Наше худшее Рождество

— На самолете.

— Ах, вот как.

Она и не предполагала, что общаться с дочерью будет так сложно. Получается, они наговорили друг другу достаточно в последний раз, чтобы разрыв можно было счесть окончательным.

— Аэропорты — это кошмар.

— Все не так плохо, учитывая время года.

— Время года? — Гейл сосредоточенно нахмурилась.

— Рождество, — Саманта подняла глаза на мать. — Скоро Рождество.

Гейл в последнюю секунду остановила себя, чтобы не задать вопрос: «И что?»

— Еще уйма времени.

Саманта открыла рот, помолчала и произнесла:

— Чуть более трех недель. Хотя я помню, ты его не любишь.

— Я никогда…

Нет, эту тему лучше не поднимать. Дочери обожали праздники — еще одна черта, связывающая сестер и отдаляющая их от матери.

— Где ты провела День благодарения?

— С Эллой.

— Хорошо. Очень хорошо.

Разговор причинял сильнейшие муки, по сравнению с ними боль от удара казалась незначительной. Сколько осталось времени до возвращения медсестры? Она так ждала дочь, а теперь, когда та здесь, не представляет, что сказать.

— Спасибо, что приехала.

— Да, конечно.

И потом очередная неловкая пауза. Со стороны могло показаться, что разговаривают два незнакомых человека. Гейл ухмыльнулась про себя, решив, что это очень точное определение. Пять лет — огромный срок. Интересно, чем дочери занимались все это время? Чего добились? Явно многого, что доказывают дорогие часы на руке. Гейл боялась спросить, как идут дела, Саманта может вспылить и разорвать ее в клочья. Одной травмы вполне достаточно.

— Мой личный помощник с трудом тебя нашел. Ты не говорила, что переехала.

Саманта повела плечами:

— Не говорила.

Она посмотрела на часы, совсем не изящные, а массивные, с круглым циферблатом, закрывающим все запястье. Они громко заявляли, что Саманта Митчелл ценит свое время и управляет жизнью.

Гейл ощутила прилив гордости. Значит, все же она многое делала правильно, хоть дочь и не оценила ее вклад в воспитание личности.

— Я так рада тебе, Саманта. Мы слишком долго не виделись.

— Да.

— Почти пять лет.

Дочь смахнула несуществующую пушинку со свитера.

— Пять лет, один месяц и несколько дней.

Она помнит с такой точностью?

Лучше, конечно, сделать вид, что того злополучного последнего разговора попросту не было, но сознание напоминало о нем мигающим неоновым светом в голове. Гейл чувствовала, что надо его погасить, бороться с воспоминаниями, если хочет наладить хорошие отношения с семьей. Она была готова двигаться вперед, сказать и сделать все для установления мира, все, что потребуется.

— Наша последняя встреча закончилась неприятно для всех нас. Признаю, я, возможно, была неправа, но пойми, очень сложно…

— А сложно быть не должно, — Саманта подняла голову и посмотрела прямо в глаза матери. — Мы собрались, чтобы отпраздновать поступление Эллы на первую работу учителем, она ждала от тебя одобрения и поддержки, а получила порцию критики и осуждение.

— Я лишь хотела, чтобы она не останавливалась на достигнутом, продолжала развиваться.

— Тебе хорошо известно, как ей важно осознавать, что мать ею гордится, важно твое мнение, похвала, ты очень много для нее значишь. А в результате вместо поздравлений Элла услышала слова, способные уничтожить всякое удовольствие от достижения цели, как и желание ставить новую.

— Она наконец-то добилась, чего хотела, я, разумеется, была рада…


— Ты даже не представляешь, какой удар ей нанесла. Она так о многом хотела с тобой поговорить.

Саманта резко встала, уронив сумку на пол, и быстро прошла к окну, даже не взглянув на нее.

Элла хотела о многом с ней поговорить?

— О чем же?

— Уже не важно. — Дочь резко повернулась. — Она скоро приедет. Пожалуйста, будь с ней мягче.

