Наполеон. Заговоры и покушения
Часть 7 из 40 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но был ли он счастлив на самом деле? Совершенно очевидно, что деятельный и честолюбивый по натуре Фуше не был создан для такой жизни. Бездействие тяготило его, но, будучи человеком, непоколебимо верящим в свою незаменимость, он ждал и надеялся, что восстановление министерства полиции и, следовательно, его самого в качестве министра полиции — дело недалекого будущего. А пока он, как примерный подданный, исполнял свои нехитрые обязанности в Сенате — высшем и безвластном органе государственного управления. Его время снова наступит уже очень скоро.
Глава третья. Кадудаль, Пишегрю, Моро и другие
Самое важное в политике — следовать своей цели: средства ничего не значат.
Наполеон
Существуют такие кризисные ситуации, когда во имя блага народа требуется осудить невинного человека.
Наполеон
Меня огорчает слава Моро. Мне ставили в вину его изгнание; так или иначе — ведь нас же было двое, тогда как нужен был только один.
Наполеон
Пока Наполеон во Франции медленно, но верно двигался к императорскому венцу, Лондон был буквально наводнен французскими эмигрантами. Наиболее агрессивно настроенные из них группировались там вокруг трех личностей: графа д'Артуа, герцога Беррийского и принца Конде.
Шарль-Филипп де Бурбон, граф д'Артуа, был младшим братом казненного в 1793 году Людовика XVI. После революции он вместе с другими французскими дворянами и уцелевшими вождями вандейского восстания нашел приют в Англии. Впоследствии (в 1824 году) он станет французским королем под именем Карла X.
Шарль-Фердинанд де Берри, или герцог Беррийский, был сыном графа д'Артуа, и в 1803 году ему было всего 25 лет.
Принц Луи-Жозеф Конде также принадлежал к свергнутому дому Бурбонов. Несмотря на свои почти 70 лет, он возглавлял эмигрантскую армию, которая в 1814 году вторгнется во Францию вместе с союзными русско-австро-прусскими войсками.
Все они, как говорится, «плели в Лондоне нити коварных заговоров» против революционной Франции. Правда, существует версия, что вся эта идея с заговором была разработана самим Жозефом Фуше и претворялась в жизнь через его тайного агента Жан-Клода Меге де ля Туша, которого историк Вильям Миллиган Слоон образно называет одним из «негодяев, столь часто появляющихся из мрака в смутные времена».
Жермена де Сталь в своих «Мемуарах…» в этом вопросе пошла еще дальше, обвинив во всем самого Наполеона. Она писала так:
«Этот заговор, послуживший поводом для бесчисленных злодеяний Бонапарта, был задуман им самим; он управлял заговорщиками с дьявольским искусством, которое следует описать во всех подробностях.
Он отправил в Англию якобинца, который мог заслужить право вернуться на родину, только оказав услуги первому консулу. Человек этот, звавшийся Меге, явился среди эмигрантов, словно Синон[7], представивший себя жертвой греков, среди троянцев. <…> Меге без труда ввел в обман несколько государственных мужей, управлявших страной в ту пору. <…> Агент Бонапарта, притворявшийся его врагом, утверждал, что во Франции есть множество недовольных, готовых поднять восстание».
Этот Меге де ля Туш, действительно, был агентом тайной полиции. Прибыв в Лондон, он вступил в контакт с представителями британского правительства и французскими эмигрантами, в частности с бывшим морским министром графом де Мольвиллем, соблазнив их планом заговора против Наполеона. Удалось ему «запудрить мозги» даже главе британской разведки в Мюнхене Фрэнсису Дрейку. Одновременно с этим Меге де ля Туш информировал обо всем французскую сторону.
Безусловно, обвинять одного Фуше в организации заговора против Наполеона нельзя. Да и зачем ему это было бы нужно? Не для того же, чтобы поднять свой авторитет, вовремя «раскрыв» заговорщиков? Это было бы слишком примитивно. По этому поводу очень верно написал в своих «Мемуарах…» барон де Барант:
«Не следует думать, что полиция собиралась руками агентов готовить покушения на первого консула с тем, чтобы в последнюю минуту их раскрыть. Ни один полицейский не рискнет ввязываться в игру столь глупую».
Первопричина заговора находилась гораздо выше. Ведь трудно не признать тот факт, что одной из целей Наполеона была компрометация генерала Моро через представление его лидером заговорщиков. Кроме того, его полиция стремилась заманить в заготовленную ловушку представлявших большую опасность бурбонских принцев.
