Небеременная

– Можно мне напомнить тебе о дырявых презервативах?

Я вздохнула. Не то чтобы я не знала, что он ужасен. Но признав это, я признала бы также, что совершила ошибку, выбрав его. Что потерпела поражение. С другой стороны, если я не уважу Бейли, она станет еще больше доставать меня. Лучше уж подтвердить ее правоту и покончить с этим.

– Бейли, ты права. Кевин – долбошлеп.

– Громче.

– Ты серьезно?

– Громче. Хочу, чтобы это слышал весь мир. Опусти окно и высуни голову. – Закатив глаза, я опустила стекло. – Ты должна прокричать правду о нем, – добавила она. – Я высунулась из окна.

Ветер растрепал мне волосы, глаза заслезились, и я выкрикнула в темноту:

– БЕЙЛИ ПРАВА! КЕВИН – ДОЛБОШЛЕП! – Сев на место, со взъерошенными волосами и перехваченным дыханием, я с удивлением поняла, что на моем лице играет довольная, широкая улыбка.

– Ну? Это было так уж трудно?

– Это было хорошо. Я хочу повторить. – Я снова высунула голову: – КЕВИН – ГРЕБАНЫЙ ДОЛБОШЛЕП! – Ветер срывал слова с моих губ: – БЕЗЪЯЙЦЕВЫЙ ДЫРОЖОПЫЙ СЕКС-ХАПУГА!

– Да! Вот это по-нашему. Подожди-ка, я еще придумала. – Бейли открыла окно со своей стороны и повела машину одной рукой. Та виляла в разные стороны. – ГОВНОСТИЧЕСКИЙ КЛИЗМОПРЫСК!

Я смеялась и вопила на весь свет:

– ОБМОЧЕННЫЙ ХРЕНОТРЯС!

– БЕШЕНЫЙ ПОЖАР В ПРОМЕЖНОСТИ!

– ГУБКА ЧЛЕН ЗАСРАТЫЕ ШТАНЫ!

– ГУБКА ЧЛЕН ЗАСРАТЫЕ ШТАНЫ… в 3D!

Мы задыхались от хохота.

– Еще раз. Вместе, – наконец выдохнула Бейли. Мы снова завопили:

– ДОЛБОШЛЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕП! – И рассмеялись, будто маньячки.

– Нужно отпраздновать это, – сказала Бейли, как только мы пришли в себя.

– Что отпраздновать?

– То, какие мы крутые.

– О’кей.

Бейли от удивления вытаращила глаза:

– Серьезно?

Я кивнула:

– Ага. – И засунула куда подальше свое желание ехать без передышки, не отклоняясь от намеченного плана. Я вся пылала, меня переполняли эмоции. И мне не хотелось расставаться с этим состоянием. – Ага, – повторила я.

Бейли улыбнулась:

– Я знаю отличное местечко.





142 мили




– Ничего не выйдет. – Я скрестила руки на груди. – Поехали.

– Вот уж нет. Я сто раз проезжала здесь с мамой. И всегда хотела остановиться. Мы же собрались праздновать. Здесь самое место.

Она затормозила перед двумя гигантскими статуями из стеклопластика. Они были не ниже двенадцати футов и располагались на гравийном пятачке за ржавым ограждением из рабицы. Одна статуя изображала розового слона; другая – черно-белую корову. Вокруг легонько покачивалась на ночном ветерке высокая трава. Надпись гласила: «Самый большой слон и третья по величине корова в штате».

– Ладно. Отпразднуем. Мы можем вернуться на дорогу?


– Расслабься. Обязательно вернемся – после того, как заберемся на них.

Глубоко вздохнув, я заговорила разумным, спокойным тоном – таким, как мне казалось, говорят участники переговоров об освобождении заложников:

– Не знаю, заметила ли ты это, но здесь закрыто. Калитка заперта. Висит объявление о часах работы.

– Да хватит тебе. Подумай только, какой вид предстанет нашим глазам, когда мы окажемся наверху.

– Бейли, сейчас глухая ночь. Мы вообще ничего не увидим.

– А звезды? – фыркнула Бейли.

Я покачала головой:

– Вообще-то, бред какой-то. Почему слон тусуется с коровой? Будь здесь слон и лев, это было бы логично. Или корова со свиньей. Но почему слон и корова?

– В том-то все и дело. – Бейли отчаянно жестикулировала. Ее глаза горели от возбуждения. – Смысла тут действительно нет. Вот почему это так потрясающе. Пошли. Я выбираю слона. – Она расстегнула ремень безопасности и распахнула дверцу.

– Нет! – Я схватила ее за руку.

– Что такое?

– Это будет нарушением границ владения, Бейли. Я не могу допустить, чтобы меня арестовали. Мне же нужно в Альбукерке, ты что, забыла? – Какую-то секунду казалось, Бейли была готова уступить. Но она лишь пожала плечами:

– А мы тихонько. – И высвободившись из моих объятий, хлопнула дверцей.