Мягче? Какая польза от мягкости, если жизнь постоянно бьет по голове? В этом случае нужна броня, стойкость и верная стратегия. Неужели люди этого не понимают?

Гейл знала, что лучше промолчать. Надо любым способом наладить отношения с дочерьми, поэтому она будет хвалить Эллу, даже если выяснится, что за пять лет она сменила десять работ. А свое мнение не выскажет, будет говорить то, что они хотят услышать.

— Буду рада ее увидеть. Она живет здесь?

— Нет, мы переехали почти одновременно.

— Не скучаете по Манхэттену? Мне кажется, я бы точно скучала.

— Но мы не такие, как ты. Все люди разные, и мы в том числе.

Зазвонил телефон, Саманта достала его из кармана и внимательно посмотрела на экран.

— Она поднимается. Пожалуйста, мягче и добрее, да?

— Да. Мягче и добрее.

Почему она опять повторяет одно и то же? Разве принятие неверного шага ребенка — проявление доброты? «Катастрофические последствия неминуемы, о чем ты только думала, принимая это решение?»

Нет, она ничего подобного не скажет, она притворится. Было время, когда приходилось постоянно выражать эмоции, которых она не испытывала.

Любопытно, о чем Элла захочет с ней поговорить? Может, попросит совета? Нет, как и сестра, Элла никогда не пользовалась советами матери, будто они ядовиты лишь потому, что исходят от нее.

Саманта не отводила от нее пристального взгляда.

— И не спрашивай о работе. Если захочет, сама расскажет.

— Конечно. Я поняла.

Гейл ощущала себя ребенком, которого ругают за провинность. Неужели она была плохой матерью? Сама она была уверена, что справляется отлично, возможно, дело в том, какими критериями измерять успешность? Если количеством добрых слов и объятий, то она определенно не преуспела.

В глазах появилось незнакомое жжение, усиливающееся с каждой секундой. Затем сдавило горло, и Гейл поняла, что с ней происходит. Слезы. Гейл Митчелл, которая не плакала с девятнадцати лет, была готова разрыдаться из-за того, что расстроила дочь.

В Саманте появилась жесткость, которой она не замечала раньше. Ей следовало бы радоваться, но по непонятной причине грудь сдавило от понимания, как значителен разрыв между ними.

Гейл с трудом сдерживала слезы. Она смотрела перед собой не моргая и, сжав зубы, сглатывала ком в горле. Ужасное состояние. Необходимо как можно скорее вновь обрести уверенность в себе и своих действиях, способность контролировать происходящее.

— Ты очень… зла на меня.

Вышло хрипло и сдавленно, но Саманта не смягчилась, как можно было ожидать.

— Нет, уже нет. Злилась, но… — дочь перевела дыхание. — Я не хочу, чтобы ты опять сказала Элле то, что не следует, вот и все.

Гейл ощутила, как в душе нарастает паника. Она была готова дать слово, но как, если у них разное понимание того, что приемлемо, а что нет? Девочек расстраивало и то, в какой манере она ведет светскую беседу. Похоже, единственным правильным решением будет вообще не высказывать собственного мнения. Ни о чем. Что ж, стоит попробовать.

— Значит, вы с Эллой по-прежнему близки?

На лице Саманты появилась забытая детская улыбка.

— Мы же сестры.

«И мои дочери, — подумала Гейл. — Но это не помешало вам переехать, не сообщив, и ни разу не дать о себе знать».

— Рада, что вы друг друга поддерживаете.

Сердце кольнула зависть, стоило представить, сколько они пережили без нее счастливых дней: праздники, дни рождения, может, даже поездки.

— Жаль, что мы так долго не общались.

Нет, она не даст им понять, как переживает. Бывают моменты, когда родителям приходится сносить удары и обвинения.

— Спасибо, что вы приехали.

— Я удивилась, что ты к нам обратилась, — Саманта запнулась, но продолжила: — Не понимала, какова твоя цель.