Наваждение

По сторонам мелькают деревья, какие-то площадки. Кажется, даже всадники на лошадях есть. Или мне это уже мерещится? Как же страшно!

— Остановись, прошу, — шепчу в ухо животному, но она то ли не слышит, то ли не хочет слышать.

Мы мчимся в перед. Кажется, лошадь даже не разбирает дороги, просто несется куда глаза глядят. Не знаю, за что мне такая честь, но меня она выбрала в качестве трофея.

— Тпррр, — пытаюсь остановить обезумевшее животное, натягивая на себя поводья.

Вот только мой маневр с поводьями не только не увенчался успехом, но и привел к прямо противоположному эффекту.

Вернее, она остановилась. Как вкопанная, подняв задние копыта и сбрасывая меня с седла. Уже в полете я успела подумать о том, что мы оторвались довольно далеко и, скорее всего, здесь меня еще нескоро найдут. А потом падение и дикая боль во всем теле.

Попыталась пошевелиться, но ничего не получилось. Ни рукой, ни ногой. Будто нет у меня тела, одна лишь голова и осталась. Самая бестолковая часть меня, как теперь кажется.

От ужаса и досады из глаз брызнули слезы. Я снова попыталась пошевелиться. Но тело не слушается меня. И мне остается лишь лежать на траве поломанной куклой, ожидая, пока кто-нибудь найдет мое тело. Именно так. Ведь назвать себя полноценным человеком теперь как-то не получается. Есть тело, которое, по ощущениям, больше похоже на большой не передвигаемый протез.

Ну, что за дура! Почему не сказала, что боюсь лошадей? Максимум, что было бы — заказчик просто не стал бы платить за этой выход в свет. Ну и что с того? Справилась бы уж как-то без этих денег. Но нет же! Мне надо было показать, какая я уникальная и доказать, что все могу.

Так и надо мне за мою гордыню!

Как позвать на помощь теперь?

Никак! Остается только ждать, пока кто-нибудь не споткнется о меня, проезжая этой тропой.

Так бы и продолжала ругать свою тупость, если бы неожиданно совсем рядом не заржала лошадь. Кто-то спешился, я услышала торопливые шаги в свою сторону. А потом увидела склоненное надо мной лицо Филиппа.

В его черных глазах, которые совсем недавно насмехались надо мной, такой дикий ужас, что даже у заплаканной меня сжалось сердце.

— Девочка моя, — прошептал он тихо с горечью в хриплом голосе. Так нежно, что я, кажется, даже дышать перестала от удивления.

Почему он такой? Неужели, я настолько дорога этому мужчине? Ведь он совсем меня не знает. Подумаешь, ночь провели вместе. Так ведь и не было ничего, да? Он сам сказал. Тогда почему он такой? И голос, и взгляд…

Филипп скользнул взглядом по моему телу, что-то нажал, потрогал. Нет, я ничего не ощущаю. Ни малейшего прикосновения.

— Как же так, девочка моя? — прошелестел он одними губами обреченно.

У меня снова на глаза навернулись слезы. Если даже этот невозмутимый мужчина говорит со мной так жалостливо, то, должно быть, дела совсем плохи.

— Что? Все так плохо? — спрашиваю сквозь слезы. Кажется, у меня даже из носа что-то потекло. То ли слезы, то ли кровь. Но вот поднять руку и смахнуть влагу я не могу.

Филипп закрыл глаза, ничего не ответив. Его лицо, кажется, потемнело от горя, а между бровей пролегла глубокая складка. Как же хочется провести по ней пальцем, разгладить, сделать так, чтобы не хмурился. Но я не могу. Никак. Тело не слушается, а я снова понимаю, в каком положении оказалась.

Внезапно мужчина открыл глаза. Во взгляде решимость. А дальше произошло нечто странное, что я потом никак не могла себе объяснить.

Он достал нож. Острая сталь блеснула на солнце. Филипп поднял мою руку, отодвинул ткань на запястье, обнажая его. Полоснул по нежной коже, из раны закапала кровь. Затем все то же самое он сделал со своей рукой.

