На гребнях волн

– Ну… вы еще не прочли роман Милана Кундеры?

– Нет, – отвечает он. – Не было возможности: его взяла почитать одна ученица и до сих пор не отдала.

– Я его верну, – говорю я.

Скольжу взглядом по книжной полке, отыскивая книгу, которую могла бы с ним обсудить. Нет, Джека Лондона точно не стоит!

И вдруг вижу: пустого места больше нет. Там, где на полке зияла дыра, стоит «Похищенный» Роберта Льюиса Стивенсона.

– Как насчет «Похищенного»? – говорю я.

– Эту книгу у меня кто-то взял без спроса, – отвечает он. – А потом вернул.

– Выходит, ее саму похитили! – говорю я, надеясь, что он улыбнется.

Но он не улыбается.

– Нет, просто взяли без спроса.

Я пожимаю плечами – как надеюсь, игриво.

– Тебе никто никогда не говорил, что у тебя… странное чувство юмора? – спрашивает он.

– Никто, – вру я. – Вы первый.

– Это ты брала книгу? – спрашивает мистер Лондон.

– Нет, я ее прочла еще несколько месяцев назад.

– И что о ней думаешь?

– Думаю, она… – я ненадолго останавливаюсь, а потом заканчиваю: – …Особенно актуальна в наше время.

– Как так? – спрашивает мистер Лондон.

– Ну, вы же были в пятницу на вечеринке. – И я отвожу глаза, надеясь, что в конце вечера он меня не видел.

– Был, – говорит он. – И что?

– Ничего, – отвечаю я. Что я делаю? Сама разрушаю всякую надежду на успех – и не могу остановиться! Но он вопросительно смотрит на меня – и я делаю шаг в пропасть. – Вам не кажется, что в истории Марии Фабиолы прослеживаются сильные отзвуки сюжета Стивенсона?

– Дай-ка подумать, – говорит мистер Лондон.

Делает задумчивое лицо – устремляет глаза к бежевому потолку и почесывает подбородок. Посидев так немного, опускает глаза. Подумал.

– Не уверен, что вижу здесь какие-то параллели, – говорит он.

– Не видите параллелей?! – Нет, рекомендации мне точно не видать!

– Да, ее тоже похитили, но это же случилось не в горах Шотландии, – говорит он. – И потом, роман Роберта Льюиса Стивенсона вышел сто лет назад.

Как этот человек преподает литературу? Загадка. Чудо какое-то.

– Но вся эта история про корабль, про остров, бегство с острова? – настаиваю я. – И как похитители сначала над ней издевались, а потом один ее пожалел и убедил остальных отнестись к ней добрее?

– Иногда писателям удается уловить некие глубинные, подспудные закономерности бытия, – говорит он. – Именно это делает их книги актуальными для всех поколений. Я рад, что хотя бы самые поверхностные из таких общих идей и тем ты начала замечать.

– Можем мы прерваться на секунду? – спрашиваю я. – Мне нужно подышать свежим воздухом.

– Конечно, – отвечает мистер Лондон.

Я выхожу и начинаю ходить взад-вперед мимо его дверей. На лбу у меня выступил пот, уши горят. Как мистер Лондон может не видеть, что всю свою историю Мария Фабиола сперла у Стивенсона? Он же только месяц назад читал нам лекцию о плагиате!

Я хожу по коридору и считаю до ста двадцати. Снизу, из холла, долетают приглушенные голоса: не сомневаюсь, обсуждают меня. «Шлюха… напилась… в дурацкой шляпе… кровь…»

Я снова вхожу в кабинет мистера Лондона. Молча достаю из рюкзака бланк рекомендации, кладу в ящик входящих документов, что стоит у него на столе справа. «Какого черта!» – думаю я. Вверху стопки документов вижу знакомый красный конверт, еще не открытый. Наша валентинка? Вот не ожидала, что Джулия действительно их разошлет! Я хочу незаметно стащить конверт, но мистер Лондон на меня смотрит.

– Я знаю, что мы не на все смотрим одинаково, – говорю я. – Но «мечты мои – вот все, чем я владею. И, ради бога, ставь стопу нежнее: ведь ты ступаешь по моим мечтам»!

– Плагиат из Йейтса? – спрашивает он.

– Не плагиат, – отвечаю я. – Цитата.


– Когда цитируешь, всегда указывай источники, – говорит он.

– Всем нам не помешает иногда указывать источники, – отвечаю я и выхожу из кабинета.





