Найден, жив! Записки о поисковом отряде «Лиза Алерт»
Часть 9 из 37 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Тот смотрит на Гришу, в его глазах просыпается интерес.
– Где? – с любопытством спрашивает он.
– В магазине! – веселится Гриша.
Я отъезжаю и, проехав с километр, встречаю тетушек в оранжевых жилетах. Опускаю стекло и сообщаю радостную новость. Они одинаково всплескивают руками.
– Ой, ну слава богу! А мы с Зиной решили: будем идти и молиться, чтобы он нашел дорогу и чтобы ему здоровья хватило… Идем и молимся… И вам здоровья! Такое нужное дело делаете, родненькие! До свидания! Удачи!.. И спасибо, что сказали! И вообще спасибо!…
Я уже отъезжаю, а в открытое окно мне летит:
– Здоровьечка-а-а-а-а!
Сопереживание и реальная помощь пропавшим
Занимаясь в течение многих лет поисками пропавших, мы постоянно наблюдаем, как реагируют другие люди на эти ситуации. Это всегда очень интересные наблюдения. Разумеется, далеко не все готовы бросать все и бежать искать чужого человека, обклеивать ориентировками остановки, обзванивать больницы и так далее. Но у многих высокая потребность выразить сочувствие, хотя бы на каком-то эзотерическом уровне поучаствовать в поисках. Поэтому, когда мы ищем человека – особенно часто это происходит, если речь идет о резонансном поиске ребенка, – наши группы в социальных сетях заваливают комментариями типа «держу кулачки», «мы за тебя молимся», «держись, малыш», эмодзи в виде сложенных ладошек, означающих, видимо, молитву, и так далее. Кто-то рассказывает о том, как он переживает: «всю ночь не спала», «постоянно плачу, думаю, как он там», «очень волнуемся» и прочее.
Я отношусь к этому совершенно спокойно – видимо, людям для чего-то нужно выразить эту сопричастность, а может, они считают, что родственникам станет легче, если они увидят, сколько людей переживают за их пропавшего, но у других поисковиков это часто вызывает негативную и резко негативную реакцию, вплоть до того, что мы закрываем комментарии в группах, предвидя нашествие «ладошек», когда вешаем посты про резонансные поиски. В этом есть и рациональная причина – часто за обилием таких комментариев можно пропустить важную информацию, которую по какой-то причине решили разместить именно здесь. Есть и эмоциональная: люди, тратящие свое время и силы на поиски пропавших, прекрасно понимают, что все эти ладошки и вздохи никакой реальной помощи оказать не могут, зато точно знают, что могут помочь реальные действия, поэтому им сложно спокойно воспринимать выражение сочувствия от десятков и сотен людей, которые могли бы принести реальную пользу в поиске.
Ошибка опытного
Лес – существо коварное. Он заманивает своей кажущейся безопасностью, близостью, доступностью и понятностью.
Мы часто ищем бабушек и дедушек, которые в этот лес сто лет ходят и знают его наизусть. Это как море: зачастую тонут не те, кто первый раз вошел в воду, а как раз те, кто плавал, как бог, и именно поэтому поплыл за буйки, на глубину, пошел в море во время шторма.
«Осталось вынуть его из леса!»
Мой любимый координатор, судя по всему, обкатывает на мне свои стандартные приемы, которые я как человек, который в отряде не так давно, не знаю, и поэтому отрабатывать их на мне – одно удовольствие.
Вечер. Звонок. В телефоне – Дулин с мрачным голосом.
– Тему про дедушку видела? – спрашивает он.
– Видела, – коротко отвечаю я.
Он пересказывает вводную, я внимательно слушаю и сообщаю, что сегодня никак, но завтра утром готова приехать. Его голос еще больше грустнеет:
– Утром-то уже, может, и искать будет некого. Ночью уже температура до плюс четырех, а он ушел в одной рубашке. Ну ладно, иди спать, спокойной ночи, чего…
Это удар ниже пояса, Виктор Сергеевич, так и знайте, когда будете читать! Один раз я так все бросила и поехала – и была неправа, потому что мне точно в эту ночь надо было спать восемь часов как минимум, но я это поняла уже утром за рулем по дороге в Москву…
Второй его творческий метод, наоборот, основан на позитивном подкреплении. Этот номер со мной он исполнил за сезон дважды, после того как я уже поучаствовала в поиске.
– Привет! – бодро кричит он в трубку. – Ну что, деда мы локализовали, слышим его, нужен народ, просто чтобы вынуть его из леса!
