Начальник в подарок
Часть 8 из 18 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
16
Машина трогается, мы выезжаем с подземной парковки. Воронцов ведет машину очень уверено. Складывается впечатление, что он все делает именно так. За окном порхают снежинки, иногда прилипая к стеклу. Это позволяет их изучать, чем я и занимаюсь. Рассматриваю каждое ответвление, зигзаг, кристалик, лишь бы отвлечься от изучения мужчины: его мощных рук, сосредоточенных глаз, щетинистого подбородка, очерченного кадыка.
— Долго нам ехать? — зачем-то спрашиваю я.
— Десять минут, но учитывая пробки — двадцать-двадцать пять примерно, — говорит Воронцов то, что я и до этого прекрасно знала, ведь сама на всякий случай изучила, в какое время нам надо выехать, чтобы не опоздать на встречу.
А спросила я, чтобы нарушить давящую тишину в машине. Никита Дмитриевич это понял, судя по поднявшимся вверх уголкам губ. Ну и пусть. Пусть думает, что хочет, зато мне стало легче. Бывают такие моменты, когда совершенно не хочется слушать тишину, когда создается впечатление, будто ты один, в пустоте, и это пугает.
— Скоро Новый год, — говорит Воронцов очевидное.
Мне даже на секунду кажется, что он каким-то образом отсканировал мое состояние и прочитал желание поговорить. Или на такую мысль его натолкнули рабочие, собирающие большую конусную елку перед известным торговым центром.
— И у меня будет к вам несколько поручений, — продолжает начальник. — Я предлагаю сплотить коллектив какой-нибудь акцией или украшением офиса, например. И еще надо организовать корпоратив перед самым тридцать первым, конечно.
— Сплочение коллектива — это интересно, — задумчиво киваю я, переводя взгляд на начальника.
В душе поднимается волна тепла и радости. Мне сразу же вспоминаются беззаботное детство и отрочество, замечательное чувство приближающегося праздника, которому способствовало практически все вокруг: новогодняя реклама с красным грузовиком, ряженые актеры, детские песни, радостные крики и игры в снежки, прогулки по зимнему лесу, поход по украшенным торговым центрам и, конечно же, долгожданные подарки.
— Вижу, идея тебе понравилась, — довольно лыбится Воронцов, увидев мои горящие глаза.
Надеваю маску безразличия, чтобы начальник не видел того, насколько сильно мне понравилась эта идея, не видел детской радости. А сама уже начинаю продумывать детали и прикидывать варианты.
— Буду ждать предложений, — Воронцов не ставит сроков.
Это кажется мне странным, ведь обычно все его указания очень четкие и строго ограничены по срокам. Снова отрываюсь от созерцания маленьких снежинок и перевожу взгляд на мужчину за рулем. Замечаю, что в нем что-то неуловимо изменилось. Кажется, руки, лежащие на руле, сжались сильнее, а глаза потемнели. Такая смена заставляет меня напрячься и немного занервничать, но вскоре я понимаю, в чем дело.
Воронцов избегает смотреть на меня. Почему, я начинаю догадываться. Закидываю ногу на ногу так, что сверху оказывается бедро, которое не скрывает глубокий разрез платья, чтобы проверить свои предположения. Глаза начальника лишь на секунду опускаются на обнаженную кожу, но я успеваю заметить знакомые огоньки. Такие я видела той ночью, когда он внезапно появился в моей квартире. Самодовольно улыбаюсь. Не так уж я и плоха. Точнее очень даже хороша.
От соблазнения Воронцова меня отвлекает вибрация телефона. Захожу в общую беседу институтской группы, где началось какое-то оживленное обсуждение. Читаю все, что было до того, как я зашла. Ребята предлагают собраться, а именно: снять домик в большом загородном комплексе и отпраздновать там самый главный зимний праздник.