24




После школы я иду домой мимо дома Кита, но его не видать. Звоню в дверь. Мне никто не открывает; но это не значит, что никого нет. Я различаю в глубине дома торопливые мягкие шаги. Так может, мне кажется, ходить босиком по деревянным полам тот, у кого перепонки на пальцах.

Подходя к дому, вижу маму на велосипеде: она возвращается с работы. Меня не замечает. Я смотрю на нее отстраненно, как на незнакомку. «Какая красивая, целеустремленная женщина!» – думаю я. Девочка со шведского хутора катит на велосипеде по осененной пальмами улице Сан-Франциско.

Я вхожу в дом на пять минут позже. Мама уже достает что-то из морозилки. Она еще не сняла компрессионные чулки, в которых работает. Большую часть дня мама проводит на операциях, там приходится стоять; чулки она носит, чтобы не отекали ноги. Плотные чулки на несколько оттенков темнее ее светлой кожи.

– Думаю, сегодня на ужин будут фрикадельки, – говорит она. – Я пойду в публичную библиотеку послушать Анджелу Дэвис.

На столе лежит книга Анджелы Дэвис; я открываю ее и перелистываю страницы.

Когда приходит папа, оказывается, что он тоже хочет пойти послушать Дэвис.

Я невольно тяжело вздыхаю.

– По какому поводу вздохи? – интересуется папа.

– Иногда я чувствую, что пропустила все интересные… – «периоды», хочу сказать я, но слово «период» ассоциируется с месячными, поэтому выбираю синоним «эпохи».

Родители недоуменно переглядываются. Возможно, слово «эпохи» я произнесла неправильно. Но я продолжаю:

– И «Бархатную революцию» в Чехословакии, и даже здесь – пропустила и Анджелу Дэвис, и «Черных пантер», и Патти Херст… – Тут я с беспокойством думаю, что говорю совсем как Джентл.

– А я тебе не рассказывал, как встретил Патти Херст? – спрашивает папа.

Он присаживается у себя в кабинете, готовый поведать историю. Я сажусь напротив.

– Однажды я шел по Тридцатой авеню. Ты в то время была еще совсем маленькой. Я шел в магазин что-то для тебя купить. Не помню, подгузники, или туалетную бумагу, или детское питание… Что же это было? – вспоминает он, глядя в пол.

– Наверное, эту часть можно пропустить, – говорю я.

– Ладно, – говорит он. – Так вот, иду я в магазин и вижу, что у тротуара припаркован «Шевроле». За рулем сидит женщина в очках и смотрит перед собой. А заднее сиденье отделено от передних какой-то решеткой, вроде как в собачьей переноске, и там, за решеткой, на сиденье лежит вторая женщина. Смотрю – да это же Патти Херст!

Я пошел дальше, купил что мне там было нужно и отправился домой. Когда шел обратно, машины уже не было. Несколько часов я раздумывал о том, что увидел. В новостях говорили, что она сейчас в Пенсильвании, и все так и думали – но я не сомневался, что это Патти Херст. ФБР предлагало награду в пятьдесят тысяч баксов за любые сведения о ней – сама понимаешь, соблазн велик. С другой стороны, Армия Освобождения могла начать мне мстить – а у меня ведь маленький ребенок.

Я тыкаю себя пальцем в грудь: «То есть я?»

– Вот именно. Так что несколько часов думал так и этак, а потом позвонил на горячую линию. Человек, который со мной разговаривал, не слишком заинтересовался. Как я и сказал, никто тогда не думал, что она может быть в Сан-Франциско. А потом выяснилось, что все это время она здесь и пряталась. И когда я увидел фото женщины, которую задержали вместе с ней, – это была она, та женщина в очках. Вот так я убедился, что был прав. Я действительно видел Патти Херст.

– Ух ты! – вполне искренне восхищаюсь я. – Где, ты говоришь, это было?

– На углу Тридцатой и Калифорния-стрит.

– Совсем рядом с домом Джулии! – говорю я. – Я прохожу там каждое утро.

– Да. Если бы ее нашли по моему звонку, я бы стал на пятьдесят тысяч богаче – а с другой стороны, мог бы быть уже мертв. А наш дом стал бы местной достопримечательностью. Представь, перед домом останавливаются туристические автобусы, и экскурсовод говорит: «Здесь убили человека, который выдал полиции, где прячется Патти Херст!» Так-то, – заканчивает он.

Я не знаю, что на это ответить, и наконец говорю:

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста, – отвечает он и встает.

Уже в дверях кабинета вдруг останавливается и добавляет, словно только сейчас об этом вспомнил:

– И да, Юлаби, имей в виду: бар со спиртным я запер.





25