Наследники

– Куда мы сейчас? – спросил он без особой надежды.

– У тебя есть ключи от его хаты?

– Есть, кажется, – неуверенно проговорил Эдуард. – Только батя все угрожал, что замок сменит, это было после того, как он кредит за меня выплачивал… Только они дома, на съемной квартире.

– Попытаемся попасть в его хату со старым ключом.

– Зачем? Вон отцовская связка у выключателя висит.

Алекс посмотрел на Эда, как на слабоумного.

– Хочешь забрать ключи от хаты отца?

– Ну да.

– А теперь прикинь – кто их, типа, взял? Не забывай, менты должны думать, что в гараже было двое, и эти двое сейчас дохлые. Как твой батя в гараж попал? Нет уж, пусть все будет на своих местах.

Наконец до Эдуарда дошло, что имел в виду Алекс, и мысленно он восхитился его проницательностью.

– Я скажу даже более того, – продолжил Алекс, выворачивая карманы Петра Андреевича. – Мы возьмем только наличку, если она у него есть… Брать карточки все равно что башку в петлю сунуть – по тратам с карты нас моментально вычислят…

Эдуард молча смотрел, как его приятель, ничуть не смущаясь, обшаривал карманы его отца. Наконец он торжествующе хрюкнул, сжимая в руках несколько мятых купюр.

– Отлично, пара штук есть, – сказал Алекс, пряча деньги в карман. – Обыщи сторожа.

Эдуард уже шагнул было к распростертому телу убитого, но его желудок вновь сдавил спазм, и он молча покачал головой.

– Слабак, – подытожил Алекс и торопливо обыскал одежду сторожа. Кроме замусоленной зажигалки и массивной связки ключей, в карманах убитого ничего не было.

– Все, валим, – прошептал Алекс, осторожно отпирая ворота. – Сейчас за ключом от хаты твоего бати. Надеюсь, что он подойдет.

В лицо тут же ударил вечерний воздух, и с губ Эдуарда сорвался облегченный вздох.

– И еще, бро, – внезапно сказал Алекс. – Мы теперь почти как муж и жена, так что никаких резких телодвижений. Почувствую, что ты намерен «заднюю» включить, зарою. Понял? Одним телом больше, одним меньше.

Побледнев, Эдуард кивнул, ощущая, как чья-то костлявая рука стиснула его сердце.

«Зарою», – повторил он про себя, и ему стало по-настоящему страшно.

Две едва различимые тени бесшумно выскользнули из гаража и вскоре растворились в вечерней темноте.





Новый хозяин




Около шести вечера у пятиэтажного кирпичного старинного дома по улице Маросейка остановилось такси, из которого, поддерживая больную ногу, с трудом выбралась Бэлла Альбертовна – ревматоидный артрит все чаще давал о себе знать в последние дни. Такси быстро умчалось, а старушка молча стояла, неотрывно глядя на дореволюционный особняк эклектичного вида, построенный по проекту архитектора Эдмунда Юдицкого, известного мастера московского модерна.

В этом доме, в светлой просторной трехкомнатной квартире на четвертом этаже, они с супругом прожили почти тридцать лет, до того момента, как приняли решение перебраться за город – легкие Андрея Васильевича к тому времени уже тяжело переносили городской воздух.

Бэлла Альбертовна вспомнила, с каким трудом ее мужу удалось выбить квартиру в историческом центре столицы… Ведь решение о выделении жилья Андрею Васильевичу в этом особняке принимал не абы кто, а сам Леонид Брежнев.

Вдова подумала, что, собственно, Андрей получил эту квартиру на вполне законных основаниях. Ведь именно он сыграл решающую роль в выходе в свет знаменитой в свое время трилогии «Малая земля. Возрождение. Целина», за которую Брежнев был удостоен Ленинской премии по литературе!

Когда началась перестройка, благодаря участию руководства Минкульта эта квартира окончательно перешла в собственность писателя.

Вздохнув, Бэлла Альбертовна медленно двинулась к подъезду.

Она помнила о предостережении Павлова больше не вступать в контакт с этими проходимцами Сацивиным и его супругой, но все же решила наведаться в квартиру, чтобы убедиться, что картины и рукописи ее покойного мужа все еще находятся там. Перед этой поездкой она несколько раз безуспешно пыталась предупредить о своем визите Сацивина, но тот сначала не отвечал на вызовы, а потом и вовсе перестал быть в зоне доступа. И хотя Бэлла Альбертовна по праву и справедливости считала эту квартиру их общей с дочерью собственностью, совесть и воспитание не позволяли интеллигентной женщине вот так просто приехать в жилище, которое, согласно объявленному нотариусом завещанию, скоро перейдет в собственность совсем других людей…

Она редко здесь появлялась в последнее время, но консьерж, добродушная низенькая женщина, узнала ее сразу.

– Бэлла Альбертовна, какая встреча! – улыбнулась она, сверкнув толстыми линзами очков. После ответного приветствия лицо консьержки стало озабоченным:

– Что у вас произошло? Час назад в вашу квартиру какая-то компания пришла! Я не хотела пускать, так какой-то наглый толстяк показал мне документы о наследстве! Мол, теперь он тут хозяин! Я хотела вам позвонить, но номер ваш куда-то задевала, изнервничалась вся! Хотела уже в полицию звонить… Неужто ваш Андрей квартиру ему завещал?!

– С этим как раз и будем разбираться, – не стала вдаваться в подробности вдова.

– Как дочка ваша?


– Все нормально, потихоньку, – отозвалась Протасова, начиная подниматься по ступенькам. При всем уважении к словоохотливой консьержке изливать ей душу не было ни желания, ни времени.

