Небеса Элис
Часть 30 из 55 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Из-за нее…
Марку показалось, что пассажир произнес вслух имя Алисы и сердце нехорошо сжалось.
– Вы знакомы с Лазаревой-старшей? – быстро спросил он.
– Напрягся? – осклабился собеседник. – Она тебе нравится, правда? Она не может не нравиться. Много тебе известно о ней? Она рассказывала, что не способна колдовать? Ни одного чертова заклинания не способна прочесть!
Марк был готов поспорить, что у него вытянулось лицо. В голове с бешеной скоростью закрутились мысли. Странные слова и поступки Алисы обрели смысл. Она не умела колдовать, но все равно оказалась обвиненной в колдовском преступлении… Не поэтому ли ее амнистировали после семилетней ссылки?
Он покосился на пассажира. Виктор смотрел в окно и на разбитой физиономии плыли световые пятна от городской иллюминации.
– Ты не видел ее тогда… Амулеты, ладанки, какие-то дурацкие ленточки в волосах… Обворожительный ребенок. – Казалось, Полоцкий говорил сам с собой. – Я всегда знал, что она станет такой как сейчас – ошеломительной
Он замолк, снова раскрутил крышку на бутылке с отрезвляющим снадобьем.
– Но даже он не сможет спасти ее, хотя очень захочет. Для нее все предрешено. Она все равно скоро умрет.
Виктор опрокинул в себя содержимое флакона и, фыркнув от омерзения, уткнулся носом в рукав пальто.
– Есть чем запить?
– Постой, ты сказал, что Алиса скоро умрет, – талантливо скрывая оторопь, переспросил Марк.
– Когда?
– Только что!
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – издеваясь, с глумливой улыбочкой развел руками Виктор и добавил: – Вознесенский, ты всегда воспринимаешь серьезно чужой пьяный бред?
– Шут, – не скрывая раздражения, скрипнул зубами Марк.
Полоцкий завозился на сиденье, поднял воротник и пробормотал:
– Разбуди, когда приедем, а то башка после твоей отравы загудела.
Теперь и у Марка гудела голова от того, что он услышал. Конечно, верить Виктору стал бы только последний кретин, но впервые начальственный сынок так сильно походил на нормального парня.
Подъехав к дверям в Зимний дворец, где размещался гостевой дом, Марк растолкал посапывающего гуляку, а когда тот все-таки убрался, то припарковал автомобиль на обычном месте во внутреннем дворе главного здания.
Махнув рукой охраннику, колдун заторопился в кабинет Ким Чжуна, надеясь, что успеет перехватить Алису. Он тихо вошел в едва освещенное помещение. Из коморки доносились приглушенные голоса. Разобрать, о чем говорили было невозможно.
Марк хотел заглянуть в подсобку, но остановился, увидев соседей по дому сквозь открытый проход. Они стояли очень близко, явно ближе, чем допускали дружеские отношения. Алиса держала Кима за руку и что-то внимательно изучала на его ладони, словно бы пыталась предсказать судьбу по линиям, а потому не видела, каким жадным, алчущим взором смотрел на нее кореец.
Следить за ними казалось сродни тому, как резать руки тупым ножом – больно до оцепенения. И Марк отступил в тень. Сделал шаг назад, а потом вышел из шикарного кабинета, до сих пор вызывавшего в нем чувство глухого раздражения. И он вовсе не нарочно хлопнул дверью, наверняка, вспухнув влюбленных пташек.
Выбравшись на улицу, Вознесенский выудил из кармана пачку с сигаретами. Достал одну, сунул в рот, потом вытащил и смял. Алиса не терпела запаха табака.
Рядом с ней так хотелось жить нормально. Тихо и счастливо. Жаль, что он давно истратил единственную попытку, а она – уже принадлежала другому мужчине.
***
Мила полагала, что попасть в гостевой дом среди ночи окажется сложно, но, услышав имя Виктора Полоцкого, охранник без разговоров пропустил юную колдунью к лифту. Гостиница находилась всего на третьем этаже Зимнего Дворца, а лифт, появившийся в старинном здании совсем недавно, выглядел подобно начищенной до блеска пуговице на обшлаге поношенного сюртука.
Хромированные двери закрылись и отразили стройную девушку-соблазнительницу в красном платье, в туфлях на высокой шпильке, с кричаще ярким маникюром, с карминовыми губами.
