказал, что отказался от знака наследования, – донесла младшая сестра, внимательно следя за реакцией полукровки. – Что это может значить?
Рука дрогнула, на столешницу из чайника выплеснулся кипяток. Мила испуганно отпрянула от кухонного прилавка.
– Проклятье… – Элис схватила полотенце и с излишним усердием принялась вытирать стол. – Извини, Мила.
Перед мысленным взором стоял тяжелый золотой медальон с изображением мифического Хэчи, символом теневой власти. Желудок связался крепким узлом.
– Он сделал что-то плохое? – уточнила гостья.
– Нет, – старшая сестра покачала головой. – Вовсе не плохое.
Плохое совершила она: лишила Чжуна уготовленного ему будущего. Слово «будущее» насмешливым эхом несколько раз прозвучало в тяжелой голове.
– Тогда почему ты побледнела?
Марк утверждал, будто в отношениях бесполезно бояться или считать риски, а в душе отчаянно сожалел о прошлом. Когда страсти поутихнут, к ним вернется трезвый рассудок и Чжун осознает, что потерял абсолютно все из-за минутного сумасшествия. Будет ли он любить Элис по-прежнему? Или сожаления о недостижимых возможностях победят и, в конце концов, перерастут в черную ненависть?
– Ходят слухи, что он наследник властительного клана. – Голос сестры точно просачивался через плотный слой ваты.
– Это не слухи.
– Выходит, ради тебя он готов отказаться от власти? – охнула Мила.
– Нет… Я не знаю.
Элис заставила себя посмотреть в бледное сестрино личико, обрамленное копной непослушных пушистых кудрей.
– Ради тебя он готов отказался от всего! – У нее дрожали губы. – А мне Виктор даже не сказал, что уезжает. Он ни разу не позвонил, после того как я… как мы… Он даже ни разу не назвал меня по имени!
– Мила…
– Что? Разве не пора сказать что-нибудь, типа, «я же тебя предупреждала»? – огрызнулась она. – Я сюда не мириться пришла. Мне просто… поплакать больше не с кем.