Была у Наполеона цель и «покруче». Четкую формулировку этой цели можно найти в «Мемуарах…» мадам де Сталь:
«Но зачем было первому консулу разжигать заговор против самого себя, грозивший ему столькими опасностями? Все дело в том, что он нуждался в предлоге для перемены формы правления; что же касается заговорщиков, то он не сомневался, что сумеет вовремя их остановить…
Не существовало никакой явной причины для перемены порядка вещей и требовалось сослаться на заговор, в котором были бы замешаны англичане и Бурбоны, разжечь таким образом пыл сторонников революции и с их помощью, якобы для предотвращения возврата к старому порядку, ввести во Франции порядок ультрамонархический. Замысел этот кажется весьма сложным, между тем суть его была весьма проста: следовало внушить революционерам, что их интересы в опасности, а затем предложить им помощь и защиту в обмен на окончательный отказ от былых принципов. Именно так Бонапарт и поступил».
Как бы то ни было, заговор явно осуществлялся под контролем консульской полиции, и Наполеон (особенно поначалу) знал о многих шагах заговорщиков. Министерство полиции еще со времен Фуше имело картотеку, содержащую более тысячи досье на особенно опасных роялистов. Она носила название «шуанская география».
Помимо Лондонской, поддерживавшей графа д'Артуа, существовала еще и Варшавская группировка роялистов, поддерживавшая графа Прованского, среднего брата казненного Людовика XVI, именовавшего себя Людовиком XVIII (им он, собственно, через десять лет и станет. — Авт.). Третья роялистская группировка благоприятствовала молодому Луи де Бурбон-Конде, герцогу Энгиенскому, представителю родственного Бурбонам семейства Конде. Но эти две группировки никакой опасности не представляли, и их деятельность ограничивалась периодически издаваемыми манифестами, на которые во Франции никто не обращал внимания.
Согласно планам Лондонских заговорщиков весной 1800 года Жорж Кадудаль, один из главарей контрреволюционного восстания в Вандее, должен был устранить Наполеона, напав на него с группой вооруженных людей, когда тот будет ехать верхом из Парижа в свой загородный замок в Мальмезоне. Дело представлялось несложным: первого консула обычно сопровождал отряд из 10–12 гвардейцев, которых можно было перестрелять из засады в течение одной-двух минут.
По свидетельствам очевидцев, Жорж Кадудаль был фанатик в самом полном значении этого слова. Родился он в 1771 году в Оре (Бретань) в зажиточной крестьянской семье. После окончания учебы стал работать клерком у нотариуса. С 1787 года молодой человек увлекся новыми идеями, ставшими прелюдией будущей республики, но быстро разочаровался в них. В разразившейся после революции гражданской войне в Вандее Кадудаль уже воевал на стороне сторонников короля. Постепенно он превратился в одного из лидеров шуанского движения, стал генерал-лейтенантом Королевской армии и главнокомандующим Шуанской армией в Бретани. Он десятки раз рисковал своей жизнью, бывал в самых невероятных переделках и теперь без колебаний был готов предпринять все возможное, чтобы сместить Бонапарта, в котором он видел победоносное выражение ненавистной ему революции, узурпатора, мешающего законному королю из рода Бурбонов взойти на престол. В свое время министр полиции Фуше заслал двух своих агентов к Кадудалю, но тот оказался весьма проницательным и без труда разоблачил их. Обоих повесили на деревьях в назидание другим.
Историк А.З. Манфред пишет о Кадудале так:
«Жорж Кадудаль в шуанском движении, в роялистской партии занимал особое положение. Этот бретонский крестьянин, не получивший образования, не умевший грамотно писать, был наделен от природы живым и острым умом, наблюдательностью и зоркостью охотника, умением вести за собой людей. Огромного роста, поразительной физической силы, он мог казаться неуклюжим медведем, если бы не сочетал эту тяжеловесную массивность с непостижимой ловкостью и изворотливостью. Он был фанатически предан делу Бурбонов и брал на себя самые сложные поручения. То не был заурядный убийца вроде Маргаделя[8], в иное время, например в Средние века, такой человек мог бы стать предводителем какой-либо религиозной секты или движения жакерии. В начале девятнадцатого столетия он стал одним из главарей шуанского подполья, и заносчивые, чванливые аристократы беспрекословно выполняли приказы этого немногословного человека».
Первая попытка нападения на Наполеона не удалась, и Кадудаль бежал в Англию, где продолжал вести антинаполеоновскую деятельность.