— Что вы делаете? — этот вопрос я прошелестела настолько тихо, что, наверняка, он его даже не услышал.

Не обращая внимания на мой хриплый шепот, он приложил мою руку к своей, соединяя их запястьями в месте надреза. Его губы зашевелились. Кажется, он что-то говорил, что-то рифмованное, но я не могла разобрать слов. Глаза закрыты, а губы шепчут какую-то мантру, как заклинание.

И тут я почувствовала. Дикую боль, которая исходила от запястья, и раскаленной лавой заструилась по венам. Все ощущения вернулись в один миг. И трава, которую я ощущала под собой. И прохладу, которая исходит от земли. И прикосновения мужчины, все еще сжимавшего наши руки.

И боль. Невыносимую. От которой хотелось умереть.

Что он сделал со мной?

Решил прикончить, чтобы не мучилась?

Сознание быстро заволокло темной пеленой. Все исчезло, оставляя лишь маленький огонек где-то вдали. Я тянусь к нему, лечу, как к маяку. Там, где этот огонь, там мое спасение. Мне нужно именно к нему. Потому что ничего больше не осталось.

Огонек, к которому меня так тянет, стал разгораться все сильнее и сильнее. Пока не превратился во вполне понятный огонь в костре камина. Того самого, который я хорошо помнила. И возле которого так любила проводить время холодными зимними вечерами.

Я сижу в массивном кожаном кресле. Мне уютно и тепло. А в душе порхают бабочки от невероятного восторга.

Комната слабо освещена, только огонь камина, который бросает причудливые блики на, стоящий рядом, столик и еще одно массивное кресло. Точно такое же, которое сейчас подо мной. Мягким ковер с высоким ворсом приятно обволакивает ступни в мягких домашних туфлях. Дрова приятно похрустывают в камине, наполняя комнату каким-то сказочным уютом.

За высоким окном, красиво украшенном тяжелыми бархатными занавесками по бокам, идет снег. Огромными белыми хлопьями. Все правильно. Так и должно быть в новогоднюю ночь. В голове мелькает мысль, что в этом году снег особенно пушистый, а ночь, наверное, волшебная. Ведь это новый год, а в эту ночь возможны любые чудеса.

На плечо легла мужская рука, ласково прошлась по мягкой ткани домашнего платья. По телу пробежала волна мурашек, и я закрыла глаза, пытаясь растянуть удовольствие. И голос. Где-то за спиной. Мужской хриплый голос. От которого по венам побежал ток. Слов не разобрать, они смазаны. Да это и не важно. Ведь этот голос я могу слышать вечно. Вот так, закрыв глаза и вбирая в себя звуки.

И желание. Точно, новогоднее. Пусть это никогда не заканчивается.






Глава 16




Просыпаюсь, как от толчка, вскакивая в постели так резко, что перед глазами запорхали темные пятна. Но тело быстро привыкает к новому положению, восстанавливая зрение. Сознание ясное, как никогда ранее. И я помню все в мельчайших подробностях. Только одно непонятно — как я оказалась здесь?

Передо моими глазами та самая спальня, в которой я пребывала во время двухдневного пикника. Я доме, снятом для нас Сергеем. Да, это та спальня, которую я сама для себя выбрала. Вон же мое вчерашнее платье выглядывает из приоткрытой дверки шкафа.

Точно помню, как упала с лошади. Помню, как Филипп Аркадьевич оказался рядом. Он что-то сделал, какой-то странный ритуал, от одного воспоминания о котором холодеет кровь. Тогда мне не было страшно, ведь я лежала неподвижно и думала лишь о том, что теперь уж точно не будет так, как прежде. Мне было скорее обидно, чем страшно.

Я помню его взгляд, когда он осматривал меня. В них было столько отчаяния, что даже мне, в моем тогда патовом положении, стало неуютно и обидно.

Его шепот: «Девочка моя». Кажется, тот хриплый голос, наполненный безграничной утратой, до сих пор звенит у меня в ушах.

Помню, как потом изменилось его лицо. Когда он решил что-то для себя важное.