Это очень мощный ход – кому же не хочется быстро смотаться, пойти туда, где уже точно находится дед, и «вынуть» его из леса!
…В общем, оба раза оказывалось, что «деда» не локализовали, где он – неизвестно, но выяснялось это, естественно, уже когда я приезжала в лес. Понятно, что разворачиваться в такой ситуации глупо… Надеваешь ботинки, берешь фонарик, смотришь выразительно на Дулина и идешь с группой в лес.
Прожигающий взгляд
Уезжая рано утром с поиска двух ушедших в лес братьев пяти и семи лет, я вдруг увидела родителей пропавших детей.
Я сразу поняла, что это они.
В окружении десятков машин МЧС, полиции, Мособлпожспаса (спасатели), казаков и других стояли мужчина и женщина.
У женщины был измученный потухший взгляд, она еле стояла, вероятно, приняла недавно лекарства, а у мужчины были страшные глаза. Он стоял так, чтобы видеть каждую выезжающую с поиска машину – у «Лиза Алерт» чуть в стороне находилась своя стоянка. Поэтому я как бы налетела на его взгляд.
Смотреть ему в глаза было невыносимо – а он рассматривал каждого выезжавшего, – но отвернуться тоже не представлялось никакой возможности.
Так и выезжала, чувствуя, как меня насквозь прожигает этот взгляд.
И думать в последующие часы о чем-то, кроме этих детей и их родителей, тоже было невозможно.
И быть счастливее, чем в ту минуту, когда прошло долгожданное «СТОП! ПРОВЕРКА ИНФОРМАЦИИ», а затем «НАЙДЕНЫ, ЖИВЫ» тоже было, наверное, невозможно.
Про поиски детей в лесу и резонансные поиски
Поиск маленького ребенка в природной среде всегда собирает максимальное количество людей и привлекает общественное внимание. Во всяком случае, это в последние годы так, и мы этому очень рады, потому что считаем, что пропажа ребенка – это действительно именно та ситуация, которая должна быть главной новостью дня. На наш взгляд – это во многом заслуга отряда «Лиза Алерт» и поискового движения в целом – мы сумели совершить переворот в общественном сознании и сделать так, что люди осознали: это проблема, требующая немедленного реагирования всех служб и добровольцев, чтобы больше не повторилась ситуация, с которой началась история «Лиза Алерт», когда в 2010 году заблудилась в лесу четырехлетняя Лиза Фомкина и ее фактически в первые пять дней не искали…
Сегодня поиск ребенка в природной среде – это полномасштабная поисковая операция, к которой привлекается множество людей, служб, техники. В таком поиске может участвовать до 1000 и более человек в день. Слетаются генералы и губернаторы, съезжается специальная техника, стягиваются все службы – полиция, МЧС, Росгвардия, Следственный комитет, причем многих сотрудников отзывают из выходных и отпусков, – приезжают и прилетают водолазы и пилоты, сотовые операторы пригоняют за десятки и сотни километров мобильные вышки сотовой связи, местные жители и администрация организуют ночлег и питание…
Поиск ребенка, который потерялся «в природе», часто становится резонансным. Но в последнее время не меньший интерес вызывают и поиски детей, пропавших в городе. После завершения такого поиска, в зависимости от исхода и обстоятельств, общество часто начинает искать ответы на вопросы, которыми до этого не задавалось или задавалось редко. Как быть с насильниками, которые уже отбыли наказание, вышли на свободу и снова совершают то же? Как обезопасить себя от них? Как в XXI веке дети могут гибнуть в сельских туалетах? Почему у нас это регулярно происходит, в том числе на территории школ, значительная часть которых не оборудована современной канализацией и не является безопасной для детей территорией?
В этом – еще одна важная миссия отряда «Лиза Алерт»: громко задавать вопросы, на которые необходимо найти ответы.