В начале 1803 года Кадудаль и его помощники предложили графу д'Артуа новый план свержения Наполеона. В случае удачи власть временно должен был захватить популярный и честолюбивый генерал Моро, которого считали республиканцем, находившимся в молчаливой оппозиции к Наполеону, но скрыто сочувствовавшим роялистам. Через Моро можно было обеспечить поддержку армии, ведь среди большинства военных Моро пользовался непререкаемым авторитетом. Позднее для руководства роялистами во Францию должен был приехать кто-либо из принцев королевского дома — граф д'Артуа или герцог Беррийский.
До поры до времени Консульская полиция не мешала действиям роялистов, ведь ее бывший деятельный начальник Жозеф Фуше был в немилости, а новый начальник Ренье совсем не соответствовал важности стоящих перед полицией задач. А задача, как мы уже знаем, состояла в том, чтобы генерал Моро скомпрометировал себя участием в заговоре (даже ничего не делая в Париже, этот талантливый и заслуженный человек был опасен для Наполеона. — Авт.), а бурбонские принцы прибыли во Францию и попали в заранее расставленную ловушку.
Впрочем, сам отставной министр Фуше все равно продолжал следить за ходом дела и держать все под своим контролем. Иначе жить он не умел. О том, что Фуше многое знал о планах роялистов, говорит тот факт, что уже в мае 1803 года он написал Наполеону записку, которая заканчивалась такими словами:
«Воздух полон кинжалами».
Секретарь Наполеона Луи-Антуан Бурьенн первым увидел эту записку и, прежде чем передать ее первому консулу, бросился к Фуше за разъяснениями. Каково же было его удивление, когда он увидел бывшего министра полиции, собирающегося в свое загородное имение в Пон-Карре.
— Как же так! — воскликнул Бурьенн. — Вы утверждаете, что воздух полон кинжалами, а сами преспокойно покидаете Париж вместо того, чтобы мчаться в Тюильри и дать объяснения первому консулу?
— Я думал, что вы знаете это не хуже, чем я, — ответил Фуше, хитро улыбаясь. — Я посылаю эту записку и уверен, что не пройдет и часа в Пон-Карре, как я буду вызван в Тюильри. Увидите, уже завтра я буду на месте.
После этого он сел в карету, махнул Бурьенну рукой и уехал.
И точно, на следующий день Фуше уже снова был в Париже.
— Ну вот, мой дорогой, — сказал он Бурьенну, — а я что говорил? Не успел я приехать в Пон-Карре, как примчался посыльный с приказом срочно явиться в Тюильри. Уже вчера вечером у меня была длительная беседа с первым консулом о положении дел в стране. Я спросил его, что он скажет на то, что Жорж Кадудаль уже находится в Париже и готовит заговор против него, но Бонапарт лишь засмеялся в ответ. Он сказал, что, по его данным, три дня назад Кадудаля видели в Лондоне. По его данным… Похоже, он больше доверяет своим верным псам — Реалю и Савари.
* * *
Наполеон, действительно, гораздо больше доверял информации Реаля, государственного советника и фактического вице-министра полиции, и полковника Савари, командира легиона элитной жандармерии, фактически являвшегося личной полицией первого консула.
46-летний Пьер-Франсуа Реаль сначала занимался адвокатурой. Увлекшись новыми идеями, он вступил в Общество друзей конституции и, благодаря покровительству Дантона, стал прокурором революционного трибунала. После падения дантонистов Реаль был арестован и освобожден только после казни Робеспьера. Директория назначила его историографом республики. Как профессиональный адвокат Реаль приобрел блестящую репутацию: он защищал людей различных направлений — членов нантского революционного комитета, роялистов, заговорщика-утописта Бабёфа и его друзей. Он немало способствовал Брюмерскому государственному перевороту, после чего был назначен одним из четырех государственных советников, причисленных к министерству полиции.
28-летний Савари был родом из Шампани. Его полное имя было Анн-Жан-Мари-Рене Савари. Образование он получил в королевском колледже Святого Людовика в Меце. В 1790 году он поступил волонтером в Королевский кавалерийский полк, стал лейтенантом, участвовал в кампаниях на Рейне, потом воевал в Египте, отличился в сражении при Маренго. После этого на него обратил внимание Наполеон, сделавший его своим адъютантом, а потом и начальником своей личной полиции, одной из задач которой был контроль над самим Фуше.
