Не возвращайся
Часть 21 из 29 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Зачем, м? Зачем ты все сейчас ломаешь, Катя? Зачем эта война спустя семь лет?! Зачем эти наказания, приговоры, казни. Всем троим. Мне, тебе, нашему сыну.
Когда он говорил НАШЕМУ, у меня сжималось сердце.
– Потому что я не могу тебе доверять. Потому что ты предал меня…а у предательства нет срока давности. Понимаешь? Его нет! Не важно – семь лет, год, день. Ничего не важно! Важно, что ты это сделал!
– Катя! Семь лет прошли для тебя здесь…а для меня они стали вечностью. Переосознанием самого себя. Для меня эти семь лет были тем самым временем, когда я мог понять, чего именно я хочу от этой жизни, кого люблю, как сильно люблю. И я изменился. Эти годы сделали из меня совсем другого человека, это отпечаталось даже на моей внешности, когда ты меня не узнала.
И как…как мне воевать с ним, если он отбирает у меня оружие и ломает на моих глазах. Если ни одно его слово не подпитывает меня яростью, как хотелось бы. Словно назло, когда я рассчитывала, что мы сцепимся и мне будет легко его ненавидеть, выходило совсем по-другому.
– Сергей…я понимаю, что ты все переосознал, а как все это переосознать мне. Понимаю, что прошли годы, но ведь мне больно именно сейчас, я чувствую себя преданной именно сейчас, и мне еще больнее от того, что я якобы не имею право на эту боль. Именно потому, что прошло время. Как будто я должна закрыть на это глаза. Я хочу уехать, чтобы это время было у меня. На переосознание, на то, чтобы понять, как жить дальше.
Увидела, как дернулся его кадык.
– Без меня жить дальше, да? Самой! Начинать новую жизнь! Новые мужики, да?
– Боже! Какие мужики!
– Я не Боже, а твой муж, хотя, да, в какой-то мере я твой Боже! Потому что в библии так сказано: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, потому что муж есть глава жены»!
Вот она, эта злость в его глазах, эта ярость, которая, как пощечина, обжигает мне лицо.
– Как вовремя ты вспомнил библию. Ты учил ее в плену у исламистов?
Ухмыльнулся, как оскалился.
– Да, там я вспоминал писание. Там я научился молиться. Потому что мне ничего не оставалось, как орать долбаные молитвы и просить Бога вытерпеть то, что со мной делали! А иногда проклинать его, потому что сил терпеть не оставалось! И все это время я…жил только тобой и нашей встречей. У меня была ты…я намного чаще молился тебе, чем Богу!
И моя ярость тут же погасла…ее выключили. Я с ужасом подумала о том, что он пережил, и ни разу, никогда не упомянул, только сейчас, когда я вынудила. Сколько боли, издевательств, сколько всего самого ужасного мог вытерпеть мой мужчина там, в плену у зверей. И он выжил….Он семь лет выживал. Чтобы я…чтобы я сейчас отталкивала его и ненавидела за прошлое.
– Прости…я просто хочу побыть одна. Просто хочу уехать и…принять решение, когда на меня никто не давит.
Прошептала неуверенно и вздрогнула, когда увидела, что в его глазах стоят слезы. Слезы! В глазах самого сильного мужчины из всех, кого я знала.
– Разве я давлю на тебя, любимая? Я просто говорю, что прошли годы, и из моей памяти стерлось все, кроме тебя, что я осознал свои ошибки, что я молился Богу о том, чтобы мы снова были вместе. А ты говоришь, что тебе надо решить и подумать…а я не могу больше решать, думать, ничего не могу. Жить хочу с тобой, забыть все хочу, стать нормальным человеком.
Как отчаянно он все это говорил, как искренне, как глубоко доставая до самого сердца, заставляя его корёжиться в муках.
– Скажи мне только одно, Катя. Пожалуйста. Честно скажи прямо сейчас…Ты больше не любишь меня? Ты когда-нибудь вообще любила меня?