Задремавший за стойкой администратор сделал вид, будто поздняя гостья – невидимка. Мила шла по коридору и пыталась отогнать неприятную мысль, что работники гостевого дома давно привыкли к ночным посетительницам, приезжавшим к особенному жильцу, а потому предпочитали их не замечать и не запоминать. Она остановилась у нужной двери и нажала на звонок. Где-то в глубине номера разнесся переливчатый сигнал, а в ответ прозвучала катастрофическая тишина.
Время шло. Мила ждала. Дом Виктора был пуст.
Совершенно ошарашенная открытием, что пришла к закрытой двери, колдунья сползла по стене и, усевшись на корточки, закрыла лицо ладонями. Хотелось плакать. Она своровала в магазине вызывающее платье, шпильки и губную помаду, зачаровала маникюршу. Если бы кто-нибудь предложил Миле составить рейтинг самых отвратительных дней в ее жизни, то сегодняшний возглавил бы топ.
Драматическая пауза затягивалась…
На кухонном столе, накрытом опрятной скатертью, стояла деревянная шкатулка с вырезанным на крышке оккультным знаком. От нее исходил тошнотворный душок черной магии. Заклинание, призвавшее в дом крыс, давно исчерпало себя, но схрон юная колдунья не трогала, справедливо полагая, что он еще когда-нибудь пригодится, а теперь его обнаружила мама.
Мила боялась поднять голову, сидела, скукожившись на стуле, и страшилась укоряющих взглядов родителей. Накануне они радовались тому, что дочь впервые за три года успешно сдала экзамен, а теперь осуждали ее. Разве не папа говорил, что главное достичь цели, победу запомнят, а путь к победе – со временем забудется?
Но отец спросил:
– Зачем ты выгнала сестру?
Мила испуганно вскинулась, чувствуя, как от лица отхлынула кровь. Впервые в жизни в глазах обожаемого папы она увидела разочарование.
– А зачем она приехала? Кто ее просил возвращаться? – вдруг выпалила она, хотя собиралась сказать совершенно другое, уверить, будто Алиска по собственной воле уехала из дома.
– Твою сестру подозревали в одержимости, – спокойно напомнила мама. По материнскому лицу было невозможно прочитать эмоций, но Мила догадывалась, что сейчас она осуждала оступившуюся дочку.
Девушка почувствовала, как на глаза навернулись слезы, а в горле встал горький комок.
– Так если она бесноватая, то пусть бы сидела в лечебнице!
Опять не то! Почему она никак не могла заставить себя врать и разыграть роль невинной глупышки?
– Твоя сестра никогда бы не сказала подобной чудовищной вещи, если бы речь шла о тебе, Эмилия, – тихо произнес отец.
– Выходит, она лучше меня?
– Не лучше, – покачала головой мама. – Совсем не лучше. Вы разные. Ты хорошая колдунья, Мила, а Алиса – хорошая сестра.
Девушка оторопела.
– Понимаешь разницу? – добавила матушка.
Конечно, она понимала так ясно, что если бы мама ударила ее, то было бы не так больно и обидно.
– Ты должна извиниться перед сестрой и попросить ее вернуться, – резюмировал отец. – Если попросишь ты, то она уедет из того дома, от тех… молодых людей.
– Не хочу! – заорала Мила и вскочила из-за стола. – Слышите? Не желаю!
Она вылетела из кухни, оделась в пальто, а, выходя на крыльцо, хлопнула дверью с такой силой, словно хотела сорвать ее с петель. Сегодня она решила до утра не возвращаться в набивший оскомину дом…
– Еще одна Лазарева? – раздался усталый голос Виктора.
Не веря собственным ушам, Мила подняла голову. Погрузившись в обидные воспоминания, она не заметила прихода колдуна. Полоцкий смотрел на нее сверху вниз, в глазах – лед, губы – разбиты.
– Привет, – жалобным голоском пролепетала незваная гостья.
Он кривовато усмехнулся и сморщился от боли, а потом достал из кармана пальто пластиковую карту-ключ. Вдруг стало ясно, что прямо сейчас Виктор без колебаний захлопнет дверь прямо перед носом Эмилии
Она попыталась встать, но от долгого сиденья на корточках ноги затекли и кололи иголками. Выпрямиться вышло не слишком изящно и совершенно несексуально, а неловко, держась за стену. Красивое платье из тончайшего джерси смялось и со стороны злополучный наряд выглядел неопрятным. Виктор с безжалостной иронией во взгляде следил за неуклюжими попытками девушки выглядеть привлекательной.
– Не пригласишь войти? – стараясь сохранять присутствие духа, пошла в наступление Мила. – Я украла это платье специально для тебя.
Он кривовато усмехнулся:
– Я не ношу платьев.