Активный Савари (через несколько лет он станет герцогом де Ровиго и министром полиции. — Авт.) находился в постоянном контакте с одним из бывших вандейских командиров. Этот человек давно был им завербован и обещал поставлять информацию в обмен на безбедную жизнь за счет регулярного получения некоторых сумм из государственного бюджета. Так вот, этот человек сообщал, что недавно его посетила группа вооруженных людей — бывших соратников, которые предупредили его о том, чтобы он готовился. Они, правда, не сказали, к чему готовиться и когда, но все равно, он считал своим долгом доложить об этом Савари.
Полковник показал это письмо Наполеону, и тот приказал срочно разобраться, что такое опять готовиться в этой никак не утихающей Вандее. В тот же день Савари инкогнито отправился к вандейскому командиру в Гранвиле, и тот предоставил ему новые подробности. Оказалось, что несколько дней назад из Англии прибыли два каких-то важных начальника, и теперь они перемещались по деревням и хуторам, объявляя о скором изменении режима во Франции и призывая быть готовыми к этому. Савари сам видел, как местные крестьяне собираются и готовятся к предстоящему выступлению.
Кто были эти двое — пока было неизвестно, но, судя по развернувшейся активности местного населения, это действительно были какие-то очень высокопоставленные люди. Вполне возможно, что одним из них был сам Жорж Кадудаль, ведь он был единственным человеком, который, действительно, мог вновь поднять вандейцев на решительные действия.
Первый консул уже было начал волноваться из-за отсутствия новостей от своего адъютанта, но тут тот появился и сделал полный отчет об увиденном и услышанном. Детали, которые ему сообщил Савари, очень удивили и обеспокоили Наполеона. Он поблагодарил полковника за храбрость и начал предпринимать энергичные меры для выяснения того, что же на самом деле происходит.
В парижских тюрьмах в это время сидело достаточно много разных подозрительных личностей. Среди их находились некие Пико и Ле Буржуа, которые были схвачены в Нормандии как прибывшие из Лондона агенты англичан. Так, во всяком случае, значилось в их досье, составленных полицией. На допросах эти двое категорически отказались отвечать и сотрудничать с полицией, вели себя вызывающе и поэтому были приговорены к расстрелу. После этого они стали вести себя и вовсе развязно и заявили, что властям недолго осталось ждать и что за них есть кому отомстить. Эта бравада не осталась пропущенной мимо ушей, и о ней очень скоро узнал государственный советник Реаль. Тот немедленно доложил об этом Наполеону.
Первый консул потребовал, чтобы Реаль принес ему списки всех задержанных в последнее время в Бретани и Нормандии. Когда списки были доставлены, оказалось, что первым в них значится некий Керель, вторым — Дессоль де Гризоль.
— Что это за люди? — спросил Наполеон у Реаля.
Государственный советник ответил:
— Генерал, этот Керель служил у Жоржа Кадудаля в Вандее. Он прибыл во Францию два-три месяца тому назад и был арестован по доносу как возможный заговорщик. Что касается второго, то я никогда не слышал этого имени.
— Я думаю, что эти господа должны что-то знать. Их нужно хорошенько допросить. Займитесь этим, Реаль, и держите меня в курсе.
Когда Реаль навел справки, выяснилось, что Дессоль де Гризоль из-за отсутствия доказательств состава преступления уже был выпущен на свободу, несчастного же Кереля приговорили к расстрелу. Дотошный Реаль начал «копать» дальше и выяснил, что этот Керель сидел в тюрьме в одно время с Пико и Ле Буржуа, с которыми он был знаком еще в Англии.
Когда Реаль закончил это маленькое расследование и явился в кабинет первого консула, туда одновременно с ним вошел и генерал Мюрат, недавно назначенный на пост военного коменданта Парижа вместо генерала Жюно, отправленного в Булонь на формирование новой гренадерской дивизии для будущей Великой армии Наполеона.
— Что нового? — спросил первый консул своего шурина.
— Генерал, — ответил Мюрат, — я только что получил письмо от одного несчастного, приговоренного к смерти. Сегодня его должны расстрелять. Так вот, он хочет сделать какое-то признание.
— Ерунда! — сухо сказал Наполеон. — Ни вам, ни тем более мне не пристало заниматься подобными пустяками.
— Но, мой генерал, — снова начал Мюрат, — этот человек говорит, что хочет сделать очень важное признание.
— Я это прекрасно понял, но не считаю, что стоит тратить время на разглагольствования какого-то там приговоренного к смерти бандита. Наверняка будет умолять о помиловании.
— Кто знает? — возразил Мюрат.
