(не) Мой Боно

— Откуда ты знаешь, что он уезжает?

— Я знаю о тебе всё, Доминика Фрязина. Даже то, что ты готовила своему Саве на завтрак. И перевод в Екатеринбург мне тоже известен.

— Он мне не предлагал, он попрощался, — не удивляюсь его проинформированности.

— Могла бы сама предложить. Сколько он за тобой бегать может.

— Ты же сказал, что я должна выбрать, — уже начинаю нервничать. Все пытаются учить меня жить. И Волков туда же.

— Это касалось только Боно. С Савой ты могла быть счастлива.

— Я не люблю его, — отрезаю, показывая, что не собираюсь обсуждать свою личную жизнь.

— Говорю же, эмоциональность тебя погубит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я рассталась с Боно. Скомканно и снова не по-людски. Хотя как еще можно попрощаться с тем, кто показал в очередной раз свое нутро? С тем, кто так просто дал заднюю. Хорошенько подумав, я поняла: у нас были больные отношения. Они завязаны на жажде и маниакальном желании обладать этим человеком. Но не более. Боно стал моим помутнением, от которого нужно избавляться. Теперь я мама. Судьба дала мне второй шанс, и я не могу от него отказаться.

Волков привез меня на какую-то квартиру, из которой выходить было запрещено для моей же безопасности. Хмурый ищет меня со своими собаками, и появляться в городе опасно. Я не могу понять, чем вызван такой интерес, но после рассказа Руслана об угрозах Боно думаю, что это всё проказы Хмурнова. Попадаться в лапы этого сумасшедшего снова я не хочу, поэтому восприняла запрет на посещение улицы адекватно.

— Как ты? — я готовила ужин, когда на кухню зашел Руслан. Пока Назар с Вадимом катались по своим делам, он оставался со мной. Не знаю, следил, чтобы меня не тронули или чтобы я не сбежала. Сбегать я не хотела, это не в моих интересах.

— Как человек, который расстался с любимым, — стараюсь сделать лицо как можно более непринужденным. Не хочу показывать, что больно. Как бы ни уговаривала себя, мне плохо. Удалять из жизни Рому — словно ампутировать часть себя. Болезненно и неприятно. И без последствий это не пройдет. Фантомные боли будут преследовать меня еще долго.

— Время лечит. Встретишь еще себе мужчину, с которым будешь счастлива, — из уст мужчины вылетает стандартная фраза, которая меня бесит. Мне так уже говорили, когда Боно пропал из моей жизни в первый раз. Прошло четыре года, а забыть не получилось, и время ни хрена не лечит.

— Это тебя, что ли? — неудачно шучу, но видя, как Руслан стушевался, догадываюсь, что нравлюсь ему.

К нему можно было присмотреться. Руслан из тех мужчин, кто не берет женщин своей харизмой и наглостью, как Боно. Он привлекает спокойствием, мужественностью. Рядом с ним чувствуешь себя защищенно и уютно. Это не испепеляющий эмоциями Рома, в котором плещется жгучая страсть с эйфорией. Это что-то более глубокое, где есть место слову семья. Но мне пока рано думать об отношениях. Нужно встать на ноги в Питере.

— А почему меня повезешь в Питер ты? — перевожу разговор в другое русло от греха подальше.

— Хотя бы потому, что я живу там, — я стояла к нему спиной, когда он подкрался, утягивая с разделочной доски помидор.

— Я думала, ты порядочный, а ты воруешь, — качаю головой, — а что ты тут забыл? Где Питер и где наша провинция?

— Командировка, — его глаза загадочно вспыхивают, встречаясь с моими, после чего мужчина без тени смущения начал лопать помидор. Украденное вкуснее. Запретный плод всегда сладок. Лежит целый пакет овощей, но ему надо именно то, что нельзя. Ребенок.

— Это Хмурый? — осторожно спрашиваю, хотя знаю, что ничего мне не скажут.

— Что Хмурый?

— Командировка с Хмурым связана?

— Я не хочу говорить о работе, — что и требовалось доказать.

— Ладно. Давай не о работе. Расскажи мне про Хмурого. Просто расскажи, как он стал таким? Почему ушел в криминал?

— Почему он тебя так интересует?

— Я же хотела его посадить, — напоминаю, — любопытно.

Руслан прищурился, обдумывая, можно мне рассказывать или нет. Помолчав некоторое время, мужчина начал говорить. Решил, что ничего секретного в этом нет.

— Хмурый раньше служил. В Ростове-на-Дону, там же, где и Волков. Их было три друга: Назар, Захар и Хмурнов. Стоит ли говорить, что это были три лучших друга, которые в превратились во врагов на этапе становления своих империй? — с его губ слетела усмешка, словно он вспоминал ссору между товарищами.

— А почему они поругались? Они дружили все? Это тот самый Сафаров, которого Волков взорвал? — встреваю с вопросами и прикусываю язык. Нетерпеливая.

— Да.

— Нормально он с друзьями, — перед глазами всплывает Волков, который играет с Игорем, и в голове не укладывается, что этот человек творит такие страшные вещи.

— Захар угрожал жене Назара. Они особо не ругались, пока Сафаров не перешёл грань в желании денег и власти, — голос Руслана звучит спокойно и ровно. Для него это привычно, подобные вещи являются частью его работы, если я правильно поняла, кем является этот человек. Его загадку я еще не сумела разгадать.

