Не время для героев
Часть 17 из 42 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Было ясно: не сложилась у бабы судьба.
Поиграли и бросили, точно игрушку,
Сколько таких, как она, попалось в ловушку?
И я хотел сказать ей, как тяжело мне было,
Как терпел я лишенья, как сердце ныло,
Как ночевал под небом и насквозь промок,
Как утешеньем мне были огонь и дымок.
Как однажды, с голоду, слез не держа,
Я давился мясом лесного ежа.
И я бы мог все сказать, внушить ей вину,
Но чувствовал остро: душа уйдет ко дну.
И я обнял ее, простил, прижал к себе,
Молвил тихо, что позади… все… уже.
Что зла не держу, мол, живи спокойно,
Прощай, королева. Уже не больно…
Черкашин склонил голову и эффектно прижал руку к груди. Затем вывел коду:
— И я ушел, двинулся своей дорогой.
С чистым сердцем, только грустный немного.
И вдруг позади, ее голос распугал все мысли.
Она непонимающе крикнула мне: «Эй, в смысле?!»
Музыканты закончили играть на протяжной мажорной ноте.
И это был фурор. Люди вставали, хлопали, свистели. Некоторые даже прослезились. А Черкашин на подмостках кланялся, раздавал воздушные поцелуи и подмигивал хорошеньким девицам. Нео спустился со сцены: уставший, взмокший, но счастливый. Он пробирался к друзьям через восхищенную толпу.
Илаф протянул ему руку, с почтением пожал, и что-то сказал своей племяннице, та юркнула прочь и вскоре принесла большой поднос с пятью кружками эля. Илаф поднял тост:
— За прекрасного певца, за блестящий талант и нашего гостя! — народ дружно заревел, загремели кружки.
Нео сел, тяжело дыша.
— Автограф дашь? — спросил Миххик с улыбкой.
Черкашин кисло улыбнулся, и отпил эля.
— Можем запустить тур по городам, — предложил Топольский, старательно изображая серьезность.
— Я займусь рекламой, — подхватил Жека.
— Ай, ну вас… — отмахнулся Черкашин. — Людям ведь понравилось, — он обвел взглядом многолюдный зал.
— Давно рэпчиком балуешься? — поинтересовался Савельев.
— Пару лет. Так, для себя пишу.
К их столику подошла племянница Илафа с еще одни подносом, на котором стояла высокая бутылка и простые бокалы из зеленого стекла.
— Вино от благодарных посетителей, — сказала девчушка, водружая бутылку на стол.
Так вечер и продолжался. Время от времени к столу звезды несли разное угощенье. Часто подсаживались люди, чтобы выпить с Черкашиным. Максим ни разу не отказал. Он купался в народной любви и заливался дареным спиртным.
Так продолжалось до полуночи. Часть людей разбрелась по домам, часть — очевидно самые большие поклонники таланта Нео — окружили его. Девушки игриво жались к певцу, стреляли глазками.
— Хочу карася в сметане! — осоловело объявил Макс, когда уставший Илаф подошел убрать очередную порцию грязной посуды.
Мужчина растерянно задумался, сказал:
— Есть запеченный карп на углях.
Нео быстро взглянул на друзей.
— Эт че? Я в рыбе не особо кумекаю.
— Карась, только большой, — пояснил Жека.
— Несите, — согласился Черкашин.
— Не рано ли ты зазвездился? — спросил Миххик, лениво доедая остатки жаркого. — Поручения раздаешь…
— Согласен, виноват, — пьяно буркнул Нео. Крикнул Илафу: — Не надо карася!.. Обойдемся!.. ик!.. мы народ простой… нечего… ик!.. карасей переводить…
— Пойду наверх, — сказал Топольский устало. Он выбирался из кольца поклонников Черкашина.
— Мы еще посидим, — кивнул ему Миххик, потянувшись за бутылкой недопитого вина. Жека кивнул.
— Ладно, — отозвался Олег.
Он неторопливо поднялся по лестнице, вошел в коридор и заметил, как из его с Максимом комнаты выходит племянница Илафа с зажженной лампой в руке.
Она испуганно ойкнула, увидев Топольского, потупилась.