Пишу, что пока не могу дать точного ответа и сделаю это позже. Мне хочется встретиться с одногруппниками, но внутреннее чутье подсказывает мне: до тридцать первого я успею настолько устать, что ехать мне никуда не захочется. Думаю, что со сплочением коллектива, годовым отчетом и организацией корпоратива я заверчусь слишком сильно. И уже представляю, как в последний момент буду заставлять себя встать с кровати, привести в нормальный вид и куда-то ехать на всю ночь.
Пара одногруппников подключается к беседе. Парни начинают шутить, рассказывать о том, как у них дела. В своем особом стиле рассказывают: так, что хочется смеяться, а иногда и краснеть от стыда. Но на лице все-равно появляется теплая улыбка — за годы совместного обучения все они стали какими-то родными. Группа не забывает про меня даже сейчас, когда я перевелась с очной формы на заочную, потому что так удобнее работать.
— Приехали, — сухо, как электронный голос в автобусе, оповещает Воронцов.
С удивлением перевожу на него взгляд, будто спрашивая: «Что случилось?»
— Арина Анатольевна, отключите телефон на время встречи, пожалуйста.
Ах вот оно что! Суровому Воронцову не понравилось то, что я улыбаюсь кому-то неизвестному. Немного кривлю лицо, дабы показать, что такая его реакция мне не нравится, а после действительно выключаю телефон. Не потому, что покорно следую указам Никиты, а из-за того, что понимаю, что звук мобильника может помешать ходу переговоров.
Воронцов не обманул: мы не замерзли, он подъехал прямо ко входу в ресторан, и на улице мы были не дольше десяти секунд. Внутри нас уже встречают несколько серьезных мужчин в строгих костюмах. Для переговоров они выбрали отдельную кабинку с удобными диванчиками. Официант принес заказанные блюда, но в процессе переговоров к ним почти что никто не притронулся. Только изредка мужчины касались вилкой тарелки, будто для проформы.
Я не ела совсем, потому что нервничала. Это была моя первая встреча такого рода. Я примерно представляла, как все должно происходить, но тревожное состояние все-равно присутствовало.
— То, что вы нам предлагаете, звучит достаточно интересно, — начинает говорить директор компании, с которой мы хотим сотрудничать.
Мне начинает казаться, что за такой формулировкой скрывается какое-то «но». Напрягаюсь уже всем телом и чувствую, что скоро совсем взорвусь, как спины касается горячее прикосновение. Вздрагиваю. На лице Воронцова появляется спокойная подбадривающая улыбка. Его рука еще раз касается поясницы теплым порхающим движением, а после перестает меня касаться.
Несмотря на мои опасения, переговоры заканчиваются хорошо, мы подписываем контракт, и все остаются в плюсе. Наши новые партнеры — кучка мужчин в галстуках, встают, жмут руку Воронцова, галантно прощаются со мной и уходят. Я облегченно вздыхаю, откидываясь на спинку дивана, а начальник усмехается:
— С почином! Не переживай, у меня в первый раз тоже так было. Знаешь, что помогло отвлечься?
— Что?
— Мы заказали огромную порцию шашлыка и ели ее полвечера.
Я откровенно начинаю хохотать, представляя юного, еще щуплого Воронцова, жадно поглощающего большую порцию мяса, пытаясь излечить этим свою нервную систему.
Наши с боссом взгляды падают на тарелки с салатом, которые мы заказали.
— Тоже не хочется? — понимающе спрашивает он.
Согласно киваю, ведь огромные листья салата с кусками овощей и еще чего-то непонятного не вызывают у меня аппетита.
— Закажем пиццу в офис? Или лучше вина?
Такое предложение Воронцова шокирует меня. Уж не думала, что взрослый директор крутого издательства Никита Дмитриевич превратится в озорника с хитрой ухмылкой.
— Будем считать, что ты согласилась, — хлопает руками, вставая с дивана. — В путь, Арина!
