Небеса Элис

Она бы написала на зеркале нечто трагичное алой помадой, но оставила тюбик в такси, зачарованный водитель которого все еще дожидался колдунью у ворот дворцового парка. Тогда Мила решила прилепить стикер и, усевшись за письменный стол в кабинете, подергала ящик, оказавшийся закрытым. Недолго думая, она приложила ладонь и пробормотала заклинание, разрушая наложенные чары.

На дне лежали, крупные и четкие, снимки Алисы.

Дрожащими руками колдунья вытащила фотографии. Ровно семь штук, на каждый год позорной ссылки. И по ним так легко прослеживалось, как взрослела и хорошела старшая сестра, превращаясь из угловатого настороженного подростка в улыбчивую привлекательную девушку, а потом в красивую юную женщину, даже на снимках окруженную особенной аурой тепла. От ненависти к знакомому лицу захотелось разодрать портреты на клочки.

– Разве тебя в детстве не учили, что нехорошо шарить по чужим вещам, Мышка? – раздался из дверей кабинета ледяной голос Виктора.

Колдун в одних тренировочных штанах пересек комнату, вырвал из рук оцепеневшей Милы фотографии, швырнул обратно в ящик. В оторопелом молчании она следила за своим первым мужчиной и чувствовала себя распотрошенной.

– Алиса тебя ненавидит, – хрипло прошептала Мила. – За что ты ее любишь?

– Я никогда ее не любил, – спокойно опроверг Виктор. – Я одержим твоей сестрой.

– Почему?

– Кто знает? – Он смотрел на Милу с жалостью и от этого становилось еще паршивее. – Может быть, потому что она так и осталась непокоренной?

От жестоких слов у юной колдуньи болезненно свело живот.

– Ты тоже думаешь, что она красивая? – тихо прошептала Мила.

– Алиса ошеломительно красивая, но главное, в ней есть то, что я до чертиков желаю получить. – Признание Виктора резало девичье сердце похуже острой бритвы. Неожиданно он ласково погладил Милу по кудрявым волосам. – Не понимаю, почему ты все время пытаешься обсуждать свою сестру.

– Я?

– Ты правда хочешь сбежать от меня?

Потупившись, чтобы скрыть предательские слезы, раздавленная обидой соблазнительница покачала головой.

Эмилия осталась, мечтая о разговорах, поцелуях и прочей девичьей чепухе, способной доказать, что она желанна и любима. Но реальность, в отличие от грез, снова разочаровала. Второй раз с Виктором получился ничуть не лучше первого.





***

Ноябрьское солнце совсем остыло и не грело, проливало во двор жидкое золото, обманно сулило тепло, но под подошвами кроссовок хрустели замерзшие на ночь листья, а от дыхания шел пар.

Элис надеялась встретить на пробежке Чжуна. Она не представляла, что именно скажет, и откуда вообще в ней появилась почти непреодолимая потребность говорить с ним, хотя бы о чем-нибудь. Неважно, о чем, о любой мелочи. На худой конец, о холодном солнце. Лишь бы не молчать отчужденно, как накануне вечером, когда они возвращались из Дворца. Но сосед не появился или же бегал другими тропинками, неизвестными только-только переехавшей бегунье.

Отчаявшись встретиться с ним тет-а-тет, Элис вернулась домой. Металлическая калитка открылась с неожиданно неприятным скрипом, потревожив тишину сонного озера, ощерившегося потемневшими копьями камышей. Ким Чжун спускался с крыльца. В отличие от соседки, полночи ворочавшейся в кровати, он выглядел свеженьким, собранным и делал вид, будто не заметил девушку. Наверное, если бы за искусство игнорирования вручали медали, то корейцу досталось бы золото.

Заранее заведенный автомобиль сыто урчал разогретым мотором, по земле стелились седые барашки дыма. Не бросив даже быстрого взгляда на Элис, колдун открыл водительскую дверь.

– Чжун, подожди! – позвала она, понимая, что если не объясниться сейчас, то к вечеру решит вообще смолчать.

Кореец помедлил и перевел на Элис ледяной взгляд. И вдруг стало очевидно, что с той секунды, как она открыла скрипучую калитку, колдун улавливал каждое ее движение, незаметно следил за каждым шагом.

– Поговорим? – предложила Элис.

– Я опаздываю, – отказался он и уселся за руль. Даже сдержанный хлопок закрывшейся автомобильной двери подчеркнул отчужденность.

Элис точно знала, что не должна была испытывать вину за отказ мужчине, но отчего-то чувствовала себя виноватой.

Кореец сдал назад, специально заставляя ее потесниться к забору. Под действием магии, медленно и с достоинством, открылись створки ворот. Когда белый седан неторопливо покидал выложенный плитками двор, то с пресной миной девушка пробормотала себе под нос:

– В таком случае, хорошего тебе дня, Ким Чжун.

Нешуточно расстроенная она вошла на ледяную веранду и отпрянула, когда широко распахнулась дверь, выпустившая из крошечной прихожей Марка. Хозяин дома выглядел мрачным и недовольным. Над ним словно висело невидимое грозовое облако.

– Доброе утро, – прижимаясь к деревянной стене, чтобы ее не смел с дороги почти двухметровый злющий тайфун, фальшиво-жизнерадостным голосом поприветствовала Элис.

