Не возвращайся

Резко открыл душ на всю мощность, и направил колючие струи на мои соски, и тут же вгрызся в них зубами, кусая самые кончики, и я дрожу, так сладко дрожу от напряжения и предвкушения.

Взял пятерней за лицо, продолжая сосать сосок сильнее, болезненно сильно.

– Сладкая, когда вот так сходишь с ума. Ты даже не представляешь, какая ты сейчас красивая.

Головкой душа ведет по животу, по бедрам, вниз к промежности и, сжав пальцами одной руки клитор, направил другой рукой тонкую струю на самую вершинку и дико посмотрел мне в глаза, сильно сжимая пульсирующую набухшую бусину.

– Кончай и кричи. Громко кричи. Сейчас!

Сильно перекатывая клитор между пальцами, не переставая водит по моему лону струями воды и жадно всматриваться в мое раскрасневшееся лицо с широко открытым ртом.

– Кричи! Мне в горло! Кричи!

Хочууу…хочу безумно, кончить хочу. Тебя хочу. В себе. Всеми способами, которыми ты любишь меня доводить вот до такого состояния абсолютного исступления. До состояния абсолютного растворения меня в себе. Тебе нравится чувствовать меня под своей кожей? Потому что ты давно уже в моей, и меня трясет от этого ощущения. Меня скручивает и одновременно меня разматывает словно тряпичную куклу в разные стороны. Он не касается....неееет…он взрывает меня. Жаждущую…пульсирующую. Готовую…дааа, готовую кончить. Потому что каждое такое касание – это ядерный взрыв.

– Сергеееей!

Срываясь на шипение.

Глотая открытым ртом воздух. Убивает, продолжать убивать меня. Со стонами, с криками, когда впивается в сосок зубами. И струи воды словно раскаленная лава на коже заставляют содрогнуться снова. Заставляют глотать обжигающие слезы. Смотреть то на его стиснутые челюсти, то на сильное запястье на фоне стального душа. Как водит им, дразнит. Терзает им, ожесточённо терзает клитор…И безжалостно сталкивает с обрыва. Когда невозможно больше держаться. Невозможно терпеть удары струй по чувствительной словно обнаженные нервы коже…и эти умелые пальцы…

И Приказ. Словно толчок двумя руками вниз. Полет в бездну. С громким криком, как он хотел. Взрываясь на сотни тысяч раскаленных капель оглушительного, сшибающего с ног оргазма.

Я думала, дальше уже некуда…зная его, я посмела подумать о том, что он удовлетворится моим взрывом, расщеплением на молекулы неистового наслаждения. Наивная…уже через мгновения я начинаю корчиться в его намыленных ладонях, глядя широко открытыми глазами в его глаза. Чувствуя, что, если отведу взгляд, исчезну. Растворюсь окончательно в этом продолжающемся безумии. Божеееее…Боже. Божееееее…

Неистово…Одно слово. Словно мантра. Обессиленная произнести что-то еще. Глотая слоги вместе с остатками слёз от мощнейшего оргазма. Заблудилась. Да. Заблудилась в этой паутине его прикосновений. Стискивающие пальцы, нагло врывающиеся в мое сокращающееся естество.

– Сергееей.

Его имя, прокусывая свои губы до крови. Вздрагивая даже когда его дыхание касается кожи…а он начинает вбивать свои пальцы сильнее. Больно? Боооольно. Но я снова и снова кусаю губы, потому что это его боль…и за ней последует освобождение наслаждением. Я знаю. Я жажду его. Стягивая руки, злясь за невозможность схватиться за его плечи, впиться в них ногтями…и в то же время изнывая от его власти над собой. Выдыхая рвано, тяжело, вскрикивая от укусов. От тембра его голоса. И затем громко, выгибаясь, подставляя грудь его губам. Это ненормально. Это неправильно вот так хотеть его…хотеть, чтобы делал со мной все что угодно…и прощать. даааа…хотеть, чтобы сожрал всю. Насытить его собой хочу и себя им. За все эти семь лет неистового голода. Хочу в нем всеми способами. И он во мне. Закатывая глаза от быстрых, от уничтожающих толчков. Дааа…он уничтожает меня. Он превращает меня в жалкую озабоченную им одним, его пальцами, его губами, зубами и членом самку. И я извиваюсь, я дергаюсь, корчусь этой самой самкой под его языком и длинными пальцами, пока меня не накрывает вторым оргазмом. Мощной инъекцией чистейшего кайфа прямо в кровь. В позвоночник. В каждый позвонок. В каждую вену, окрасившуюся ярким черным цветом наслаждения.

Обессиленно шепча его имя, содрогаться от этого яда, снова и снова, растворяясь в его руках. Для него.