17
Мы садимся в машину и, кажется, на самом деле собираемся заехать в магазин и пиццерию. Воронцов включает легкую музыку. Все это кажется нереальным.
— Ты какую любишь? — спрашивает мужчина, не отрывая взгляда от дороги.
— Рок, — отвечаю я, прежде чем подумала.
— Непредсказуемо, — комментирует начальник. — Особенно, если учитывать, что я спрашивал про пиццу.
— А четче нужно формулировать вопросы, Никита Дмитриевич, — не смущаясь отвечаю я, что для меня не свойственно. Кажется, чем больше времени я провожу с этим мужчиной, тем более раскованной становлюсь.
— Прошу великодушно простить! Исправлюсь!
Прямо перед нами на светофоре загорается красный, и Воронцов останавливает машину. На пешеходный переход, словно бусины с порванного ожерелья, вываливаются люди. Они спешно двигают ногами, стремясь как можно скорее добраться до пункта назначения. Только некоторые из них медлят, то ли наслаждаясь морозной зимней погодой, то ли боясь поскользнутся.
— Что из рока? — начальника пешеходы вовсе не интересуют, он смотрит на меня, упуская из вида двух мужчин, которые тащат огромную елку.
— Сплин, КиШ, — задумчиво говорю я, наблюдая за траекторией обладателей большого хвойного символа праздника. — Порнофильмы, Ария, Кино… Сектор газа.
— Вот последнее было совсем неожиданно.
— А это не последнее. Вы не только вопросы ставить не умеете, но еще и опция "дослушивать до конца" у вас не подключена, видимо.
— Я все больше и больше становлюсь виноватым перед тобой. Даже не знаю, как буду искупать, — голос Никиты становится ниже, а тон походит на тон змея-искусителя. — Продолжай, Арина, — начальник переходит на шепот, от которого мурашки бегут по коже.
— Дайте танк (!), Кис-Кис, Anacondaz, — начинаю перечислять все известные мне, но уже современные рок-группы, чтобы отвлечься от манящего взгляда Воронцова, сидящего рядом.
Мужчины с елкой покидают поле моего зрения, а вместо красного загорается зеленый.
— Обожженную кусачим пламенем ладонь,
Пытаюсь удержать как можно дольше над огнем, — цитирует Никита припев одной из песен, что заставляет меня удивленно вздернуть бровь.
— Если в итоге не смогу не отдернуть её -
Значит, это — не мое (1), — продолжаю строчки.
— Мы разрисуем все заборы своими стихами.
Достань, пожалуйста, краску из рюкзака, — продолжает испытывать меня Воронцов.
— Нам ни к чему учителя, мы придумаем сами
Правила русского языка (2), — довольно улыбаюсь, ведь подловить меня у него не получается.
Решаю взять инициативу в свои руки и в этот раз начать сама:
— Где-то мы расстались, не помню в каких городах,
Словно это было в похмелье.
— Через мои песни идут и идут поезда
Исчезая в тёмном тоннеле
Лишь бы мы проснулись в одной постели (3), — продолжает Воронцов, как-то слишком многообещающе, а у меня пересыхает горло.
Молчание прерывает короткая вибрация телефона Никиты, а после на весь салон автомобиля раздается женский голос:
— Здравствуйте, Никита Дмитриевич.
Судя по всему, смартфон начальник подключил, чтобы зарядить, а он автоматически перевел звонок на динамик. Воронцов что-то тыкает на приборной панели, и звук переходит в его наушник, но слышным остается.
— Дело в том, что произошел один неприятный инцидент, — продолжает говорить женщина, но уже прямо в ухо боссу. — Олечка из рогатки разбила окно садика, когда они с воспитательницей гуляли.
— Я скоро буду.
Высадит меня сейчас Воронцов и поедет по своим делам, оставив без пиццы, вина и даже верхней одежды. А куда он поедет? Судя по контексту, какой-то ребенок наразбойничал, играя с рогаткой. Но какой ребенок? А главное, чей?