Мила вдруг почувствовала, что прямо сейчас разрыдается. Видимо, Виктор заметил блеснувшие в глазах слезы и произнес с жестокой прямолинейностью:
– У меня сегодня был долгий и очень плохой день, я не в настроении выдавливать из себя благородство. Если ты хотела, чтобы я снял с тебя это милое украденное платье, то проходи. Если нет, то я желаю тебе спокойной ночи. Оставайся подольше невинным ребенком, Мышка.
– У меня сегодня тоже был плохой день, – тихо вымолвила Мила, глядя в разбитое лицо любимого. – Долгий и очень плохой день…
Выдержав паузу, Виктор протянул руку. Девушка замерла в ожидании ласки, решила, будто он погладит ее по щеке, но ошиблась. Большим пальцем он грубо размазал алую помаду у нее на губах.
– Отвратительный цвет…
Он целовал ее жестко, словно мстил кому-то, кто сидел у него в голове. Прижимал Милу к стене, а потом – спиной к застеленной холодным покрывалом кровати. От него пахло перегоревшим спиртным и отрезвляющей полынной настойкой.
Он пообещал быть нежным, но соврал.
Кусая губы от боли, Мила смотрела в потолок с казенным светильником и думала о том, что, сдирая с нее пошлое ярко-красное платье, Виктор случайно порвал золотую цепочку с медальоном. Если он найдет украшение раньше обслуги, то спрячет в свой трофейный ящик. Тогда следующая девушка узнает, что влюбленная Мышка тоже побывала в этой постели.
Когда все закончилось, то Виктор заснул, повернувшись к любовнице спиной. Она мечтала дотронуться до него, хотела объятий и нежных ласк. Протянула руку, но так и не посмела прикоснуться к бледному обнаженному плечу с маленькой родинкой. Перекатившись на край кровати, Мила тихонечко поднялась. Тело ныло и сильно саднило в непривычных местах. Хотелось встать под горячий душ, чтобы смыть с себя отвратительный вечер, но еще больше хотелось сбежать обратно домой.
Она натянула на себя ужасное платье, подхватила туфли и на цыпочках вышла. Наверное, стоило уйти по-английски, тихо, без драм. Наверняка Виктор и сам понимал, что поступил с ней, как животное. Однако Мила не удержалась от соблазна.
Марку показалось, что пассажир произнес вслух имя Алисы и сердце нехорошо сжалось.
– Вы знакомы с Лазаревой-старшей? – быстро спросил он.
– Напрягся? – осклабился собеседник. – Она тебе нравится, правда? Она не может не нравиться. Много тебе известно о ней? Она рассказывала, что не способна колдовать? Ни одного чертова заклинания не способна прочесть!
Марк был готов поспорить, что у него вытянулось лицо. В голове с бешеной скоростью закрутились мысли. Странные слова и поступки Алисы обрели смысл. Она не умела колдовать, но все равно оказалась обвиненной в колдовском преступлении… Не поэтому ли ее амнистировали после семилетней ссылки?
Он покосился на пассажира. Виктор смотрел в окно и на разбитой физиономии плыли световые пятна от городской иллюминации.
– Ты не видел ее тогда… Амулеты, ладанки, какие-то дурацкие ленточки в волосах… Обворожительный ребенок. – Казалось, Полоцкий говорил сам с собой. – Я всегда знал, что она станет такой как сейчас – ошеломительной
Он замолк, снова раскрутил крышку на бутылке с отрезвляющим снадобьем.
– Но даже он не сможет спасти ее, хотя очень захочет. Для нее все предрешено. Она все равно скоро умрет.
Виктор опрокинул в себя содержимое флакона и, фыркнув от омерзения, уткнулся носом в рукав пальто.
– Есть чем запить?
– Постой, ты сказал, что Алиса скоро умрет, – талантливо скрывая оторопь, переспросил Марк.
– Когда?
– Только что!
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – издеваясь, с глумливой улыбочкой развел руками Виктор и добавил: – Вознесенский, ты всегда воспринимаешь серьезно чужой пьяный бред?
– Шут, – не скрывая раздражения, скрипнул зубами Марк.
Полоцкий завозился на сиденье, поднял воротник и пробормотал:
– Разбуди, когда приедем, а то башка после твоей отравы загудела.
Теперь и у Марка гудела голова от того, что он услышал. Конечно, верить Виктору стал бы только последний кретин, но впервые начальственный сынок так сильно походил на нормального парня.
