На льду

Женщина кивает и смотрит на меня.

– Бедная Эмма, что она натворила? – тихо спрашивает она, качая головой, от чего двойной подбородок трясется.

– Мы пока ничего не знаем, – поясняет Манфред и сообщает, зачем они вытащили ее из дома в одиннадцатом часу вечера, что мы расследуем убийство молодой женщины и что имя Эммы фигурирует в расследовании.

– Не могли бы вы рассказать нам об Эмме? – прошу я.

– Эмма… добрая и порядочная девушка. Не доставляет никому хлопот. И никогда не доставляла. Ни в детстве, ни потом. Я же знаю ее с малых лет. Но у нее всегда были трудности с общением с людьми. А когда Гунн, мама Эммы, моя сестра, умерла, она совсем замкнулась. Не выходила на контакт. Я обычно навещаю ее на Вэртавэген, проверяю, что у нее все в порядке: я обещала Гунн, что буду за ней присматривать. Но в последние два раза она мне не открыла. Хотя я слышала, что дома кто-то есть. А когда я увидела портрет убитой девушки, то сразу вам позвонила.

Женщина делает глубокий вдох и спрашивает:

– Это она?

– Нет, нет, – спешу заверить я. – Жертву убийства, найденную в доме Йеспера Орре, опознали, и это не Эмма.

Лена Бругрен с облегчением выдыхает и откидывается на спинку стула. Кивая, утирает пот со лба.

– Почему Эмма бросила старшую школу? – интересуется Ханне.

Женщина сконфуженно смотрит на нее.

– Она никогда ее и не начинала. Все из-за этой ужасной истории с учителем труда.

– Истории с учителем труда? – повторяю я.

– Да, временным. Он приставал к Эмме. Его, конечно, уволили, но разве это помогло? Худшее уже случилось. Как можно надругаться над невинной школьницей, за которую ты в ответе? Надо быть чудовищем. Но таких бог всегда карает. Он потом умер, этот учитель. Его убили. Ужасно, конечно, но мне его не жаль. К преступникам в последнее время слишком снисходительно относятся, вам так не кажется? Вам, работающим в полиции, это известно как никому…

Манфред осторожно ее перебивает:

– Этот учитель… Как его звали?

Тетя замолкает и смотрит вверх, напрягая память.

– Его звали Спик.

Ханне нагибается вперед и кладет руку поверх руки Лены Бругрен. Этот жест можно расценить как заботу или как с трудом сдерживаемое любопытство.

– Спик? Но это больше похоже на прозвище, Лена. А настоящее имя вы не помните?

Женщина моргает несколько раз. Мне кажется, она сейчас разрыдается.

– Нет, – вздыхает она. – Что-то иностранное. Он был иммигрантом. Я это уже говорила?

– Мигель Кальдерон? – подсказывает Ханне. Взгляд женщины проясняется. Она вздрагивает и медленно кивает. Челюсти напряжены, в глазах появляется осознание.

– Кальдерон. Да, так его и звали.





Эмма





Неделей ранее


Йеспер пытается захлопнуть дверь у меня перед носом, но я быстрее его. Просовываю ногу в походном ботинке (должен выдержать и воду, и камни) в дверной проём и блокирую дверь. Выхватываю прибор, купленный в Интернете, размером с мобильный телефон. Тыкаю им в Йеспера и нажимаю на красную кнопку. Он издает истошный крик, отпускает дверь и падает на пол. Я стремительно оглядываюсь по сторонам и вхожу в теплую прихожую. Закрываю за собой дверь. Электрошокер не опасен, так написано в инструкции. Он только парализует человека на пару минут. Здоровому человеку от этого вреда не будет. А Йеспер здоровый и крепкий мужчина. Но, как многие здоровые счастливые люди, он не осознает, как ему повезло, и нуждается в небольшой встряске.

Я запихиваю электрошокер в карман и нагибаюсь над Йеспером. Достаю прочный двусторонний скотч и обматываю им его запястья за спиной. Йеспер дёргается, пыхтит и сопит, но почти не сопротивляется, что вызывает у меня недоумение. Слишком все легко. Я представляла в голове, как мы деремся не на жизнь, а на смерть, катаясь по полу в прихожей. А он просто лежит передо мной, беспомощный, как ребенок. Обычный мужчина средних лет, ставший жертвой собственного эгоизма.