Машина трогается, мы выезжаем с подземной парковки. Воронцов ведет машину очень уверено. Складывается впечатление, что он все делает именно так. За окном порхают снежинки, иногда прилипая к стеклу. Это позволяет их изучать, чем я и занимаюсь. Рассматриваю каждое ответвление, зигзаг, кристалик, лишь бы отвлечься от изучения мужчины: его мощных рук, сосредоточенных глаз, щетинистого подбородка, очерченного кадыка.
— Долго нам ехать? — зачем-то спрашиваю я.
— Десять минут, но учитывая пробки — двадцать-двадцать пять примерно, — говорит Воронцов то, что я и до этого прекрасно знала, ведь сама на всякий случай изучила, в какое время нам надо выехать, чтобы не опоздать на встречу.
А спросила я, чтобы нарушить давящую тишину в машине. Никита Дмитриевич это понял, судя по поднявшимся вверх уголкам губ. Ну и пусть. Пусть думает, что хочет, зато мне стало легче. Бывают такие моменты, когда совершенно не хочется слушать тишину, когда создается впечатление, будто ты один, в пустоте, и это пугает.
— Скоро Новый год, — говорит Воронцов очевидное.
Мне даже на секунду кажется, что он каким-то образом отсканировал мое состояние и прочитал желание поговорить. Или на такую мысль его натолкнули рабочие, собирающие большую конусную елку перед известным торговым центром.
— И у меня будет к вам несколько поручений, — продолжает начальник. — Я предлагаю сплотить коллектив какой-нибудь акцией или украшением офиса, например. И еще надо организовать корпоратив перед самым тридцать первым, конечно.
— Сплочение коллектива — это интересно, — задумчиво киваю я, переводя взгляд на начальника.
В душе поднимается волна тепла и радости. Мне сразу же вспоминаются беззаботное детство и отрочество, замечательное чувство приближающегося праздника, которому способствовало практически все вокруг: новогодняя реклама с красным грузовиком, ряженые актеры, детские песни, радостные крики и игры в снежки, прогулки по зимнему лесу, поход по украшенным торговым центрам и, конечно же, долгожданные подарки.
— Вижу, идея тебе понравилась, — довольно лыбится Воронцов, увидев мои горящие глаза.
Надеваю маску безразличия, чтобы начальник не видел того, насколько сильно мне понравилась эта идея, не видел детской радости. А сама уже начинаю продумывать детали и прикидывать варианты.
— Буду ждать предложений, — Воронцов не ставит сроков.
Это кажется мне странным, ведь обычно все его указания очень четкие и строго ограничены по срокам. Снова отрываюсь от созерцания маленьких снежинок и перевожу взгляд на мужчину за рулем. Замечаю, что в нем что-то неуловимо изменилось. Кажется, руки, лежащие на руле, сжались сильнее, а глаза потемнели. Такая смена заставляет меня напрячься и немного занервничать, но вскоре я понимаю, в чем дело.
Воронцов избегает смотреть на меня. Почему, я начинаю догадываться. Закидываю ногу на ногу так, что сверху оказывается бедро, которое не скрывает глубокий разрез платья, чтобы проверить свои предположения. Глаза начальника лишь на секунду опускаются на обнаженную кожу, но я успеваю заметить знакомые огоньки. Такие я видела той ночью, когда он внезапно появился в моей квартире. Самодовольно улыбаюсь. Не так уж я и плоха. Точнее очень даже хороша.
От соблазнения Воронцова меня отвлекает вибрация телефона. Захожу в общую беседу институтской группы, где началось какое-то оживленное обсуждение. Читаю все, что было до того, как я зашла. Ребята предлагают собраться, а именно: снять домик в большом загородном комплексе и отпраздновать там самый главный зимний праздник.