— Хорошо, — сказал Наполеон. — Если вы так хотите, я не возражаю. Можете поговорить с ним. Но никаких отсрочек. Я думаю, этот человек не заслуживает никакого интереса, и уж тем более речи не может идти о каких-то индульгенциях для него. Реаль, не сочтите за труд подключиться к этому делу.
На этом Мюрат и Реаль удалились.
Глава третья. Кадудаль, Пишегрю, Моро и другие
Самое важное в политике — следовать своей цели: средства ничего не значат.
Наполеон
Существуют такие кризисные ситуации, когда во имя блага народа требуется осудить невинного человека.
Наполеон
Меня огорчает слава Моро. Мне ставили в вину его изгнание; так или иначе — ведь нас же было двое, тогда как нужен был только один.
Наполеон
Пока Наполеон во Франции медленно, но верно двигался к императорскому венцу, Лондон был буквально наводнен французскими эмигрантами. Наиболее агрессивно настроенные из них группировались там вокруг трех личностей: графа д'Артуа, герцога Беррийского и принца Конде.
Шарль-Филипп де Бурбон, граф д'Артуа, был младшим братом казненного в 1793 году Людовика XVI. После революции он вместе с другими французскими дворянами и уцелевшими вождями вандейского восстания нашел приют в Англии. Впоследствии (в 1824 году) он станет французским королем под именем Карла X.
Шарль-Фердинанд де Берри, или герцог Беррийский, был сыном графа д'Артуа, и в 1803 году ему было всего 25 лет.
Принц Луи-Жозеф Конде также принадлежал к свергнутому дому Бурбонов. Несмотря на свои почти 70 лет, он возглавлял эмигрантскую армию, которая в 1814 году вторгнется во Францию вместе с союзными русско-австро-прусскими войсками.
Все они, как говорится, «плели в Лондоне нити коварных заговоров» против революционной Франции. Правда, существует версия, что вся эта идея с заговором была разработана самим Жозефом Фуше и претворялась в жизнь через его тайного агента Жан-Клода Меге де ля Туша, которого историк Вильям Миллиган Слоон образно называет одним из «негодяев, столь часто появляющихся из мрака в смутные времена».
Жермена де Сталь в своих «Мемуарах…» в этом вопросе пошла еще дальше, обвинив во всем самого Наполеона. Она писала так:
«Этот заговор, послуживший поводом для бесчисленных злодеяний Бонапарта, был задуман им самим; он управлял заговорщиками с дьявольским искусством, которое следует описать во всех подробностях.
Он отправил в Англию якобинца, который мог заслужить право вернуться на родину, только оказав услуги первому консулу. Человек этот, звавшийся Меге, явился среди эмигрантов, словно Синон[7], представивший себя жертвой греков, среди троянцев. <…> Меге без труда ввел в обман несколько государственных мужей, управлявших страной в ту пору. <…> Агент Бонапарта, притворявшийся его врагом, утверждал, что во Франции есть множество недовольных, готовых поднять восстание».
Этот Меге де ля Туш, действительно, был агентом тайной полиции. Прибыв в Лондон, он вступил в контакт с представителями британского правительства и французскими эмигрантами, в частности с бывшим морским министром графом де Мольвиллем, соблазнив их планом заговора против Наполеона. Удалось ему «запудрить мозги» даже главе британской разведки в Мюнхене Фрэнсису Дрейку. Одновременно с этим Меге де ля Туш информировал обо всем французскую сторону.
Безусловно, обвинять одного Фуше в организации заговора против Наполеона нельзя. Да и зачем ему это было бы нужно? Не для того же, чтобы поднять свой авторитет, вовремя «раскрыв» заговорщиков? Это было бы слишком примитивно. По этому поводу очень верно написал в своих «Мемуарах…» барон де Барант:
«Не следует думать, что полиция собиралась руками агентов готовить покушения на первого консула с тем, чтобы в последнюю минуту их раскрыть. Ни один полицейский не рискнет ввязываться в игру столь глупую».
Первопричина заговора находилась гораздо выше. Ведь трудно не признать тот факт, что одной из целей Наполеона была компрометация генерала Моро через представление его лидером заговорщиков. Кроме того, его полиция стремилась заманить в заготовленную ловушку представлявших большую опасность бурбонских принцев.