Освободил мои руки и резко развернул к себе спиной, впечатывая мокрой грудью в кафель.

Впилась зубами в кожу своего запястья, пропитавшуюся его собственным запахом, и закрыла глаза, отдаваясь полностью его молчаливым приказам. Движениям требовательных рук. Всхлипывая в его губы, когда повернул мою голову за подбородок вбок и накрыл рот своими губами, в ожесточенном безумии ломая ногти о стену, когда врывается в меня одним мощным толчком. А я, вбиваясь грудью в кафель, ноющими сосками, пока он вбивается в меня. Так яростно, так сильно и глубоко, что мне кажется, я задыхаюсь под этим напором. Как же я хотела этого, как же представляла тебя в себе и умирала от желания ощутить твою мощную плоть изнутри. Каждую вену. Каждый сильный толчок, от которого накрывает волнами удовольствия. Всё глубже и глубже. Спустя столько лет я узнала, что это такое, и превратилась в жадное животное.

Интересно, он слышит, как у меня сердце рвется в истерическом припадке? Как сильно бьется о ребра только от его запаха, который вдохнула вместе с кислородом. Вместо кислорода и сорвалась в адское пламя его близости еще там, в машине. И снова выходит, разворачивает к себе, подхватывает под колени и насаживает на свой член, так, что я взвиваюсь вверх и, закатив глаза, хватаю ртом струи воды и раскаленный воздух. Жадно рассматриваю его пьяным взглядом, впитывая в себя каждую черту лица. Мне кажется, он изменился. Изменился за эту вечность, что я не видела его. Вечность длиной в несколько дней смерти. В которой до ужаса, до дикого ужаса соскучилась, нет, истосковалась по нему.

Едва не рассыпаться на молекулы голодного счастья, когда коснулся лица горячими пальцами…и тут же задохнулась от бешеного удовольствия ощущать этот же голод в нем, когда рванул с силой к себе и впился в губы, не прекращая на адской скорости врезаться в мое тело. Застонала обессиленно и в то же время радостно. Дорвавшаяся до своей дозы его. Впиваясь пальцами в его волосы и чувствуя, как пробегают судороги удовольствия по всему телу от жара его прикосновений. Сплетать с ним язык, прогибаясь и уступая, и тут же снова срываться на стоны, прижимаясь все теснее.

– Люблю тебя…маленькая ты сучка…как же дико я люблю тебя, ты знаешь?

Его слова…Божеее…его признание. Такое яростное. Такое голодное. И едва не кончить только от этих слов. Только от осознания того, как рвет моего мужчину этот голод.

Вскрикнула, прижимаясь грудью к его груди, когда дернул на себя за волосы. Даааа…да, любимый… вот так, только еще сильнее. Врывайся в меня. Бери меня. Бери жестко. Уступи свой контроль своему же голоду. Хочу его чувствовать внутри. Бесконечно и очень глубоко. И закричать, когда ворвался резким толчком снова.

Всхлипнуть, царапая стену и стараясь не заорать, когда сильная ладонь сжала грудь и начала терзать сосок.

Выгибаясь навстречу его толчкам, хватая открытым ртом раскаленный воздух. Воздух, обжигающий нёбо, стекающий в гортань жидкой лавой безумия по нему.

А потом едва не закричать от триумфа, почувствовав, как содрогается, как выстреливает в меня своим наслаждением… И с протяжными стонами облегчения, адского облегчения, притягивая к себе и жадно накрывая рот своим ртом, поедая свой вкус и запах на моих губах, оторвался на мгновение, чтобы прошептать:

– Таким голодным я не был уже давно… мне было вкусно. Мне было так вкусно, что все еще трясет всего…моя девочка, любимая девочка. Ты больше никогда от меня не уйдешь! Слышишь? Никогда!

И мне…мне казалось, что я больше никогда не смогу от него уйти. Потому что так отчаянно и безумно я никогда в своей жизни не любила. Даже его.





Глава 18





И наступила светлая полоса в моей жизни. Несколько недель полнейшего безоблачного счастья. Бизнес принес первые солидные доходы, и мы спланировали начать ремонт весной, а еще Сергей собрался строить дачу, и я уже представила себе, как мы выезжаем за город, как у меня цветут цветы, как у нас спеет черешня, и я собираю клубнику в июне, а в июле малину и смородину. Как Антошка купается в речке, а мы с Сергеем по утрам ловим рыбу. И больше ничего не нужно для радости. Мы все втроем. Мы просто вместе и от этого счастливы. На самом деле, когда по-настоящему любишь, нужно совсем немного, нужно совершенно ничтожно мало. Всего лишь, чтобы любимый был рядом. Не важно где, не важно как. Просто был рядом, держал за руку, улыбался. Не нужны миллионы, заграничные пляжи, дорогие подарки. Достаточно ромашек, запаха травы и дождя и присутствия родного человека.