– Это не опасно, – сообщаю я. – У меня не было выбора. Нам надо поговорить. Ты должен объяснить свои поступки.

У него дергаются руки, слюна струйкой стекает изо рта. Это вызывает у меня отвращение. Он напоминает мне прикованного к больничной койке старика.

Йеспер кашляет.

– Развяжи меня, черт возьми. Мне больно.

– Мне жаль, – говорю я, – но тебе придется меня выслушать. А потом мы посмотрим.


Он не отвечает. Лежит на боку на полу с жалким видом. Грудь бурно вздымается, глаза закрыты, словно он не хочет меня видеть. Я снимаю куртку, скатываю и кладу ему под голову. Сажусь рядом на полу и провожу рукой по его волосам.

– Что тебе нужно? – шепчет он.

– Я хочу знать почему.

– Что почему? – спрашивает он растерянно. Видимо, это последствия электрошока.

– Почему ты меня бросил? Почему забрал мои деньги? И картину? Почему уволили меня? Почему убил моего кота? Почему? Зачем?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он отвечает мне с таким жестоким равнодушием, словно обращается к вору, забравшемуся к нему в дом, а не к своей девушке. Я достаю электрошокер и снова нажимаю красную кнопку, чтобы показать ему, что не потерплю такое обращение. Йеспер дёргается, стонет и затихает.

– Хватит издеваться. Ты наигрался со мной вволю, а потом выбросил как надоевшую игрушку. И я хочу знать почему. Я что, хочу слишком многого?

Он не отвечает, только прерывисто дышит. В паху у него быстро расползается мокрое пятно.

– Ты убил нашего ребенка, – шепчу я.

Он издает звук, похожий на кашель или сухой смешок.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – повторяет он.

Я раздумываю, не повторить ли электрошок, но решаю, что пока не стоит. Я не хочу причинить Йесперу вред. Мне только нужно получить объяснение.

– Почему ты пропал?

Йеспер набирает в грудь воздуха и впервые смотрит на меня. Глаза у него красные от полопавшихся сосудов. Взгляд мечется между мной и потолком.

– Это ты написала то письмо? – спрашивает он.

– Да.

– Я решил, что лучше не отвечать.

Он вздыхает и сворачивается на полу калачиком. После паузы снова говорит:

– Как тебя зовут?

– Что? Ты же знаешь, что меня зовут Эмма.

– Эмма, пожалуйста…

Слезы текут у него по впалым щекам, когда он продолжает:

– Можешь меня выслушать?

– Конечно.

Я опираюсь на стену, скрещиваю руки на груди и готовлюсь слушать, пораженная его внезапной податливостью.

– Я знаю, что ты думаешь, что мы знакомы. Что мы… близки. Но на самом деле это не так. Я тебя не знаю. Мы никогда не встречались. Того, о чем ты говоришь, не было. Я не предавал тебя, не изменял тебе, не убивал твоего кота и тому подобное. Все это только у тебя в голове, понимаешь? В твоем воображении. Ты и я… мы никогда не встречались… Я не знаю, как тебя убедить, но… Ты ведь не плохой человек.

Я ложусь на пол, прижимаюсь щекой к холодной плитке. Его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего. Я думаю о том, врет ли он или действительно верит в то, что говорит. Может, он просто вытеснил меня из своего сознания?

– Ты бросил меня в день нашей помолвки. Я не знаю, что послужило тому причиной, но догадываюсь, что все дело в этой девице. Ведь ты не знал, что я была беременна?

Он не отвечает. Лежит неподвижно и беззвучно плачет. Я продолжаю:

– Ты бросил меня… Но такое случается. Я могу это понять. Но не понимаю, почему тебе нужно было разрушить мою жизнь… уничтожить меня…

Его лицо искажается гримасой боли. Мне становится его жалко, и я кладу руку ему на щеку.

Мы тихо лежим на холодном полу. Его дыхание успокаивается, слезы иссякают.

– Йеспер, все будет хорошо.

Он кивает. Ниточка слюны стекает на пол.

– Все будет хорошо, – повторяет он.

– Мы любим друг друга, – говорю я и целую его в мокрую от слез и слюны щеку.