Пишу, что пока не могу дать точного ответа и сделаю это позже. Мне хочется встретиться с одногруппниками, но внутреннее чутье подсказывает мне: до тридцать первого я успею настолько устать, что ехать мне никуда не захочется. Думаю, что со сплочением коллектива, годовым отчетом и организацией корпоратива я заверчусь слишком сильно. И уже представляю, как в последний момент буду заставлять себя встать с кровати, привести в нормальный вид и куда-то ехать на всю ночь.
Пара одногруппников подключается к беседе. Парни начинают шутить, рассказывать о том, как у них дела. В своем особом стиле рассказывают: так, что хочется смеяться, а иногда и краснеть от стыда. Но на лице все-равно появляется теплая улыбка — за годы совместного обучения все они стали какими-то родными. Группа не забывает про меня даже сейчас, когда я перевелась с очной формы на заочную, потому что так удобнее работать.
— Приехали, — сухо, как электронный голос в автобусе, оповещает Воронцов.
С удивлением перевожу на него взгляд, будто спрашивая: «Что случилось?»
— Арина Анатольевна, отключите телефон на время встречи, пожалуйста.
Ах вот оно что! Суровому Воронцову не понравилось то, что я улыбаюсь кому-то неизвестному. Немного кривлю лицо, дабы показать, что такая его реакция мне не нравится, а после действительно выключаю телефон. Не потому, что покорно следую указам Никиты, а из-за того, что понимаю, что звук мобильника может помешать ходу переговоров.
Воронцов не обманул: мы не замерзли, он подъехал прямо ко входу в ресторан, и на улице мы были не дольше десяти секунд. Внутри нас уже встречают несколько серьезных мужчин в строгих костюмах. Для переговоров они выбрали отдельную кабинку с удобными диванчиками. Официант принес заказанные блюда, но в процессе переговоров к ним почти что никто не притронулся. Только изредка мужчины касались вилкой тарелки, будто для проформы.
Я не ела совсем, потому что нервничала. Это была моя первая встреча такого рода. Я примерно представляла, как все должно происходить, но тревожное состояние все-равно присутствовало.
— То, что вы нам предлагаете, звучит достаточно интересно, — начинает говорить директор компании, с которой мы хотим сотрудничать.
Мне начинает казаться, что за такой формулировкой скрывается какое-то «но». Напрягаюсь уже всем телом и чувствую, что скоро совсем взорвусь, как спины касается горячее прикосновение. Вздрагиваю. На лице Воронцова появляется спокойная подбадривающая улыбка. Его рука еще раз касается поясницы теплым порхающим движением, а после перестает меня касаться.
Несмотря на мои опасения, переговоры заканчиваются хорошо, мы подписываем контракт, и все остаются в плюсе. Наши новые партнеры — кучка мужчин в галстуках, встают, жмут руку Воронцова, галантно прощаются со мной и уходят. Я облегченно вздыхаю, откидываясь на спинку дивана, а начальник усмехается:
— С почином! Не переживай, у меня в первый раз тоже так было. Знаешь, что помогло отвлечься?
— Что?
— Мы заказали огромную порцию шашлыка и ели ее полвечера.
Я откровенно начинаю хохотать, представляя юного, еще щуплого Воронцова, жадно поглощающего большую порцию мяса, пытаясь излечить этим свою нервную систему.
Наши с боссом взгляды падают на тарелки с салатом, которые мы заказали.
— Тоже не хочется? — понимающе спрашивает он.
Согласно киваю, ведь огромные листья салата с кусками овощей и еще чего-то непонятного не вызывают у меня аппетита.
— Закажем пиццу в офис? Или лучше вина?
Такое предложение Воронцова шокирует меня. Уж не думала, что взрослый директор крутого издательства Никита Дмитриевич превратится в озорника с хитрой ухмылкой.
— Будем считать, что ты согласилась, — хлопает руками, вставая с дивана. — В путь, Арина!
17
Мы садимся в машину и, кажется, на самом деле собираемся заехать в магазин и пиццерию. Воронцов включает легкую музыку. Все это кажется нереальным.