Ирина Опимах, инфорг, оператор горячей линии «Лиза Алерт» (интервью проекту «Гордость России», ноябрь 2019 года)
«Разговаривая с заявителем, я чувствую его эмоции, и если он, например, плачет, я могу дать ему секунд десять, чтобы выплеснуть эмоции, а потом говорю: „Соня, я все понимаю, но сейчас наша главная задача – как можно скорее запустить алгоритмы поиска, поэтому давайте я вам задам вопросы, мы быстро оформимся и будем уже дальше разбираться“. Почти всегда это срабатывает. Я подстраиваюсь под человека, могу сделать голос строже, могу мягче, могу начать чуть громче говорить, чуть тише… Я транслирую человеку не гарантию того, что мы найдем его ребенка – я, конечно, не могу это обещать, как бы мне самой этого ни хотелось, – но уверенность в том, что знаю, что надо сейчас делать. Это его успокаивает, потому что для него дополнительный стресс к тому, что пропал ребенок – это то, что он не понимает, что делать. Самое тяжелое для родителей – это давать описание ребенка. Для них это сразу означает морг и опознание, хотя мы берем описание, чтобы понимать, кого ищем, разместить информацию на ориентировках и объясняем это, процентов восемьдесят родителей в этой части опроса начинают плакать. Я стараюсь на это не реагировать, делаю вид, что не замечаю, и заявитель постепенно приходит в себя».
Статусы поисков
У начатых поисков могут быть промежуточные и окончательные статусы.
Найден, жив (НЖ) – потерявшийся найден (вышел сам, найден нами, полицией, родными и так далее).
Найден, погиб (НП) – потерявшийся найден погибшим.
Не найден (НН) – пропавший до сих пор не найден, поиск продолжается.
Стоп, проверка информации (стоп) – найден человек, предположительно пропавший; по алгоритмам «Лиза Алерт» до смены статуса на «Найден, жив» или «Найден, погиб» близкие должны подтвердить личность человека (или, если речь идет о найденных останках, это должны сделать эксперты).
Инфопоиск – поиск ведется распространением ориентировок, обзвоном больниц, бюро регистрации несчастных случаев и полиции и автономными проверками свидетельств.
Актив – поиск ведется со штабом и работой поисковых групп по задачам координатора.
Отказ заявителя – заявитель по какой-то причине просит прекратить работы по поиску или передумал подключать добровольцев к поиску.
Отказ в поиске – мы по какой-то причине отказываем в поиске.
Отправлено в «Жди меня» – в некоторых случаях мы рекомендуем заявителям, которые ищут давно пропавших людей, обратиться в программу «Жди меня».
Обратный поиск – когда человек найден, но не может себя назвать (бабушка или дедушка с деменцией, травмированный или находящийся в кризисном состоянии человек, маленький ребенок) и мы ищем его родных.
Как почувствовать себя древним человеком
– Где? – с любопытством спрашивает он.
– В магазине! – веселится Гриша.
Я отъезжаю и, проехав с километр, встречаю тетушек в оранжевых жилетах. Опускаю стекло и сообщаю радостную новость. Они одинаково всплескивают руками.
– Ой, ну слава богу! А мы с Зиной решили: будем идти и молиться, чтобы он нашел дорогу и чтобы ему здоровья хватило… Идем и молимся… И вам здоровья! Такое нужное дело делаете, родненькие! До свидания! Удачи!.. И спасибо, что сказали! И вообще спасибо!…
Я уже отъезжаю, а в открытое окно мне летит:
– Здоровьечка-а-а-а-а!
Сопереживание и реальная помощь пропавшим
Занимаясь в течение многих лет поисками пропавших, мы постоянно наблюдаем, как реагируют другие люди на эти ситуации. Это всегда очень интересные наблюдения. Разумеется, далеко не все готовы бросать все и бежать искать чужого человека, обклеивать ориентировками остановки, обзванивать больницы и так далее. Но у многих высокая потребность выразить сочувствие, хотя бы на каком-то эзотерическом уровне поучаствовать в поисках. Поэтому, когда мы ищем человека – особенно часто это происходит, если речь идет о резонансном поиске ребенка, – наши группы в социальных сетях заваливают комментариями типа «держу кулачки», «мы за тебя молимся», «держись, малыш», эмодзи в виде сложенных ладошек, означающих, видимо, молитву, и так далее. Кто-то рассказывает о том, как он переживает: «всю ночь не спала», «постоянно плачу, думаю, как он там», «очень волнуемся» и прочее.
Я отношусь к этому совершенно спокойно – видимо, людям для чего-то нужно выразить эту сопричастность, а может, они считают, что родственникам станет легче, если они увидят, сколько людей переживают за их пропавшего, но у других поисковиков это часто вызывает негативную и резко негативную реакцию, вплоть до того, что мы закрываем комментарии в группах, предвидя нашествие «ладошек», когда вешаем посты про резонансные поиски. В этом есть и рациональная причина – часто за обилием таких комментариев можно пропустить важную информацию, которую по какой-то причине решили разместить именно здесь. Есть и эмоциональная: люди, тратящие свое время и силы на поиски пропавших, прекрасно понимают, что все эти ладошки и вздохи никакой реальной помощи оказать не могут, зато точно знают, что могут помочь реальные действия, поэтому им сложно спокойно воспринимать выражение сочувствия от десятков и сотен людей, которые могли бы принести реальную пользу в поиске.