Никогда не говорил такого, никогда не смотрел с такой болью. С таким страданием. Как будто снова возникло сомнение…разве Сергей способен на такую открытость и искренность? И это его чувственное «пожалуйста» в сочетании с привычной отрывистостью и грубостью обескураживало. Я разлетелась на миллионы осколков. Вся моя решимость, все то, чем я дышала последние дни, превратилось в прах.
– Скажи, Катя! Скажи мне правду! Ты меня любишь?
Не выдержала и рывком обняла его за шею, вжимаясь в него всем телом, с рыданием выдохнула свой приговор и поняла, что не смогла бы никогда от него уехать.
– Люблю, Сергей! Я люблю тебя!
Сама нашла его губы губами, но поцеловать не успела. В окно постучали, и мы отпрянули друг от друга. Я увидела взволнованное лицо Ларки.
– Тошка с вами?
– Нет! – ответила я и вся похолодела.
– Я с соседкой говорила, и дверь была приоткрыта, а когда вернулась, Антона не оказалось дома…
Глава 17
Его нашла не я. Как не старалась, как не кричала во все горло его имя, как не падала, поскальзываясь на замерзших дорожках. Он ко мне не выходил.
А Сергею отозвался. Сидел на крыше подъезда, свесив ноги. Как только забрался туда, никто не знает. Дом старый, хрущевка, с козырьком и бетонными узорами с левой стороны, на которые можно взобраться, как на ступени.
Муж даже не побежал, как я, искать за домом, между машинами. Он оглядывался по сторонам и пробежался по всему подъезду сверху до низу, а когда вышел, громко крикнул:
– Антон Сергеич, я знаю, что ты где-то здесь! Отзовись, не то уши надеру!
– Пап.
Мы это услышали оба и вместе подняли головы. Я чуть не разрыдалась от радости, а Сергей усмехнулся и руки вверх протянул.
– Прыгай – я поймаю.
А ведь наш сын всегда высоты боялся, то, что он залез на козырек, уже было чем-то из ряда вон. Даже не знаю, зачем он это сделал. Почему именно там спрятался. Да он и не прятался. Просто залез туда и смотрел, как мы его ищем.
– Он высоты боится…, – тихо сказала мужу, но тот на меня внимание не обратил.
– Прыгай, малой. Я ловлю. Папка свое сокровище не упустит. Так что давай. На раз-два-три. Раз! Два! И…трииии!
Я зажмурилась, когда Антошка спрыгнул прямо в руки Сергея и крепко обнял его за шею.
– Умница! Ты смелый герой!
На полном серьезе заявил Сергей, а потом вполне серьезно спросил.
– Зачем туда залез? Было страшно?
Кивнул…О БОЖЕ! ОН КИВНУЛ! Это…это невероятно…это что-то совершенно сумасшедшее. Это же поддержание диалога, это полноценный ответ на вопрос. С ума сойти.
– Домой…
Сказал очень отчетливо и посмотрел Сергею прямо в глаза.
А я то на Ларку смотрю, то на сына. И не могу. Мне хорошо и плохо одновременно. Хочется закричать, но голос отнялся. Это же первые слова моего сына. За долгие годы лечения, тренировок, ожидания и отчаяния.
– Ну домой, значит домой. Да, Кать. Едем домой?
Спросил у меня и улыбнулся так искренне, так душевно. Я не смогла ответить нет. Снова посмотрела на Ларку, и та ободряюще мне кивнула.
– Да, едем домой.
***
Едва я успела уложить Антошку спать и хотела незаметно проскользнуть в ванну, как мне преградили дорогу.
– Домой – это значит ко мне…Или я неправильно тебя понял.
Приблизился вплотную, а я хотела попятиться назад, но не смогла, так как наткнулась на стену и впилась пальцами в полотенце, а он притянул меня к себе за шиворот и склонился ко мне.
– Значит ко мне! А если ко мне…то я слишком голоден, чтобы о чем-то тебя спрашивать…я хочу тебя трахать. До безумия, до сумасшествия хочу тебя отыметь!