— Убирала вашу комнату… — робко обронила девчушка. — И принесла заправленный светильник…
— Если будет нужно, мы попросим, — сказал Олег вежливо, но строго. Подойдя к дверям, он сунул ключ в замочную скважину, открыл дверь, но входить не стал. Он бросил взгляд на племянницу Илафа. Девушка поспешно заторопилась по коридору и сбежала по лестнице в зал.
Олег переступил порог и запер дверь. На тумбе тускло брезжила зажженная лампа. Большие тени дрожали на стенах, словно вуаль. Вампир осмотрелся: воровать у них было особо нечего, но он все же проверил вещи. Все на месте… Топольский сел на кровать и прислушался. Внизу затянули адаптированную версию песни Григория Викторовича Лепса — «Кружка эля на столе». Олег хмыкнул, бросил взгляд в укромный темный угол, где стояла бутылка с кровью. Следовало подкрепиться. Он потянулся к сосуду и замер, взял лампу, присветил. Бутылка стояла иначе, пробка была небрежно вколочена в горлышко.
Топольский нервно сглотнул. Взял емкость, допил кровь, которая уже начала терять вкус, открыл окно, и выбросил бутылку в кусты.
* * *
Утро Черкашина началось как заурядный бульварный роман: герой блевал после бурной пьянки.
Нео стоял на четвереньках, сунув голову меж кустов смородины на заднем дворике таверны, и время от времени исторгал из себя последствия звездной жизни.
Жека сидел на деревянной ступеньке черного хода, задумчиво курил и глядел на страдания Максима.
— М-да… — протянул маг, сипя трубкой. — Пить вы, творческие люди, не умеете.
Нео выгнулся, жалобно дернулся и закашлялся. Жека ухмыльнулся, радуясь, что не видит лица Черкашина.
— Волшбу-у-ун… — заревело из кустов. — Волшбу-у-ун… спаси меня…
— Как? — Евгений лениво помял затекшую ногу.
— Наколдуй «Алькозельцер»… наколдуй что угодно… молю-у-у… о-оу…
Макса смачно вырвало.
— Волшбу-у-ун… — Нео выбрался из кустов. Выглядел он жалко: бледный как стена, в блевотине и с классической ниточкой слюны в уголке рта. Он с последней надеждой глядел красными глазами на мага.
— Привыкай, кумир миллионов. Обратная сторона светской жизни, — развел руками Жека.
Поиграли и бросили, точно игрушку,
Сколько таких, как она, попалось в ловушку?
И я хотел сказать ей, как тяжело мне было,
Как терпел я лишенья, как сердце ныло,
Как ночевал под небом и насквозь промок,
Как утешеньем мне были огонь и дымок.
Как однажды, с голоду, слез не держа,
Я давился мясом лесного ежа.
И я бы мог все сказать, внушить ей вину,
Но чувствовал остро: душа уйдет ко дну.
И я обнял ее, простил, прижал к себе,
Молвил тихо, что позади… все… уже.
Что зла не держу, мол, живи спокойно,
Прощай, королева. Уже не больно…
Черкашин склонил голову и эффектно прижал руку к груди. Затем вывел коду:
— И я ушел, двинулся своей дорогой.
С чистым сердцем, только грустный немного.
И вдруг позади, ее голос распугал все мысли.
Она непонимающе крикнула мне: «Эй, в смысле?!»
Музыканты закончили играть на протяжной мажорной ноте.
И это был фурор. Люди вставали, хлопали, свистели. Некоторые даже прослезились. А Черкашин на подмостках кланялся, раздавал воздушные поцелуи и подмигивал хорошеньким девицам. Нео спустился со сцены: уставший, взмокший, но счастливый. Он пробирался к друзьям через восхищенную толпу.
Илаф протянул ему руку, с почтением пожал, и что-то сказал своей племяннице, та юркнула прочь и вскоре принесла большой поднос с пятью кружками эля. Илаф поднял тост:
— За прекрасного певца, за блестящий талант и нашего гостя! — народ дружно заревел, загремели кружки.
Нео сел, тяжело дыша.
— Автограф дашь? — спросил Миххик с улыбкой.
Черкашин кисло улыбнулся, и отпил эля.
— Можем запустить тур по городам, — предложил Топольский, старательно изображая серьезность.
— Я займусь рекламой, — подхватил Жека.
— Ай, ну вас… — отмахнулся Черкашин. — Людям ведь понравилось, — он обвел взглядом многолюдный зал.
— Давно рэпчиком балуешься? — поинтересовался Савельев.