Была у Наполеона цель и «покруче». Четкую формулировку этой цели можно найти в «Мемуарах…» мадам де Сталь:
«Но зачем было первому консулу разжигать заговор против самого себя, грозивший ему столькими опасностями? Все дело в том, что он нуждался в предлоге для перемены формы правления; что же касается заговорщиков, то он не сомневался, что сумеет вовремя их остановить…
Не существовало никакой явной причины для перемены порядка вещей и требовалось сослаться на заговор, в котором были бы замешаны англичане и Бурбоны, разжечь таким образом пыл сторонников революции и с их помощью, якобы для предотвращения возврата к старому порядку, ввести во Франции порядок ультрамонархический. Замысел этот кажется весьма сложным, между тем суть его была весьма проста: следовало внушить революционерам, что их интересы в опасности, а затем предложить им помощь и защиту в обмен на окончательный отказ от былых принципов. Именно так Бонапарт и поступил».
Как бы то ни было, заговор явно осуществлялся под контролем консульской полиции, и Наполеон (особенно поначалу) знал о многих шагах заговорщиков. Министерство полиции еще со времен Фуше имело картотеку, содержащую более тысячи досье на особенно опасных роялистов. Она носила название «шуанская география».
Помимо Лондонской, поддерживавшей графа д'Артуа, существовала еще и Варшавская группировка роялистов, поддерживавшая графа Прованского, среднего брата казненного Людовика XVI, именовавшего себя Людовиком XVIII (им он, собственно, через десять лет и станет. — Авт.). Третья роялистская группировка благоприятствовала молодому Луи де Бурбон-Конде, герцогу Энгиенскому, представителю родственного Бурбонам семейства Конде. Но эти две группировки никакой опасности не представляли, и их деятельность ограничивалась периодически издаваемыми манифестами, на которые во Франции никто не обращал внимания.
Согласно планам Лондонских заговорщиков весной 1800 года Жорж Кадудаль, один из главарей контрреволюционного восстания в Вандее, должен был устранить Наполеона, напав на него с группой вооруженных людей, когда тот будет ехать верхом из Парижа в свой загородный замок в Мальмезоне. Дело представлялось несложным: первого консула обычно сопровождал отряд из 10–12 гвардейцев, которых можно было перестрелять из засады в течение одной-двух минут.
По свидетельствам очевидцев, Жорж Кадудаль был фанатик в самом полном значении этого слова. Родился он в 1771 году в Оре (Бретань) в зажиточной крестьянской семье. После окончания учебы стал работать клерком у нотариуса. С 1787 года молодой человек увлекся новыми идеями, ставшими прелюдией будущей республики, но быстро разочаровался в них. В разразившейся после революции гражданской войне в Вандее Кадудаль уже воевал на стороне сторонников короля. Постепенно он превратился в одного из лидеров шуанского движения, стал генерал-лейтенантом Королевской армии и главнокомандующим Шуанской армией в Бретани. Он десятки раз рисковал своей жизнью, бывал в самых невероятных переделках и теперь без колебаний был готов предпринять все возможное, чтобы сместить Бонапарта, в котором он видел победоносное выражение ненавистной ему революции, узурпатора, мешающего законному королю из рода Бурбонов взойти на престол. В свое время министр полиции Фуше заслал двух своих агентов к Кадудалю, но тот оказался весьма проницательным и без труда разоблачил их. Обоих повесили на деревьях в назидание другим.
Историк А.З. Манфред пишет о Кадудале так:
«Жорж Кадудаль в шуанском движении, в роялистской партии занимал особое положение. Этот бретонский крестьянин, не получивший образования, не умевший грамотно писать, был наделен от природы живым и острым умом, наблюдательностью и зоркостью охотника, умением вести за собой людей. Огромного роста, поразительной физической силы, он мог казаться неуклюжим медведем, если бы не сочетал эту тяжеловесную массивность с непостижимой ловкостью и изворотливостью. Он был фанатически предан делу Бурбонов и брал на себя самые сложные поручения. То не был заурядный убийца вроде Маргаделя[8], в иное время, например в Средние века, такой человек мог бы стать предводителем какой-либо религиозной секты или движения жакерии. В начале девятнадцатого столетия он стал одним из главарей шуанского подполья, и заносчивые, чванливые аристократы беспрекословно выполняли приказы этого немногословного человека».
Первая попытка нападения на Наполеона не удалась, и Кадудаль бежал в Англию, где продолжал вести антинаполеоновскую деятельность.
В начале 1803 года Кадудаль и его помощники предложили графу д'Артуа новый план свержения Наполеона. В случае удачи власть временно должен был захватить популярный и честолюбивый генерал Моро, которого считали республиканцем, находившимся в молчаливой оппозиции к Наполеону, но скрыто сочувствовавшим роялистам. Через Моро можно было обеспечить поддержку армии, ведь среди большинства военных Моро пользовался непререкаемым авторитетом. Позднее для руководства роялистами во Францию должен был приехать кто-либо из принцев королевского дома — граф д'Артуа или герцог Беррийский.