– Ну да, – буркнул Вознесенский в ответ, даже не глянув в ее сторону. – Доброе…

Он с такой проворностью вылетел из дома, словно девушка плевалась ядом или кусалась за ноги, как бешеная собака.

– А тебе-то я что сделала? – пробормотала она, чувствуя себя гаже прежнего, а когда добралась до своей комнаты, то обнаружила несколько пропущенных вызовов от отца. В голове мгновенно возник десяток ужасающих причин, почему родитель кинулся спозаранку вызванивать старшую дочь. Едва он поднял трубку, как Элис выпалила:

– У нас сгорел дом?

– Что? – удивились на другом конце провода.

– Мила пропала?


– Под утро нашлась.

– У тебя грянул кризис среднего возраста, и ты решил уйти от мамы?

– Типун тебе на язык, ворона!

– Тогда для чего ты звонишь? – выдохнула Элис.

– Тебя вызывает властитель, – пояснил отец и у дочери поплыл под ногами пол. – Не пугайся, ему нужен переводчик с китайского, поэтому он просил, чтобы тебя привез я.

– Переводчик? – недоуменно повторила девушка, отчего-то чувствуя в происходящем неясный подвох. – А как же заклятье?

– Он что-то упоминал о письменном переводе. Почему ты замолчала?

Элис вдруг поймала себя на том, что от нервов с азартом выгрызает заусенец на большом пальце.

– А зачем он вызывал еще и тебя? – наконец она сумела обличить тревогу в слова.

– Ты же знаешь, как старик помешан на традициях.

Элис вдруг припомнила, что в стародавние времена старшие родственники держали слово вместо юных колдуний, ведь глупым девам запрещалось даже чихать рядом с властителем.

– Надеюсь, что он не заставит нас общаться на языке жестов или силой мысли? – сыронизировала она.

– Надеюсь, что ты не станешь острить в его присутствии? – недовольно отозвался отец. – Я заеду после обеда, будь готова.

Он отключился и девушка, расставив руки, с размаха упала спиной на кровать. На потолке от основания люстры к стене ползла тонкая трещинка. В лампочках вился дымок от согревающего заклятья, видимо, незаметно подзаряжаемого корейцем, ведь в комнате неизменно царило уютное тепло.

Элис улыбнулась. Даже разозлившись, Чжун не позволил ей замерзать без магического отопления.





***

Ровно в два часа дня напротив ворот дома затормозил старый отцовский внедорожник. Элис забралась в салон и заметила, что папа, делая вид, будто ему вовсе не любопытно, вытягивал шею, стараясь что-нибудь украдкой разглядеть через ребристый железный забор.

– Тебе надо было зайти, – предложила она, пристегиваясь ремнем безопасности.

– Когда-нибудь потом, – скупо отозвался отец и тронулся с места.

Пресная мина на его гладко выбритом лице говорила о том, что даже если он не высказывал осуждения вслух, в душе был недоволен дочериным выбором мужского общежития в качестве временного пристанища.

– Я хочу, чтобы ты вернулась домой, – вдруг произнес родитель, прерывая долгое молчание. Прозвучало категорично, словно он некоторое время вел с дочерью беззвучный спор, что-то доказывая или же объясняя правила взрослой жизни, а потом резюмировал тираду отцовским повелением.

Элис посмотрела на него.

– Если я останусь, то испортится источник. Очистить выйдет потом дороже…

– Мама нашла шкатулку Эмилии, – резковатым тоном перебил отец и, едва не застонав, дочь прикрыла на секунду глаза. – Ты знала, что она ворожила?

Она промолчала.

– Почему сразу не рассказала?

– Зачем?

– Ты не хочешь уезжать из этого дома?

– Не хочу, – согласилась девушка.

– Что тебя там держит?

– Ничего не держит, – соврала она и отвернулась к окну, не желая продолжать обсуждений.

Мимо проплывали людные улицы, окутанные густым червонным золотом. И оттого, что солнце светило поразительно ярко, а раздетые донага деревья уже впали в зимнюю кому, душу охватывала щемящая меланхолия.

Элис умела виртуозно лгать миру, но себя обманывать так и не научилась. Она прекрасно понимала, кто именно держал ее в маленькой комнатке, похожей на скворечник с окном, выходящим на грустное камышовое озеро. Становилось тошно от мысли, чтобы просыпаться по утрам, заставлять себя идти в новый день, где не будет его внимательных взглядов, мягкого вкрадчивого голоса, незначительных, связанных только с ним мелочей.

– Мне там комфортно, – после долгой паузы добавила Элис, прекрасно понимая, что отец проглотит полуправду. В отличие от крестного Алексея, он никогда не отличался проницательностью и ни разу не разоблачил лгунью.

Встречу назначили в ресторане светского отеля в центре. Оставив кряхтящее старое чудовище на колесах заботам парковщика, они вошли в шикарный холл, где даже ковровая дорожка кричала об исключительной дороговизне. Окруженная вызывающе роскошной обстановкой, в простом закрытом платье и с волосами, собранными в аккуратный пучок, наверное, впервые в жизни Элис почувствовала себя простушкой.