Я сидела в полном отупении. Следует ли мне присоединиться к ней? Или же нужно втащить ее обратно в машину? А может, завести мотор и рвануть с места, оставив ее здесь? Последняя мысль была очень заманчивой. Бейли шла к запертой на замок калитке в окружавшем придорожный аттракцион заборе, из-под ее ног вылетали фонтанчики гравия. Добравшись до нее, она остановилась. И я решила было, что Бейли передумала, но та лишь сняла с себя куртку. Бросив ее на землю, она начала карабкаться вверх.

Я не могла позволить ей этого. Если ее поймают, то все рухнет.

Открыв дверцу, я выбралась из машины и побежала к забору.

– Бейли! А ну слезай! – Я не осмеливалась кричать и потому как можно громче и выразительнее шептала.

– Без проблем! – весело отозвалась она. Повиснув на заборе, она спрыгнула вниз по другую его сторону. Рабица загремела.

Теперь, оказавшись рядом со статуями, я могла объективно оценить их размеры. Они нависали над нами, словно два круизных лайнера над океаном травы. Я не увидела ни ступенек, ни лестниц и не поняла, как Бейли планировала взобраться на них.

Это стало ясно пару мгновений спустя, когда она ухватилась за слоновий хобот и, похожая на какого-то безумного Человека-Паука, полезла вверх. Мне очень хотелось отвернуться, но я была не в силах сделать это. Казалось, она вот-вот потеряет равновесие и грохнется на землю.

И тогда мне придется позвонить в службу спасения и объяснить, где мы и что здесь делаем. После чего мы окажемся в какой-нибудь богом забытой загородной больнице и я буду сидеть в коридоре и ждать известий о том, в коме Бейли или нет, и тут придут местные полицейские и арестуют меня. И я стану звонить родителям и объяснять уже им, каким образом очутилась в ста пятидесяти милях от дома с девушкой, с которой не разговаривала несколько лет, а не нахожусь в рыбацкой хижине с моими настоящими подругами. Я проведу ночь в пропахшей мочой камере с безумной теткой по имени Пьяница Мардж, а утром там объявятся мои родители. Чтобы вызволить меня. Они узнают о моих планах, я потеряю стипендию, и мне до конца дней придется вести жизнь матери-одиночки. Главным событием недели станет пятидесятипроцентная скидка на мой любимый замороженный полуфабрикат. В том магазине, где мне, по всей вероятности, придется работать. А все потому, что Бейли втемяшилось в голову залезть на идиотского розового слона.

– Как хочешь, а я уезжаю, – крикнула я ей и направилась назад к машине.

– Та-да.

Я повернулась и почувствовала, что задыхаюсь. Каким-то образом, пока я не обращала на нее внимания, Бейли успела забраться на самую верхушку статуи. И теперь стояла на голове слона, широко расставив ноги, чтобы сохранить равновесие. Ее черный силуэт отчетливо вырисовывался на фоне бескрайнего серого неба. Смотрелась она потрясающе.

– Забирайся сюда, – потребовала Бейли. Я засомневалась. Бейли возвышалась надо мной, ветер теребил ее волосы, она, казалось, была готова к приключениям. И выглядела свободной. Такой свободной, какой я никогда в жизни себя не чувствовала. Слишком много ожиданий и обязанностей тянули меня к земле. Если я заберусь на корову, то будет ли это означать, что с проблемами покончено? И стоя на коровьей голове и обозревая окрестные поля и небо, почувствую ли я себя наконец вольным человеком?

Я сделала шаг к калитке, под моими ногами захрустел гравий. Пальцы ухватились за прохладную рабицу. Тонкий металл врезался в руку.

– О боже! Дурацкие облака! Я ни хрена не вижу! – Я подняла глаза. Бейли прыгала на слоне и махала на небо руками. – Облака, убирайтесь! Живо!

– Бейли! Тсссс!

– Я хочу видеть звезды!

Залаяла собака. Потом еще одна.

– Бейли! – взмолилась я.

– Твою мать!

– Перестань кричать на небо и посмотри вниз! Видишь собак?

Бейли со своего «насеста» обозрела темные поля.

– О, – только и сказала она.

– Бейли? – снова позвала ее я. Мой голос готов был сорваться на визг.

– Э-э. Похоже, ко мне бегут какие-то песики. – Я пробежала глазами объявления на заборе. Под «Закрыто в темное время суток» красовалась надпись «Вход воспрещен», а рядом с ней табличка – «Охраняется собаками». Изображение слюнявого ротвейлера говорило о том, что к нам, скорее всего, бежали не золотистые ретриверы.

– Бейли. Слезай. Немедленно.