До поры до времени Консульская полиция не мешала действиям роялистов, ведь ее бывший деятельный начальник Жозеф Фуше был в немилости, а новый начальник Ренье совсем не соответствовал важности стоящих перед полицией задач. А задача, как мы уже знаем, состояла в том, чтобы генерал Моро скомпрометировал себя участием в заговоре (даже ничего не делая в Париже, этот талантливый и заслуженный человек был опасен для Наполеона. — Авт.), а бурбонские принцы прибыли во Францию и попали в заранее расставленную ловушку.
Впрочем, сам отставной министр Фуше все равно продолжал следить за ходом дела и держать все под своим контролем. Иначе жить он не умел. О том, что Фуше многое знал о планах роялистов, говорит тот факт, что уже в мае 1803 года он написал Наполеону записку, которая заканчивалась такими словами:
«Воздух полон кинжалами».
Секретарь Наполеона Луи-Антуан Бурьенн первым увидел эту записку и, прежде чем передать ее первому консулу, бросился к Фуше за разъяснениями. Каково же было его удивление, когда он увидел бывшего министра полиции, собирающегося в свое загородное имение в Пон-Карре.
— Как же так! — воскликнул Бурьенн. — Вы утверждаете, что воздух полон кинжалами, а сами преспокойно покидаете Париж вместо того, чтобы мчаться в Тюильри и дать объяснения первому консулу?
— Я думал, что вы знаете это не хуже, чем я, — ответил Фуше, хитро улыбаясь. — Я посылаю эту записку и уверен, что не пройдет и часа в Пон-Карре, как я буду вызван в Тюильри. Увидите, уже завтра я буду на месте.
После этого он сел в карету, махнул Бурьенну рукой и уехал.
И точно, на следующий день Фуше уже снова был в Париже.
— Ну вот, мой дорогой, — сказал он Бурьенну, — а я что говорил? Не успел я приехать в Пон-Карре, как примчался посыльный с приказом срочно явиться в Тюильри. Уже вчера вечером у меня была длительная беседа с первым консулом о положении дел в стране. Я спросил его, что он скажет на то, что Жорж Кадудаль уже находится в Париже и готовит заговор против него, но Бонапарт лишь засмеялся в ответ. Он сказал, что, по его данным, три дня назад Кадудаля видели в Лондоне. По его данным… Похоже, он больше доверяет своим верным псам — Реалю и Савари.
* * *
Наполеон, действительно, гораздо больше доверял информации Реаля, государственного советника и фактического вице-министра полиции, и полковника Савари, командира легиона элитной жандармерии, фактически являвшегося личной полицией первого консула.
46-летний Пьер-Франсуа Реаль сначала занимался адвокатурой. Увлекшись новыми идеями, он вступил в Общество друзей конституции и, благодаря покровительству Дантона, стал прокурором революционного трибунала. После падения дантонистов Реаль был арестован и освобожден только после казни Робеспьера. Директория назначила его историографом республики. Как профессиональный адвокат Реаль приобрел блестящую репутацию: он защищал людей различных направлений — членов нантского революционного комитета, роялистов, заговорщика-утописта Бабёфа и его друзей. Он немало способствовал Брюмерскому государственному перевороту, после чего был назначен одним из четырех государственных советников, причисленных к министерству полиции.
28-летний Савари был родом из Шампани. Его полное имя было Анн-Жан-Мари-Рене Савари. Образование он получил в королевском колледже Святого Людовика в Меце. В 1790 году он поступил волонтером в Королевский кавалерийский полк, стал лейтенантом, участвовал в кампаниях на Рейне, потом воевал в Египте, отличился в сражении при Маренго. После этого на него обратил внимание Наполеон, сделавший его своим адъютантом, а потом и начальником своей личной полиции, одной из задач которой был контроль над самим Фуше.
Активный Савари (через несколько лет он станет герцогом де Ровиго и министром полиции. — Авт.) находился в постоянном контакте с одним из бывших вандейских командиров. Этот человек давно был им завербован и обещал поставлять информацию в обмен на безбедную жизнь за счет регулярного получения некоторых сумм из государственного бюджета. Так вот, этот человек сообщал, что недавно его посетила группа вооруженных людей — бывших соратников, которые предупредили его о том, чтобы он готовился. Они, правда, не сказали, к чему готовиться и когда, но все равно, он считал своим долгом доложить об этом Савари.