— Пару лет. Так, для себя пишу.
К их столику подошла племянница Илафа с еще одни подносом, на котором стояла высокая бутылка и простые бокалы из зеленого стекла.
— Вино от благодарных посетителей, — сказала девчушка, водружая бутылку на стол.
Так вечер и продолжался. Время от времени к столу звезды несли разное угощенье. Часто подсаживались люди, чтобы выпить с Черкашиным. Максим ни разу не отказал. Он купался в народной любви и заливался дареным спиртным.
Так продолжалось до полуночи. Часть людей разбрелась по домам, часть — очевидно самые большие поклонники таланта Нео — окружили его. Девушки игриво жались к певцу, стреляли глазками.
— Хочу карася в сметане! — осоловело объявил Макс, когда уставший Илаф подошел убрать очередную порцию грязной посуды.
Мужчина растерянно задумался, сказал:
— Есть запеченный карп на углях.
Нео быстро взглянул на друзей.
— Эт че? Я в рыбе не особо кумекаю.
— Карась, только большой, — пояснил Жека.
— Несите, — согласился Черкашин.
— Не рано ли ты зазвездился? — спросил Миххик, лениво доедая остатки жаркого. — Поручения раздаешь…
— Согласен, виноват, — пьяно буркнул Нео. Крикнул Илафу: — Не надо карася!.. Обойдемся!.. ик!.. мы народ простой… нечего… ик!.. карасей переводить…
— Пойду наверх, — сказал Топольский устало. Он выбирался из кольца поклонников Черкашина.
— Мы еще посидим, — кивнул ему Миххик, потянувшись за бутылкой недопитого вина. Жека кивнул.
— Ладно, — отозвался Олег.
Он неторопливо поднялся по лестнице, вошел в коридор и заметил, как из его с Максимом комнаты выходит племянница Илафа с зажженной лампой в руке.
Она испуганно ойкнула, увидев Топольского, потупилась.
— Убирала вашу комнату… — робко обронила девчушка. — И принесла заправленный светильник…
— Если будет нужно, мы попросим, — сказал Олег вежливо, но строго. Подойдя к дверям, он сунул ключ в замочную скважину, открыл дверь, но входить не стал. Он бросил взгляд на племянницу Илафа. Девушка поспешно заторопилась по коридору и сбежала по лестнице в зал.
Олег переступил порог и запер дверь. На тумбе тускло брезжила зажженная лампа. Большие тени дрожали на стенах, словно вуаль. Вампир осмотрелся: воровать у них было особо нечего, но он все же проверил вещи. Все на месте… Топольский сел на кровать и прислушался. Внизу затянули адаптированную версию песни Григория Викторовича Лепса — «Кружка эля на столе». Олег хмыкнул, бросил взгляд в укромный темный угол, где стояла бутылка с кровью. Следовало подкрепиться. Он потянулся к сосуду и замер, взял лампу, присветил. Бутылка стояла иначе, пробка была небрежно вколочена в горлышко.
Топольский нервно сглотнул. Взял емкость, допил кровь, которая уже начала терять вкус, открыл окно, и выбросил бутылку в кусты.
* * *
Утро Черкашина началось как заурядный бульварный роман: герой блевал после бурной пьянки.
Нео стоял на четвереньках, сунув голову меж кустов смородины на заднем дворике таверны, и время от времени исторгал из себя последствия звездной жизни.
Жека сидел на деревянной ступеньке черного хода, задумчиво курил и глядел на страдания Максима.
— М-да… — протянул маг, сипя трубкой. — Пить вы, творческие люди, не умеете.
Нео выгнулся, жалобно дернулся и закашлялся. Жека ухмыльнулся, радуясь, что не видит лица Черкашина.
— Волшбу-у-ун… — заревело из кустов. — Волшбу-у-ун… спаси меня…
— Как? — Евгений лениво помял затекшую ногу.
— Наколдуй «Алькозельцер»… наколдуй что угодно… молю-у-у… о-оу…
Макса смачно вырвало.
— Волшбу-у-ун… — Нео выбрался из кустов. Выглядел он жалко: бледный как стена, в блевотине и с классической ниточкой слюны в уголке рта. Он с последней надеждой глядел красными глазами на мага.
— Привыкай, кумир миллионов. Обратная сторона светской жизни, — развел руками Жека.