Я потеряла долгих семь лет жизни, семь лет счастья и любви и больше не собиралась дарить ни дня никому, ни собственным сомнениям, ни прошлым ошибкам.

Но, когда ты становишься абсолютно счастливым, обязательно найдется что-то, что разнесет твое счастье вдребезги. Ударит с такой силой, чтобы ты упал на колени и долго не мог с них подняться. А ведь я уже не ожидала ударов. Я расслабилась, я позволила себе полностью отдаться минутам радости и не ждать боли…

В тот день мы поехали на каток. Конец февраля, скоро весна. Я бы назвала это самым счастливым днем за все время, что мы вместе после возвращения Сергея. Наконец-то все мои сомнения исчезли, они испарились, они наконец-то были погребены мною под землю, чтобы никогда больше не появляться. Хватит мучить себя, его. Надо начать с чистого листа. Жить сегодня и сейчас. Мы даже вместе татуировку сделали на тыльной стороне руки «Быть здесь и сейчас».


Помню, как я боялась и тряслась всем телом, когда к моей коже впервые прикоснулась эта жужжащая штука, а муж смеялся и корчил мне рожи. Но я стойко выдержала всю процедуру и гордилась своей смелостью, а еще меня ужасно радовало, что мы теперь с ним носим одинаковые символы. И ведем себя, как глупые подростки.

У Сергея получалось заставить меня смеяться до истерики и радоваться самым дурацким глупостям. Я чувствовала себя ребенком, старшеклассницей после выпускного на своих первых свиданиях, и все это делал человек, который является моим мужем уже столько лет.

– Катькааа, ты же светишься от счастья! Посмотри на себя! Ты как заново родилась! Помолодела!

– Я влюблена, Лар…я просто безумно влюблена.

– И кому сказать – в собственного мужа…

– Даааа!

– Завидую тебе белой завистью. Давно с Филькой не дурачились. Может, тоже пойти татухи набить…

– Почему бы и нет?

– Филька скажет, что я кукухой поехала.

В итоге мы вместе с Сергеем вышли с этими татушками. Потом целовались, как ненормальные, до синяков на губах, занимались любовью в машине и вернулись домой далеко за полночь. Лариска посидела с Тошкой, потом у двери рассмеялась и покрутила у виска, рассмотрев мою татушку. А я была невыносимо и до неприличия счастлива. Даже не знаю, чтоб делала без моей Ларки и без ее неоценимой помощи.

Но на каток они с Филей с нами не поехали. Филя приболел ангиной, и Ларка, как истинная жена декабриста, осталась за ним ухаживать.

На катке я очень переживала, что Антон не захочет надевать коньки, не захочет кататься вместе с другими детьми, но все прошло очень гладко. Конечно, ведь коньки ему завязывал Сергей, а также вывел за руку на лед тоже он. И Тошке вдруг ужасно понравилось. Он трогал лед руками, держался за бортик и пытался ехать, засматривался на профессиональных фигуристов. А мы катились следом за ним и просто молчали.

– Ну и кто тебе сказал, что наш сын не сможет коммуницировать с другими людьми и его нельзя брать в толпу? Смотри, как ему нравится! Он даже пытается ехать, и у него неплохо получается.

Уверенность Сергея в том, что Антон сумеет сделать скачки в развитии, передавалась и мне. Ему вообще удавалось убедить человека в чем угодно. Его харизма и сила слова заставляли уступать, соглашаться и даже менять свое мнение. Иногда я за это ужасно на него злилась. Потому что мне совершенно не хотелось менять свою точку зрения, а я знала, что мой муж и мертвого уговорит, и тогда закрывала ему рот ладонью…

– Тошка действительно сильно продвинулся за эти месяцы. Намного больше, чем за предыдущие годы с логопедами и психологами.

– Потому что он молодец и настоящий мужик. Он борется. И у него все получится. Смотри…он уже не спотыкается и скользит по льду.

Тошка, и правда, умудрился проехать несколько метров и не схватиться за бортик. В эту минуту он обернулся к нам и улыбнулся во весь рот. Таким счастливым я его никогда раньше не видела. И так, чтоб улыбался, чтобы смотрел, чтобы искал нашу реакцию. Когда я говорила об этих успехах с нашим психологом, она сказала, что возвращение отца благоприятно сказалось на эмоциональном состоянии Тоши.