Подъехав к дверям в Зимний дворец, где размещался гостевой дом, Марк растолкал посапывающего гуляку, а когда тот все-таки убрался, то припарковал автомобиль на обычном месте во внутреннем дворе главного здания.
Махнув рукой охраннику, колдун заторопился в кабинет Ким Чжуна, надеясь, что успеет перехватить Алису. Он тихо вошел в едва освещенное помещение. Из коморки доносились приглушенные голоса. Разобрать, о чем говорили было невозможно.
Марк хотел заглянуть в подсобку, но остановился, увидев соседей по дому сквозь открытый проход. Они стояли очень близко, явно ближе, чем допускали дружеские отношения. Алиса держала Кима за руку и что-то внимательно изучала на его ладони, словно бы пыталась предсказать судьбу по линиям, а потому не видела, каким жадным, алчущим взором смотрел на нее кореец.
Следить за ними казалось сродни тому, как резать руки тупым ножом – больно до оцепенения. И Марк отступил в тень. Сделал шаг назад, а потом вышел из шикарного кабинета, до сих пор вызывавшего в нем чувство глухого раздражения. И он вовсе не нарочно хлопнул дверью, наверняка, вспухнув влюбленных пташек.
Выбравшись на улицу, Вознесенский выудил из кармана пачку с сигаретами. Достал одну, сунул в рот, потом вытащил и смял. Алиса не терпела запаха табака.
Рядом с ней так хотелось жить нормально. Тихо и счастливо. Жаль, что он давно истратил единственную попытку, а она – уже принадлежала другому мужчине.
***
Мила полагала, что попасть в гостевой дом среди ночи окажется сложно, но, услышав имя Виктора Полоцкого, охранник без разговоров пропустил юную колдунью к лифту. Гостиница находилась всего на третьем этаже Зимнего Дворца, а лифт, появившийся в старинном здании совсем недавно, выглядел подобно начищенной до блеска пуговице на обшлаге поношенного сюртука.
Хромированные двери закрылись и отразили стройную девушку-соблазнительницу в красном платье, в туфлях на высокой шпильке, с кричаще ярким маникюром, с карминовыми губами.
Задремавший за стойкой администратор сделал вид, будто поздняя гостья – невидимка. Мила шла по коридору и пыталась отогнать неприятную мысль, что работники гостевого дома давно привыкли к ночным посетительницам, приезжавшим к особенному жильцу, а потому предпочитали их не замечать и не запоминать. Она остановилась у нужной двери и нажала на звонок. Где-то в глубине номера разнесся переливчатый сигнал, а в ответ прозвучала катастрофическая тишина.
Время шло. Мила ждала. Дом Виктора был пуст.
Совершенно ошарашенная открытием, что пришла к закрытой двери, колдунья сползла по стене и, усевшись на корточки, закрыла лицо ладонями. Хотелось плакать. Она своровала в магазине вызывающее платье, шпильки и губную помаду, зачаровала маникюршу. Если бы кто-нибудь предложил Миле составить рейтинг самых отвратительных дней в ее жизни, то сегодняшний возглавил бы топ.
Драматическая пауза затягивалась…
На кухонном столе, накрытом опрятной скатертью, стояла деревянная шкатулка с вырезанным на крышке оккультным знаком. От нее исходил тошнотворный душок черной магии. Заклинание, призвавшее в дом крыс, давно исчерпало себя, но схрон юная колдунья не трогала, справедливо полагая, что он еще когда-нибудь пригодится, а теперь его обнаружила мама.
Мила боялась поднять голову, сидела, скукожившись на стуле, и страшилась укоряющих взглядов родителей. Накануне они радовались тому, что дочь впервые за три года успешно сдала экзамен, а теперь осуждали ее. Разве не папа говорил, что главное достичь цели, победу запомнят, а путь к победе – со временем забудется?
Но отец спросил:
– Зачем ты выгнала сестру?
Мила испуганно вскинулась, чувствуя, как от лица отхлынула кровь. Впервые в жизни в глазах обожаемого папы она увидела разочарование.
– А зачем она приехала? Кто ее просил возвращаться? – вдруг выпалила она, хотя собиралась сказать совершенно другое, уверить, будто Алиска по собственной воле уехала из дома.
– Твою сестру подозревали в одержимости, – спокойно напомнила мама. По материнскому лицу было невозможно прочитать эмоций, но Мила догадывалась, что сейчас она осуждала оступившуюся дочку.
Девушка почувствовала, как на глаза навернулись слезы, а в горле встал горький комок.
– Так если она бесноватая, то пусть бы сидела в лечебнице!