Ошибка опытного
Лес – существо коварное. Он заманивает своей кажущейся безопасностью, близостью, доступностью и понятностью.
Мы часто ищем бабушек и дедушек, которые в этот лес сто лет ходят и знают его наизусть. Это как море: зачастую тонут не те, кто первый раз вошел в воду, а как раз те, кто плавал, как бог, и именно поэтому поплыл за буйки, на глубину, пошел в море во время шторма.
«Осталось вынуть его из леса!»
Мой любимый координатор, судя по всему, обкатывает на мне свои стандартные приемы, которые я как человек, который в отряде не так давно, не знаю, и поэтому отрабатывать их на мне – одно удовольствие.
Вечер. Звонок. В телефоне – Дулин с мрачным голосом.
– Тему про дедушку видела? – спрашивает он.
– Видела, – коротко отвечаю я.
Он пересказывает вводную, я внимательно слушаю и сообщаю, что сегодня никак, но завтра утром готова приехать. Его голос еще больше грустнеет:
– Утром-то уже, может, и искать будет некого. Ночью уже температура до плюс четырех, а он ушел в одной рубашке. Ну ладно, иди спать, спокойной ночи, чего…
Это удар ниже пояса, Виктор Сергеевич, так и знайте, когда будете читать! Один раз я так все бросила и поехала – и была неправа, потому что мне точно в эту ночь надо было спать восемь часов как минимум, но я это поняла уже утром за рулем по дороге в Москву…
Второй его творческий метод, наоборот, основан на позитивном подкреплении. Этот номер со мной он исполнил за сезон дважды, после того как я уже поучаствовала в поиске.
– Привет! – бодро кричит он в трубку. – Ну что, деда мы локализовали, слышим его, нужен народ, просто чтобы вынуть его из леса!
Это очень мощный ход – кому же не хочется быстро смотаться, пойти туда, где уже точно находится дед, и «вынуть» его из леса!
…В общем, оба раза оказывалось, что «деда» не локализовали, где он – неизвестно, но выяснялось это, естественно, уже когда я приезжала в лес. Понятно, что разворачиваться в такой ситуации глупо… Надеваешь ботинки, берешь фонарик, смотришь выразительно на Дулина и идешь с группой в лес.
Прожигающий взгляд
Уезжая рано утром с поиска двух ушедших в лес братьев пяти и семи лет, я вдруг увидела родителей пропавших детей.
Я сразу поняла, что это они.
В окружении десятков машин МЧС, полиции, Мособлпожспаса (спасатели), казаков и других стояли мужчина и женщина.
У женщины был измученный потухший взгляд, она еле стояла, вероятно, приняла недавно лекарства, а у мужчины были страшные глаза. Он стоял так, чтобы видеть каждую выезжающую с поиска машину – у «Лиза Алерт» чуть в стороне находилась своя стоянка. Поэтому я как бы налетела на его взгляд.
Смотреть ему в глаза было невыносимо – а он рассматривал каждого выезжавшего, – но отвернуться тоже не представлялось никакой возможности.
Так и выезжала, чувствуя, как меня насквозь прожигает этот взгляд.
И думать в последующие часы о чем-то, кроме этих детей и их родителей, тоже было невозможно.
И быть счастливее, чем в ту минуту, когда прошло долгожданное «СТОП! ПРОВЕРКА ИНФОРМАЦИИ», а затем «НАЙДЕНЫ, ЖИВЫ» тоже было, наверное, невозможно.