– Вы понимаете, такой диагноз, как аутизм, до конца не изучен. Даже мозг человека изучен всего на десяток процентов. Поэтому мы основываемся только на статистике, а статистика и проведенные исследования они ведь не могут быть индивидуальны. У нас есть примеры, как тяжелые невербальные аутисты развивались и адаптировались к жизни, как почти исчезали все признаки их особенности, и как вроде бы нетяжелые случаи оканчивались серьезными откатами. Поэтому мне вам нечего сказать кроме того, что Тошка молодец! Вы молодец! Ваш муж молодец! Вы двигаетесь в верном направлении. Я верю, что скоро Антон сделает серьезные скачки в развитии и начнет говорить…А самое главное, что вы в это тоже верите.

Да, я верила. Начала верить. Сергей научил. Я даже на Тошку смотрела теперь по-другому.

– Кать, ты присмотри за Антоном, мне важный звонок сделать нужно, я выйду с катка, но скоро вернусь. Куплю тебе и Сергеичу по шоколадке.

– Мне с миндальными орехами.

– Помню. А Тошке Никерс?

– Да.

Запомнил. Как же приятно, когда понимаешь, что он помнит вот такие мелочи, ведь истинное отношение к человеку – оно состоит их, вот таких мелочей. Я могла забыть, когда у человека День рождения, не потому что этот человек был для меня не важен, не потому что он был отодвинут мною на второй план, а потому что я плохо помню числа и дни недели, потому что не веду календарь, потому что именно в этот день могу забыть, какое сегодня число. Но я помню, что дорогой мне человек любит кофе со сливками и одной ложкой сахара или не ест лук в салате, или не любит сладкий запах. Какой цвет ему нравится, почему он не ест изюм и очень любит мармелад…все вот такие мелочи, не привязанные к цифрам, а привязанные к самому человеку и моему отношению к нему.

Поэтому для меня было важно, что Сергей помнит, какую шоколадку любит наш сын. Ведь у него не было много времени это выучить, а он запомнил…

Я ее увидела не сразу, я вообще не смотрела по сторонам, а шла следом за Тошкой и подстраховывала его, чтобы не упал. Он категорически отказывался уходить со льда. Ему здесь нравилось, а я устала и успела сменить коньки на свои сапоги. Сергей все еще не вернулся. Наверное, поставщики звонят. Мы ожидали большую партию товара, которую предполагалось распродать к весне. Точнее, ожидал мой муж. Я больше бизнесом не занималась. Я была всецело занята Тошкой. Теперь у меня появилась такая великолепная возможность – посвятить своё время сыну. Эта женщина подскочила ко мне неожиданно. Она схватила меня за руку и прижала к бортику.

– Ах вот ты где! Наконец-то я тебя встретила! Месяцы вас искала! Месяцы! По соседям ходила, машину высматривала! Пока добрые люди не помогли! Мошенники! Ты и твой муж проклятые мошенники!

Ее рыжие волосы развевались из-под шапки, она кричала и размахивала руками так, что на нас начали оборачиваться люди.

– Думаете, откупились от меня? Подослали своего адвокатишку с копейками и смогли купить мое молчание? Так вот засуньте свои деньги в одно место! Вам не купить ни меня, ни моего ребенка! Бумажки они мне подсовывают!

– Вы о чем? Я вас не понимаю!

– А том, что Вася сын Сергея! И нечего мне швырять в лицо ваши фальшивые анализы! Я сама точно знаю, чей он сын. Давайте сделаем еще один анализ! А ваши копейки оставьте себе! Моему сыну положено намного больше! Алименты, например! Сами в коньках новых… а у моего ношенные от дяди двоюродного! И не стыдно?! Откупились они от ребенка! Анализы подделали и думали я молчать буду? Сын он родной! Богом клянусь! Хоть сейчас анализы переделывайте!

Я ее не понимала и отказывалась понимать. Ни одного слова из того, что она кричала, я совершенно не могла понять и осознать.

– Кто откупился? – еле ворочая языком, переспросила у нее и меня затошнило.

– Муж твой! Этот кобель, который мне обещал…обещал жениться и сына воспитывать нашего! НОРМАЛЬНОГО сына, не то, что твой! Письма писал, звонил! А потом исчез! А он к тебе, оказывается, вернулся! Скотина! Тварь бездушная! Проклятый лжец и лицемер!

Пусть лучше твоего проверит…может, твой чужой!

Она кричит, а у меня снова земля из-под ног уходит. Какие письма? Откуда писал? О чем она? Что за бред?

– Когда писал? – хрипло спросила и невольно схватила Антона за руку, притягивая к себе и чувствуя, как совсем дышать становится нечем и кровь пульсирует в висках.