Опять не то! Почему она никак не могла заставить себя врать и разыграть роль невинной глупышки?
– Твоя сестра никогда бы не сказала подобной чудовищной вещи, если бы речь шла о тебе, Эмилия, – тихо произнес отец.
– Выходит, она лучше меня?
– Не лучше, – покачала головой мама. – Совсем не лучше. Вы разные. Ты хорошая колдунья, Мила, а Алиса – хорошая сестра.
Девушка оторопела.
– Понимаешь разницу? – добавила матушка.
Конечно, она понимала так ясно, что если бы мама ударила ее, то было бы не так больно и обидно.
– Ты должна извиниться перед сестрой и попросить ее вернуться, – резюмировал отец. – Если попросишь ты, то она уедет из того дома, от тех… молодых людей.
– Не хочу! – заорала Мила и вскочила из-за стола. – Слышите? Не желаю!
Она вылетела из кухни, оделась в пальто, а, выходя на крыльцо, хлопнула дверью с такой силой, словно хотела сорвать ее с петель. Сегодня она решила до утра не возвращаться в набивший оскомину дом…
– Еще одна Лазарева? – раздался усталый голос Виктора.
Не веря собственным ушам, Мила подняла голову. Погрузившись в обидные воспоминания, она не заметила прихода колдуна. Полоцкий смотрел на нее сверху вниз, в глазах – лед, губы – разбиты.
– Привет, – жалобным голоском пролепетала незваная гостья.
Он кривовато усмехнулся и сморщился от боли, а потом достал из кармана пальто пластиковую карту-ключ. Вдруг стало ясно, что прямо сейчас Виктор без колебаний захлопнет дверь прямо перед носом Эмилии
Она попыталась встать, но от долгого сиденья на корточках ноги затекли и кололи иголками. Выпрямиться вышло не слишком изящно и совершенно несексуально, а неловко, держась за стену. Красивое платье из тончайшего джерси смялось и со стороны злополучный наряд выглядел неопрятным. Виктор с безжалостной иронией во взгляде следил за неуклюжими попытками девушки выглядеть привлекательной.
– Не пригласишь войти? – стараясь сохранять присутствие духа, пошла в наступление Мила. – Я украла это платье специально для тебя.
Он кривовато усмехнулся:
– Я не ношу платьев.
Мила вдруг почувствовала, что прямо сейчас разрыдается. Видимо, Виктор заметил блеснувшие в глазах слезы и произнес с жестокой прямолинейностью:
– У меня сегодня был долгий и очень плохой день, я не в настроении выдавливать из себя благородство. Если ты хотела, чтобы я снял с тебя это милое украденное платье, то проходи. Если нет, то я желаю тебе спокойной ночи. Оставайся подольше невинным ребенком, Мышка.
– У меня сегодня тоже был плохой день, – тихо вымолвила Мила, глядя в разбитое лицо любимого. – Долгий и очень плохой день…
Выдержав паузу, Виктор протянул руку. Девушка замерла в ожидании ласки, решила, будто он погладит ее по щеке, но ошиблась. Большим пальцем он грубо размазал алую помаду у нее на губах.
– Отвратительный цвет…
Он целовал ее жестко, словно мстил кому-то, кто сидел у него в голове. Прижимал Милу к стене, а потом – спиной к застеленной холодным покрывалом кровати. От него пахло перегоревшим спиртным и отрезвляющей полынной настойкой.
Он пообещал быть нежным, но соврал.
Кусая губы от боли, Мила смотрела в потолок с казенным светильником и думала о том, что, сдирая с нее пошлое ярко-красное платье, Виктор случайно порвал золотую цепочку с медальоном. Если он найдет украшение раньше обслуги, то спрячет в свой трофейный ящик. Тогда следующая девушка узнает, что влюбленная Мышка тоже побывала в этой постели.
Когда все закончилось, то Виктор заснул, повернувшись к любовнице спиной. Она мечтала дотронуться до него, хотела объятий и нежных ласк. Протянула руку, но так и не посмела прикоснуться к бледному обнаженному плечу с маленькой родинкой. Перекатившись на край кровати, Мила тихонечко поднялась. Тело ныло и сильно саднило в непривычных местах. Хотелось встать под горячий душ, чтобы смыть с себя отвратительный вечер, но еще больше хотелось сбежать обратно домой.
Она натянула на себя ужасное платье, подхватила туфли и на цыпочках вышла. Наверное, стоило уйти по-английски, тихо, без драм. Наверняка Виктор и сам понимал, что поступил с ней, как животное. Однако Мила не удержалась от соблазна.