Про поиски детей в лесу и резонансные поиски
Поиск маленького ребенка в природной среде всегда собирает максимальное количество людей и привлекает общественное внимание. Во всяком случае, это в последние годы так, и мы этому очень рады, потому что считаем, что пропажа ребенка – это действительно именно та ситуация, которая должна быть главной новостью дня. На наш взгляд – это во многом заслуга отряда «Лиза Алерт» и поискового движения в целом – мы сумели совершить переворот в общественном сознании и сделать так, что люди осознали: это проблема, требующая немедленного реагирования всех служб и добровольцев, чтобы больше не повторилась ситуация, с которой началась история «Лиза Алерт», когда в 2010 году заблудилась в лесу четырехлетняя Лиза Фомкина и ее фактически в первые пять дней не искали…
Сегодня поиск ребенка в природной среде – это полномасштабная поисковая операция, к которой привлекается множество людей, служб, техники. В таком поиске может участвовать до 1000 и более человек в день. Слетаются генералы и губернаторы, съезжается специальная техника, стягиваются все службы – полиция, МЧС, Росгвардия, Следственный комитет, причем многих сотрудников отзывают из выходных и отпусков, – приезжают и прилетают водолазы и пилоты, сотовые операторы пригоняют за десятки и сотни километров мобильные вышки сотовой связи, местные жители и администрация организуют ночлег и питание…
Поиск ребенка, который потерялся «в природе», часто становится резонансным. Но в последнее время не меньший интерес вызывают и поиски детей, пропавших в городе. После завершения такого поиска, в зависимости от исхода и обстоятельств, общество часто начинает искать ответы на вопросы, которыми до этого не задавалось или задавалось редко. Как быть с насильниками, которые уже отбыли наказание, вышли на свободу и снова совершают то же? Как обезопасить себя от них? Как в XXI веке дети могут гибнуть в сельских туалетах? Почему у нас это регулярно происходит, в том числе на территории школ, значительная часть которых не оборудована современной канализацией и не является безопасной для детей территорией?
В этом – еще одна важная миссия отряда «Лиза Алерт»: громко задавать вопросы, на которые необходимо найти ответы.
Ирина Опимах, инфорг, оператор горячей линии «Лиза Алерт» (интервью проекту «Гордость России», ноябрь 2019 года)
«Разговаривая с заявителем, я чувствую его эмоции, и если он, например, плачет, я могу дать ему секунд десять, чтобы выплеснуть эмоции, а потом говорю: „Соня, я все понимаю, но сейчас наша главная задача – как можно скорее запустить алгоритмы поиска, поэтому давайте я вам задам вопросы, мы быстро оформимся и будем уже дальше разбираться“. Почти всегда это срабатывает. Я подстраиваюсь под человека, могу сделать голос строже, могу мягче, могу начать чуть громче говорить, чуть тише… Я транслирую человеку не гарантию того, что мы найдем его ребенка – я, конечно, не могу это обещать, как бы мне самой этого ни хотелось, – но уверенность в том, что знаю, что надо сейчас делать. Это его успокаивает, потому что для него дополнительный стресс к тому, что пропал ребенок – это то, что он не понимает, что делать. Самое тяжелое для родителей – это давать описание ребенка. Для них это сразу означает морг и опознание, хотя мы берем описание, чтобы понимать, кого ищем, разместить информацию на ориентировках и объясняем это, процентов восемьдесят родителей в этой части опроса начинают плакать. Я стараюсь на это не реагировать, делаю вид, что не замечаю, и заявитель постепенно приходит в себя».
Статусы поисков
У начатых поисков могут быть промежуточные и окончательные статусы.
Найден, жив (НЖ) – потерявшийся найден (вышел сам, найден нами, полицией, родными и так далее).
Найден, погиб (НП) – потерявшийся найден погибшим.
Не найден (НН) – пропавший до сих пор не найден, поиск продолжается.
Стоп, проверка информации (стоп) – найден человек, предположительно пропавший; по алгоритмам «Лиза Алерт» до смены статуса на «Найден, жив» или «Найден, погиб» близкие должны подтвердить личность человека (или, если речь идет о найденных останках, это должны сделать эксперты).
Инфопоиск – поиск ведется распространением ориентировок, обзвоном больниц, бюро регистрации несчастных случаев и полиции и автономными проверками свидетельств.
Актив – поиск ведется со штабом и работой поисковых групп по задачам координатора.
Отказ заявителя – заявитель по какой-то причине просит прекратить работы по поиску или передумал подключать добровольцев к поиску.
Отказ в поиске – мы по какой-то причине отказываем в поиске.
Отправлено в «Жди меня» – в некоторых случаях мы рекомендуем заявителям, которые ищут давно пропавших людей, обратиться в программу «Жди меня».
Обратный поиск – когда человек найден, но не может себя назвать (бабушка или дедушка с деменцией, травмированный или находящийся в кризисном состоянии человек, маленький ребенок) и мы ищем его родных.
Как почувствовать себя древним человеком