Выдохнул в лицо и, подняв на руки, понёс в ванну.
Я не могла сопротивляться, чтобы не разбудить Тошку, но все же побила его кулаками по груди, но на меня даже внимание не обратили. Внес в узкие двери, поставил на пол и принялся лихорадочно сдирать с меня одежду.
– Нет… – слабо возмутилась и сама себя прокляла за эту радостную неуверенность в голосе.
– Поздно «нет»! Ты уже здесь, со мной, полуголая. Какое, на хрен, «нет»?
Вздернул мои руки вверх к батарее, фиксируя ремнем и жадно целуя меня в губы.
– О боже…ты что творишь?
Дрожа всем телом, прошептала ему в губы.
– Ты сейчас стала такой маленькой и беспомощной…раскрытой для меня…вывернутой наизнанку.
Повел носом у моей шеи, шумно втягивая запах кожи и волос, потираясь вздыбленным членом о мое бедро, заставляя вздрогнуть от возбуждения.
Поставил мою ногу на край ванной и, сдернув трусики, провел пальцами по мокрым складкам и выпирающему между губами уже налитому желанием клитору. Я вздрогнула от наслаждения и закатила глаза…Как же это невыносимо бесстыдно – возбудиться лишь от одного его прикосновения.
– Мааленькая хочет кончить…?
Легким шлепком по промежности, недостаточно сильным, чтобы не сорвал в оргазм, и глаза тут же раскрываются. Какие дикие сейчас его серо-зеленые омуты, бешеная бездна голода и похоти. Никогда он не был таким, никогда не смотрел вот так и не творил со мной такое. Его трясет от возбуждения, и эта дрожь передается и мне.
Очень нежно растирает вкруговую двумя пальцами вокруг клитора, и снова легкий удар, едва я начинаю стонать, рывком проникает пальцами внутрь влагалища, скалясь от возбуждения, когда мой рот открывается в стоне.
– На грани…на самом кончике лезвия… – вкрадчиво и сжимая пальцами твердую бусинку. – Держать тебя и знать, что ты в моей власти.
Когда он говорил НАШЕМУ, у меня сжималось сердце.
– Потому что я не могу тебе доверять. Потому что ты предал меня…а у предательства нет срока давности. Понимаешь? Его нет! Не важно – семь лет, год, день. Ничего не важно! Важно, что ты это сделал!
– Катя! Семь лет прошли для тебя здесь…а для меня они стали вечностью. Переосознанием самого себя. Для меня эти семь лет были тем самым временем, когда я мог понять, чего именно я хочу от этой жизни, кого люблю, как сильно люблю. И я изменился. Эти годы сделали из меня совсем другого человека, это отпечаталось даже на моей внешности, когда ты меня не узнала.
И как…как мне воевать с ним, если он отбирает у меня оружие и ломает на моих глазах. Если ни одно его слово не подпитывает меня яростью, как хотелось бы. Словно назло, когда я рассчитывала, что мы сцепимся и мне будет легко его ненавидеть, выходило совсем по-другому.
– Сергей…я понимаю, что ты все переосознал, а как все это переосознать мне. Понимаю, что прошли годы, но ведь мне больно именно сейчас, я чувствую себя преданной именно сейчас, и мне еще больнее от того, что я якобы не имею право на эту боль. Именно потому, что прошло время. Как будто я должна закрыть на это глаза. Я хочу уехать, чтобы это время было у меня. На переосознание, на то, чтобы понять, как жить дальше.
Увидела, как дернулся его кадык.
– Без меня жить дальше, да? Самой! Начинать новую жизнь! Новые мужики, да?
– Боже! Какие мужики!
– Я не Боже, а твой муж, хотя, да, в какой-то мере я твой Боже! Потому что в библии так сказано: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, потому что муж есть глава жены»!
Вот она, эта злость в его глазах, эта ярость, которая, как пощечина, обжигает мне лицо.