И тот странный ритуал…

Быстро одергиваю ткань на запястье, чтобы убедиться, что все увиденное не привиделось мне. Но на коже нет и следа от пореза. Неужели, все это могло мне показаться? Разве бывает так, что я до мельчайших подробностей помню какие-то небылицы, оказавшиеся сном?

Но ведь… я не могла пошевелиться. Я точно это помню.

Попробовала пошевелить пальцами ног, все работает, как обычно. Потом согнула и подтянула к себе колени, выпрямила их обратно. Все, как всегда. Словно и не было вчера ничего.

Неужели сон? Раньше мне ведь уже снились сны про дом, которого не существует и который я знаю до мельчайших подробностей.

Встаю с кровати. Кстати, удалось мне это очень легко и обыденно. Даже не качнуло в процессе, хоть, признаться, я ожидала чего угодно. Но нет, я свежа и бодра, как после хорошего сна. Если не считать того, что на мне все еще костюм для верховой езды. А так можно было бы подумать, что и катание на лошади мне приснилось.

Выхожу из спальни и, пока спускаюсь по лестнице, слышу мужской голос, доносящийся из кухни. Похоже, мужчина говорит по телефону.

Стоило мне нарисоваться на пороге комнаты, как Сергей кивнул, не отрывая трубки телефона от уха.

— Да, завтра буду, — говорит он своему собеседнику. — Отчет получил, да.

Сергей о чем-то еще говорит по телефону, а я сажусь за стол, на котором стоят тарелки, разложены приборы и расставлены блюда с ароматными деликатесами. Похоже, мой заказчик еще не успел поужинать. А вот я резко вспомнила, что с сегодняшнего утра ничего не ела. Словно в подтверждение, желудок громко заурчал.

— Проголодалась? — спрашивает Сергей, откладывая мобильный на край стола и усаживаясь за стол.

— Ага, — я уже тянусь к аппетитной говядине и картофельным шарикам.

— Приятного аппетита, — говорит мужчина.

Набрасываюсь на еду, уже не думая о том, какое впечатление сейчас произвожу на мужчину. После того, что произошло (или мне это, в правду, только приснилось?), мне уже не так важно, что он подумает обо мне. Работа на публику окончена, и совсем скоро я вернусь домой. Чтобы никогда больше не встретиться с этим человеком.

— Ух и напугала ты всех, девочка, — говорит Сергей, чуть сощурив глаза.

Моя рука так и замерла, не успев доставить аппетитный кусочек говядины в рот.

— Но, к счастью, все обошлось, — тут же добавил он.

— А что произошло? — мое сердце отчего-то больно забилось где-то в горле.

— Ты не помнишь? — он удивленно вздернул бровь.

Я мотнула головой. Но в голове тут же пронеслись воспоминания о вчерашнем падении и о странном ритуале.

— Ты упала с лошади, — пояснил мужчина, и мое сердце забилось еще быстрей. — Потеряла сознание. Но, каким-то непостижимым образом ухитрилась ничего себе не сломать.

Моя челюсть упала вниз. Картинки моего чудесного спасения снова, одна за другой, вмиг промелькнули в голове. Снова вспыхнуло воспоминание о боли. И взгляд мужчины, который все для себя решил в тот момент. А потом он достал нож…

— Как тебе это удалось, не скажешь? — спросил Сергей, который все это время продолжал наблюдать за выражением моего лица.

— Не знаю, — я пожала плечами, — чудо, наверное.

— Наверное, — проговорил задумчиво мужчина.

Отвел взгляд и сосредоточился на тарелке с едой. А я облегченно выдохнула.

Не могу сказать, что меня так напугало в этом расспросе. Точно, как и не могу объяснить, почему не стала рассказывать о том, что произошло, мужчине. А ведь могла бы. Но ведь, вряд ли он бы смог объяснить мне, что ЭТО было.

Спросить бы об этом у того, кто с таким рвением кинулся меня спасать? Но нет. Мой спаситель даже не пришел меня проведать. Не то, что пояснять причинно-следственные связи своего странного поведения.