Наконец последняя ступенька была преодолена, и некоторое время Бэлла Альбертовна просто стояла и тяжело дышала, разглядывая массивную дверь. Взгляд выхватывал мелкие детали, столь родные и дорогие сердцу – потертый коврик у порога, алюминиевый крючок для тяжелых сумок, кнопочный звонок, который часто барахлил, из-за чего Андрей Васильевич все собирался установить электронный беспроводной звонок, но так и не сделал этого…

Вдова достала ключи, но, поразмыслив, нажала на звонок.

Сердце ее гулко застучало, в какой-то безумный миг ей почему-то показалось, что дверь сейчас распахнется и на пороге будет стоять он, ее Андрей – с широкой улыбкой и распахнутыми объятиями, такой родной и любимый, как всегда.

Дверь действительно вскоре открылась, и пожилая женщина вздрогнула, словно очнувшись от неприятного сна, – перед ней, сально ухмыляясь, высился Сацивин. Из недр теперь уже ее бывшей квартиры доносились звуки шансона.

– О-о-о, какие люди, – загудел толстяк. Его кремовая рубашка из шелка была расстегнута едва ли не до середины, обнажая мясистую волосатую грудь.

– Добрый вечер, Руслан, – сухо поздоровалась Протасова. – Вы не отвечали на мои звонки.

– Не отвечал, верно, – не стал спорить Сацивин. Покосившись на ключ, который все еще держала в руках Протасова, он добавил: – Вам повезло, что вы застали меня здесь. Ваш ключ все равно не подошел бы – я уже сменил замок.

– Что ж, вы действуете в своем стиле, – промолвила Бэлла Альбертовна. – Значит, мне действительно повезло.

– Что вам нужно? – прямо спросил мужчина, которому, очевидно, быстро надоело общество вдовы. – Вы прекрасно знаете о предсмертном решении вашего мужа.

– Я не собираюсь сейчас обсуждать завещание, – ответила Протасова, помня наставления адвоката. – Я лишь хочу удостовериться, что личные вещи моего покойного мужа на месте. На них вы не имеете никаких прав.

На разгоряченном лице Сацивина отобразилось искреннее недоумение:

– Личные вещи? О каких вещах вы говорите, уважаемая Бэлла Альбертовна? Наверное, вы имеете в виду старые сандалии Андрея Васильевича? Или речь идет о его пилюлях, которые я нашел на подоконнике?

– Перестаньте паясничать! – срывающимся голосом воскликнула Протасова. – Вы отлично знаете, что я говорю о его рукописях! И картинах! Эти предметы искусства мой муж хранил в этой квартире, и вам это известно! И я намерена забрать все это!

Сацивин театрально выпучил глаза и сделал шаг вперед, буквально выпихивая своим обвислым брюхом пожилую женщину к лифту.

– Рукописи? Картины? – протянул он, изображая зевок. – Первый раз об этом слышу. Вы не ошиблись?

Бэлла Альбертовна оторопела, ей показалось, что она ослышалась.

– Конечно, картины… – растерянно забормотала она.

– Единственное, что я нашел, это была бумажка, на которой Протасов записал какой-то рецепт от диареи. Это сойдет? – уже открыто издевался Сацивин.

– Рукописи Ахматовой… – продолжала перечислять вдова. – Шолохова… Твардовского… Вы были у нас дома, и Андрей Васильевич при мне показывал вам… Потом он перевез все сюда… вы…

Она замерла, с нарастающим страхом глядя на возвышающегося над ней Руслана. Приблизив к ней свое лоснящееся от пота пунцовое лицо, он медленно отчеканил:

– Не было ничего. НИ-ЧЕ-ГО. Тебе померещилось, старая черепаха. Надо же – придумала какие-то рукописи!

Протасова испуганно моргнула, окончательно растерявшись. Она даже припомнить не могла, чтобы когда-либо кто-то подвергал ее таким унизительным оскорблениям.

– Вы не имеете право, – пролепетала она. – Вы… вы хам! И мошенник!

Улыбка на пухлых губах толстяка померкла, у него было такое выражение, словно он вот-вот ударит ее.

– Убирайся отсюда, – сказал он сквозь зубы. – И больше не вставай на моем пути. Скажи спасибо, что не вышвырнул тебя с твоей никчемной доченькой! Сидите ровно на пятой точке и не вякайте!

Перед глазами Протасовой все поплыло, и она, находясь в полуобморочном состоянии, прислонилась к стене, испачкав кофту о побелку.

– И не вздумай склеить тут ласты, – сказал Сацивин, наблюдая за вдовой. – Хлопот потом не оберешься. Иди, умирай где-нибудь на лавочке…

Развернувшись, он скрылся в квартире, громко хлопнув стальной дверью.

Бэлла Альбертовна тяжело вздохнула и трясущейся рукой переложила палку в другую руку. В измученной болью голове царил хаос и кавардак, но даже обидные оскорбления этого негодяя не ранили ее так сильно, как наглый и бесцеремонный обман, касающийся рукописей и картин Андрея…

Лишь оказавшись на улице, она дала волю чувствам и разрыдалась, закрывая лицо своими тонкими старческими руками.





Музей русского искусства




Соломин позвонил после обеда, когда Артем намеревался заскочить в Музей русского искусства, где, по предварительным сведениям, в 2018 году экспонировались картины, которыми владел писатель Протасов.

– Тёма, твой вопрос по свидетелям завещания проработан, оба фигуранта установлены, – раздался в трубке деловитый бас Юрия. – Есть минута?