– Как вовремя ты вспомнил библию. Ты учил ее в плену у исламистов?
Ухмыльнулся, как оскалился.
– Да, там я вспоминал писание. Там я научился молиться. Потому что мне ничего не оставалось, как орать долбаные молитвы и просить Бога вытерпеть то, что со мной делали! А иногда проклинать его, потому что сил терпеть не оставалось! И все это время я…жил только тобой и нашей встречей. У меня была ты…я намного чаще молился тебе, чем Богу!
И моя ярость тут же погасла…ее выключили. Я с ужасом подумала о том, что он пережил, и ни разу, никогда не упомянул, только сейчас, когда я вынудила. Сколько боли, издевательств, сколько всего самого ужасного мог вытерпеть мой мужчина там, в плену у зверей. И он выжил….Он семь лет выживал. Чтобы я…чтобы я сейчас отталкивала его и ненавидела за прошлое.
– Прости…я просто хочу побыть одна. Просто хочу уехать и…принять решение, когда на меня никто не давит.
Прошептала неуверенно и вздрогнула, когда увидела, что в его глазах стоят слезы. Слезы! В глазах самого сильного мужчины из всех, кого я знала.
– Разве я давлю на тебя, любимая? Я просто говорю, что прошли годы, и из моей памяти стерлось все, кроме тебя, что я осознал свои ошибки, что я молился Богу о том, чтобы мы снова были вместе. А ты говоришь, что тебе надо решить и подумать…а я не могу больше решать, думать, ничего не могу. Жить хочу с тобой, забыть все хочу, стать нормальным человеком.
Как отчаянно он все это говорил, как искренне, как глубоко доставая до самого сердца, заставляя его корёжиться в муках.
– Скажи мне только одно, Катя. Пожалуйста. Честно скажи прямо сейчас…Ты больше не любишь меня? Ты когда-нибудь вообще любила меня?
Никогда не говорил такого, никогда не смотрел с такой болью. С таким страданием. Как будто снова возникло сомнение…разве Сергей способен на такую открытость и искренность? И это его чувственное «пожалуйста» в сочетании с привычной отрывистостью и грубостью обескураживало. Я разлетелась на миллионы осколков. Вся моя решимость, все то, чем я дышала последние дни, превратилось в прах.
– Скажи, Катя! Скажи мне правду! Ты меня любишь?
Не выдержала и рывком обняла его за шею, вжимаясь в него всем телом, с рыданием выдохнула свой приговор и поняла, что не смогла бы никогда от него уехать.
– Люблю, Сергей! Я люблю тебя!
Сама нашла его губы губами, но поцеловать не успела. В окно постучали, и мы отпрянули друг от друга. Я увидела взволнованное лицо Ларки.
– Тошка с вами?
– Нет! – ответила я и вся похолодела.
– Я с соседкой говорила, и дверь была приоткрыта, а когда вернулась, Антона не оказалось дома…
Глава 17
Его нашла не я. Как не старалась, как не кричала во все горло его имя, как не падала, поскальзываясь на замерзших дорожках. Он ко мне не выходил.
А Сергею отозвался. Сидел на крыше подъезда, свесив ноги. Как только забрался туда, никто не знает. Дом старый, хрущевка, с козырьком и бетонными узорами с левой стороны, на которые можно взобраться, как на ступени.
Муж даже не побежал, как я, искать за домом, между машинами. Он оглядывался по сторонам и пробежался по всему подъезду сверху до низу, а когда вышел, громко крикнул:
– Антон Сергеич, я знаю, что ты где-то здесь! Отзовись, не то уши надеру!
– Пап.
Мы это услышали оба и вместе подняли головы. Я чуть не разрыдалась от радости, а Сергей усмехнулся и руки вверх протянул.
– Прыгай – я поймаю.
А ведь наш сын всегда высоты боялся, то, что он залез на козырек, уже было чем-то из ряда вон. Даже не знаю, зачем он это сделал. Почему именно там спрятался. Да он и не прятался. Просто залез туда и смотрел, как мы его ищем.