— А с Ваней что не поделили? — возвращаюсь к теме Хмурнова.

— Я не знаю.

— Руслан! — восклицаю в нетерпении.

— Отстань, я не знаю, — отрезает мужчина и отворачивается к столу.

— Русик… — приторным голосом нарочито протягиваю, вызывая ответку.


— Еще раз назовешь меня Русиком, я тебя накажу, — его передернуло от подобного обращения, а я поняла, что нахожусь на верном пути.

— Если не расскажешь, я тебя до утра Русиком буду звать. Русик? — набираюсь наглостью и обнимаю мужчину за плечи, слегка их массируя. Смотрю глазами кота из Шрека, но он, кажется, не ведется. Знаю же, приятно. Непробиваемый.

— Руси-и-и-ик, — еще раз повторяю неприятное его уху обращение.

— На меня не действует, — он улыбается и кладет мне руки на талию, после чего приподнимает и сажает на стол. Пока я соображаю, что происходит, Руслан садится на стул спиной ко мне и подставляет мне плечи, — мни, я от тебя теперь не отстану.

— А ты расскажешь мне про Волкова и Хмурого, Русик? — чувствую, как его выворачивает, и хихикаю про себя.

— Расскажу если нормально сделаешь массаж.

— А ломался-то как…. У каждого своя цена, — резюмирую и принимаюсь за массаж.

Мужчина хотел что-то возразить, но нас прервал охранник Волкова, который зашел в коридор. Из кухни его было видно.

— Руслан, тут крендель один ломится, — начал парень, — тебя хочет.

— Массаж откладывается, — нехотя вздохнул Рус и вышел из квартиры. Спустя несколько минут он вернулся и холодно процедил: — Выйди на лестницу. Это к тебе.

— Что значит, ко мне? — удивляюсь, спрыгивая со стола.

— Иди, пока Волков не видит, поговори или будешь подъезд отмывать от человеческих останков, — без намека на улыбку отвечает мужчина и кивает на дверь.

— Так… — догадываюсь, кто там меня ждет, и выскакиваю на лестничную клетку.

Этажом выше на подоконнике сидит Боно, лениво болтающий ногами. Увидев меня, он поманил меня пальцем. Хмурюсь, но повинуюсь.

— Я решил, что нам нужно поговорить.

— А уже всё. Уже поздно, — заявляю и хочу еще продолжить, но меня никто слушать не намерен. Руки этого наглеца хватают меня за бедра и усаживают на подоконник, и сам Боно занимает место между моих ног, впиваясь в губы с продолжительным поцелуем.

Я с трудом оттолкнула его от себя, возмущенно рыкнув.

— Пошел к черту! Брось свои штучки! — слова вылетают изо рта, а губы ноют и просят добавки. Боже, как же он сладко целуется!

— Я сам черт, не смогу выполнить твоей просьбы, — отвечает без тени улыбки, — я не могу так просто расстаться, чтобы ты считала меня гондоном.

— А ты не гондон? — вспыхиваю, как спичка, но Боно тушит пламя быстро, осекая своим тихим рыком.

— Заткнись. Хватит нести свой бабский бред. Сама придумала, сама обиделась, а я виноват.

Я замолчала от его грубости. Осторожно попыталась отодвинуться от него, но Боно схватил меня за коленки, притягивая к себе.

— Теперь я буду говорить, а ты слушать. Поняла? Не слышу ответ. Ты поняла? — дождавшись кивка, он продолжил: — Первое. Я не собираюсь посылать тебя на аборт. Я никогда не брошу и не откажусь от своего ребенка. Особенно от любимой женщины.

— Но, — хочу возразить, но он затыкает меня указательным пальцем, поднятым вверх.

— Второе. Я говорил, что тебе нужно уехать. И ты уедешь. Когда я решу все вопросы, найду тебя и заберу. Если ты останешься, у тебя будут проблемы. Руслану ты можешь верить. Он мусор до мозга костей и обеспечит твою безопасность.

— Тебе угрожают мной?

— Да, — шумно втягивает воздух, — я не могу тобой рисковать. Волков тебя защитит и спрячет. Третье. Я до ужаса люблю тебя, Люцифер. Я далеко не идеал, но искренне люблю даже твою колкость и постоянные попытки меня ущемить. И если я где-то виноват, а я виноват, — он перешёл на шепот, обнимая ладонями мое лицо и прижался своим лбом к моему, — прости меня. Если ты можешь, прости. Я всё исправлю, и ты потом это поймешь.

— Ты так говоришь, словно прощаешься со мной…

— Возможно, это наша последняя встреча, Люцифер. Мы с тобой еще не скоро увидимся, если повезет. И я не хочу гореть в аду в маринаде твоих проклятий.

— Прощения хочешь? — шепчу ему в губы, с трудом удерживаясь от соблазна поцеловать.

— Хочу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я с трудом удерживаю в себе стон, когда он обводит большим пальцем мою нижнюю губу.

— Я прощу. Но при одном условии, — убираю его руки от своего лица и прикусываю нижнюю губу.

— Говори.

— Ты скажешь, кто мой отец, — после моего условия Боно сразу отстранился и заработал челюстями. Я же смотрю на него непоколебимо, потому что ничего не теряю. Мы всё равно расстаемся.

— Я не могу тебе сказать, кто твой отец, — наконец отвечает Рома, гипнотизируя меня своими расширенными зрачками. Он нервничает.

— Почему?