Полковник показал это письмо Наполеону, и тот приказал срочно разобраться, что такое опять готовиться в этой никак не утихающей Вандее. В тот же день Савари инкогнито отправился к вандейскому командиру в Гранвиле, и тот предоставил ему новые подробности. Оказалось, что несколько дней назад из Англии прибыли два каких-то важных начальника, и теперь они перемещались по деревням и хуторам, объявляя о скором изменении режима во Франции и призывая быть готовыми к этому. Савари сам видел, как местные крестьяне собираются и готовятся к предстоящему выступлению.
Кто были эти двое — пока было неизвестно, но, судя по развернувшейся активности местного населения, это действительно были какие-то очень высокопоставленные люди. Вполне возможно, что одним из них был сам Жорж Кадудаль, ведь он был единственным человеком, который, действительно, мог вновь поднять вандейцев на решительные действия.
Первый консул уже было начал волноваться из-за отсутствия новостей от своего адъютанта, но тут тот появился и сделал полный отчет об увиденном и услышанном. Детали, которые ему сообщил Савари, очень удивили и обеспокоили Наполеона. Он поблагодарил полковника за храбрость и начал предпринимать энергичные меры для выяснения того, что же на самом деле происходит.
В парижских тюрьмах в это время сидело достаточно много разных подозрительных личностей. Среди их находились некие Пико и Ле Буржуа, которые были схвачены в Нормандии как прибывшие из Лондона агенты англичан. Так, во всяком случае, значилось в их досье, составленных полицией. На допросах эти двое категорически отказались отвечать и сотрудничать с полицией, вели себя вызывающе и поэтому были приговорены к расстрелу. После этого они стали вести себя и вовсе развязно и заявили, что властям недолго осталось ждать и что за них есть кому отомстить. Эта бравада не осталась пропущенной мимо ушей, и о ней очень скоро узнал государственный советник Реаль. Тот немедленно доложил об этом Наполеону.
Первый консул потребовал, чтобы Реаль принес ему списки всех задержанных в последнее время в Бретани и Нормандии. Когда списки были доставлены, оказалось, что первым в них значится некий Керель, вторым — Дессоль де Гризоль.
— Что это за люди? — спросил Наполеон у Реаля.
Государственный советник ответил:
— Генерал, этот Керель служил у Жоржа Кадудаля в Вандее. Он прибыл во Францию два-три месяца тому назад и был арестован по доносу как возможный заговорщик. Что касается второго, то я никогда не слышал этого имени.
— Я думаю, что эти господа должны что-то знать. Их нужно хорошенько допросить. Займитесь этим, Реаль, и держите меня в курсе.
Когда Реаль навел справки, выяснилось, что Дессоль де Гризоль из-за отсутствия доказательств состава преступления уже был выпущен на свободу, несчастного же Кереля приговорили к расстрелу. Дотошный Реаль начал «копать» дальше и выяснил, что этот Керель сидел в тюрьме в одно время с Пико и Ле Буржуа, с которыми он был знаком еще в Англии.
Когда Реаль закончил это маленькое расследование и явился в кабинет первого консула, туда одновременно с ним вошел и генерал Мюрат, недавно назначенный на пост военного коменданта Парижа вместо генерала Жюно, отправленного в Булонь на формирование новой гренадерской дивизии для будущей Великой армии Наполеона.
— Что нового? — спросил первый консул своего шурина.
— Генерал, — ответил Мюрат, — я только что получил письмо от одного несчастного, приговоренного к смерти. Сегодня его должны расстрелять. Так вот, он хочет сделать какое-то признание.
— Ерунда! — сухо сказал Наполеон. — Ни вам, ни тем более мне не пристало заниматься подобными пустяками.
— Но, мой генерал, — снова начал Мюрат, — этот человек говорит, что хочет сделать очень важное признание.
— Я это прекрасно понял, но не считаю, что стоит тратить время на разглагольствования какого-то там приговоренного к смерти бандита. Наверняка будет умолять о помиловании.
— Кто знает? — возразил Мюрат.
— Хорошо, — сказал Наполеон. — Если вы так хотите, я не возражаю. Можете поговорить с ним. Но никаких отсрочек. Я думаю, этот человек не заслуживает никакого интереса, и уж тем более речи не может идти о каких-то индульгенциях для него. Реаль, не сочтите за труд подключиться к этому делу.
На этом Мюрат и Реаль удалились.