– Он высоты боится…, – тихо сказала мужу, но тот на меня внимание не обратил.
– Прыгай, малой. Я ловлю. Папка свое сокровище не упустит. Так что давай. На раз-два-три. Раз! Два! И…трииии!
Я зажмурилась, когда Антошка спрыгнул прямо в руки Сергея и крепко обнял его за шею.
– Умница! Ты смелый герой!
На полном серьезе заявил Сергей, а потом вполне серьезно спросил.
– Зачем туда залез? Было страшно?
Кивнул…О БОЖЕ! ОН КИВНУЛ! Это…это невероятно…это что-то совершенно сумасшедшее. Это же поддержание диалога, это полноценный ответ на вопрос. С ума сойти.
– Домой…
Сказал очень отчетливо и посмотрел Сергею прямо в глаза.
А я то на Ларку смотрю, то на сына. И не могу. Мне хорошо и плохо одновременно. Хочется закричать, но голос отнялся. Это же первые слова моего сына. За долгие годы лечения, тренировок, ожидания и отчаяния.
– Ну домой, значит домой. Да, Кать. Едем домой?
Спросил у меня и улыбнулся так искренне, так душевно. Я не смогла ответить нет. Снова посмотрела на Ларку, и та ободряюще мне кивнула.
– Да, едем домой.
***
Едва я успела уложить Антошку спать и хотела незаметно проскользнуть в ванну, как мне преградили дорогу.
– Домой – это значит ко мне…Или я неправильно тебя понял.
Приблизился вплотную, а я хотела попятиться назад, но не смогла, так как наткнулась на стену и впилась пальцами в полотенце, а он притянул меня к себе за шиворот и склонился ко мне.
– Значит ко мне! А если ко мне…то я слишком голоден, чтобы о чем-то тебя спрашивать…я хочу тебя трахать. До безумия, до сумасшествия хочу тебя отыметь!
Выдохнул в лицо и, подняв на руки, понёс в ванну.
Я не могла сопротивляться, чтобы не разбудить Тошку, но все же побила его кулаками по груди, но на меня даже внимание не обратили. Внес в узкие двери, поставил на пол и принялся лихорадочно сдирать с меня одежду.
– Нет… – слабо возмутилась и сама себя прокляла за эту радостную неуверенность в голосе.
– Поздно «нет»! Ты уже здесь, со мной, полуголая. Какое, на хрен, «нет»?
Вздернул мои руки вверх к батарее, фиксируя ремнем и жадно целуя меня в губы.
– О боже…ты что творишь?
Дрожа всем телом, прошептала ему в губы.
– Ты сейчас стала такой маленькой и беспомощной…раскрытой для меня…вывернутой наизнанку.
Повел носом у моей шеи, шумно втягивая запах кожи и волос, потираясь вздыбленным членом о мое бедро, заставляя вздрогнуть от возбуждения.
Поставил мою ногу на край ванной и, сдернув трусики, провел пальцами по мокрым складкам и выпирающему между губами уже налитому желанием клитору. Я вздрогнула от наслаждения и закатила глаза…Как же это невыносимо бесстыдно – возбудиться лишь от одного его прикосновения.
– Мааленькая хочет кончить…?
Легким шлепком по промежности, недостаточно сильным, чтобы не сорвал в оргазм, и глаза тут же раскрываются. Какие дикие сейчас его серо-зеленые омуты, бешеная бездна голода и похоти. Никогда он не был таким, никогда не смотрел вот так и не творил со мной такое. Его трясет от возбуждения, и эта дрожь передается и мне.
Очень нежно растирает вкруговую двумя пальцами вокруг клитора, и снова легкий удар, едва я начинаю стонать, рывком проникает пальцами внутрь влагалища, скалясь от возбуждения, когда мой рот открывается в стоне.
– На грани…на самом кончике лезвия… – вкрадчиво и сжимая пальцами твердую бусинку. – Держать тебя и знать, что ты в моей власти.