— Ты какую любишь? — спрашивает мужчина, не отрывая взгляда от дороги.
— Рок, — отвечаю я, прежде чем подумала.
— Непредсказуемо, — комментирует начальник. — Особенно, если учитывать, что я спрашивал про пиццу.
— А четче нужно формулировать вопросы, Никита Дмитриевич, — не смущаясь отвечаю я, что для меня не свойственно. Кажется, чем больше времени я провожу с этим мужчиной, тем более раскованной становлюсь.
— Прошу великодушно простить! Исправлюсь!
Прямо перед нами на светофоре загорается красный, и Воронцов останавливает машину. На пешеходный переход, словно бусины с порванного ожерелья, вываливаются люди. Они спешно двигают ногами, стремясь как можно скорее добраться до пункта назначения. Только некоторые из них медлят, то ли наслаждаясь морозной зимней погодой, то ли боясь поскользнутся.
— Что из рока? — начальника пешеходы вовсе не интересуют, он смотрит на меня, упуская из вида двух мужчин, которые тащат огромную елку.
— Сплин, КиШ, — задумчиво говорю я, наблюдая за траекторией обладателей большого хвойного символа праздника. — Порнофильмы, Ария, Кино… Сектор газа.
— Вот последнее было совсем неожиданно.
— А это не последнее. Вы не только вопросы ставить не умеете, но еще и опция "дослушивать до конца" у вас не подключена, видимо.
— Я все больше и больше становлюсь виноватым перед тобой. Даже не знаю, как буду искупать, — голос Никиты становится ниже, а тон походит на тон змея-искусителя. — Продолжай, Арина, — начальник переходит на шепот, от которого мурашки бегут по коже.
— Дайте танк (!), Кис-Кис, Anacondaz, — начинаю перечислять все известные мне, но уже современные рок-группы, чтобы отвлечься от манящего взгляда Воронцова, сидящего рядом.
Мужчины с елкой покидают поле моего зрения, а вместо красного загорается зеленый.
— Обожженную кусачим пламенем ладонь,
Пытаюсь удержать как можно дольше над огнем, — цитирует Никита припев одной из песен, что заставляет меня удивленно вздернуть бровь.
— Если в итоге не смогу не отдернуть её -
Значит, это — не мое (1), — продолжаю строчки.
— Мы разрисуем все заборы своими стихами.
Достань, пожалуйста, краску из рюкзака, — продолжает испытывать меня Воронцов.
— Нам ни к чему учителя, мы придумаем сами
Правила русского языка (2), — довольно улыбаюсь, ведь подловить меня у него не получается.
Решаю взять инициативу в свои руки и в этот раз начать сама:
— Где-то мы расстались, не помню в каких городах,
Словно это было в похмелье.
— Через мои песни идут и идут поезда
Исчезая в тёмном тоннеле
Лишь бы мы проснулись в одной постели (3), — продолжает Воронцов, как-то слишком многообещающе, а у меня пересыхает горло.
Молчание прерывает короткая вибрация телефона Никиты, а после на весь салон автомобиля раздается женский голос:
— Здравствуйте, Никита Дмитриевич.
Судя по всему, смартфон начальник подключил, чтобы зарядить, а он автоматически перевел звонок на динамик. Воронцов что-то тыкает на приборной панели, и звук переходит в его наушник, но слышным остается.
— Дело в том, что произошел один неприятный инцидент, — продолжает говорить женщина, но уже прямо в ухо боссу. — Олечка из рогатки разбила окно садика, когда они с воспитательницей гуляли.
— Я скоро буду.
Высадит меня сейчас Воронцов и поедет по своим делам, оставив без пиццы, вина и даже верхней одежды. А куда он поедет? Судя по контексту, какой-то ребенок наразбойничал, играя с рогаткой. Но какой ребенок? А главное, чей?