Мы вернемся!

— Ну, вот, Григорий, а потом мы по темени дошли до Боруя, переправились на наш берег и уже в двух верстах от Гирсово нагнали весь наш сводный отряд, — рассказывал, сидя в шатре у Троекурова, Алексей. — Перед самой крепостью показалось уже было, что позади нас кто-то мелькает, но вот как там всё в ночи разглядеть? Заслонный десяток дал для острастки залп, а тут ещё и пушкари с редута всполошились и сыпанули поверх наших голов дальней картечью да по всем окрестным кустам.

— Да-а, вот это история, романы писать можно! — восхитился капитан. — Не то что у нас. Я после прошлого ранения под Туртукаем только и занимаюсь здесь тем, что слежу, как моя рота землю на валы укладывает да потом рвы под ними углубляет. Третий месяц уже пошел, как мы тут землекопами трудимся. Александр Васильевич по три раза самолично все укрепления объезжает и уроки всем раздаёт. Не выполнишь его в срок — и чего только не выслушаешь тогда о себе. Сам-то он на язык резкий, я его ещё по Польше хорошо знаю. Но вместе с тем справедливый он командир и заботливый. У нас его солдаты сильно любят. А я думаю, что был толк с вашего последнего поиска. Не зря же вам всем три дня отдыха и освобождения от всех работ дали.

— Думаю, да-а, был, — согласился с Григорием Алексей. — Две сотни сипахов на засаде выбили. Из десяти языков даже один подраненный субаши оказался, все сведенья по подходящему корпусу они нам дали. Потери у нас маленькие, из убитых только вот один мой человек. Да ранены ещё трое, опять же мой тяжело, после тех изуверских пыток, — и Лёшка скрипнул зубами. — Не будет у нас отдыха, Гриш, должок у меня есть там кое к кому, — и он кивнул в южную сторону.





* * *


План ночного тайного выхода егерей, внимательно выслушав капитан-поручика, Суворов одобрил сразу. Чувствовалось, что этот офицер уверен в том, что сейчас говорит, да и польза с его дела могла быть весьма существенной. Не позднее чем через два дня, как рассказали допрошенные языки, корпус сераскира Хюсейна со стороны черноморской Кюстендже[6] должен был подойти к Гирсово. Состоял он из десятитысячного отборного войска, выделенного из столичного гарнизона. Правящий Османской империей султан Мустафа III был весьма дальновидным и энергичным правителем. Он всячески пытался реформировать свой государственный аппарат, армию и флот, чтобы сократить отрыв между своей империей и европейскими державами, и прежде всего, конечно же, Россией. Но сделать это в стране с сильными восточными традициями ему было чрезвычайно трудно. Любые его реформы или даже планы что-либо изменить встречали яростное сопротивление как у светских, так и у духовных властей страны, причём абсолютно всех её уровней. Мустафа III заручился поддержкой у западных союзников, и прежде всего у Франции. С помощью их была основана военная школа для обучения турецких командиров новым способам ведения европейского боя. Были также основаны академии математики, мореплавания и науки. Открыты новые оружейные фабрики и мастерские. Но основные его реформы коснулись прежде всего армии, а именно, её пехоты и артиллерии. Под пристальным присмотром французских советников-офицеров турки учились стойко и грамотно воевать. Около Стамбула к 1773 году было сформировано два новых корпуса с отменным новым вооружением европейских систем, а их командиры и рядовые были обучены французскими советниками. И вот один из этих корпусов как раз и был на подходе к Гирсово.





* * *


— Самая большая опасность для нас, Егоров, не от османской пехоты или от кавалерии, а от их новой артиллерии! Надеюсь, ты понимаешь почему? — Генерал, прихрамывая, подошёл к схеме оборонительных сооружений Гирсово, расстеленной на столе. — Со всеми этими мы справимся, тут главное — вовремя ударить, ошеломить неприятеля. Но вот если у них достаточно пушек, сделанных по французскому образцу, и тем более если их прислуга отменно работе у тех орудий выучена, то тогда потери от артиллерии нам могут очень дорого стоить. А хуже того — они могут сбить наш атакующий натиск, дать возможность туркам охватить наши колонны, вклиниться в разрывы от выбитых солдат и задавить затем их всех своей большой массой. Ну а потом уж бери голыми руками все эти ретраншементы да редуты! — кивнул он на карту. — Понял, на что главное своё внимание вам нужно направить, капитан-поручик? — и генерал вплотную подошёл к Алексею. — На пушки, но никак не на их конницу. Знаю я всё про беслы, и про вашу с ними войну тоже посвящён. Посчитаешься ещё, обожди, егерь, придёт и твоё время! Пушки, Егоров, для нас главное! Новые пушки французской системы! Потом уже уходите, куда мы и уговаривались, и там прикрывайте речной брод.

— Есть, Ваше превосходительство, выбить пушки! — Лёшка вскинул ладонь к картузу. — Разрешите идти и готовиться к поиску?

— Да, голубчик, иди, верю я в тебя и в твоих егерей. Постарайтесь сделать своё дело, а потом уж и мы здесь встретим басурман как надо!

Вышли из крепости тайно, под покровом ночи. Во все стороны перед этим выскочили усиленные разъезды из гусар, казаков и конных карабинеров. В их задаче было отогнать дозоры турок подальше от крепости или же связать их боем. На севере, возле Дуная, один из казачьих разъездов натолкнулся на такой же по численности отряд сипахов, там произошла стычка со стрельбой, и к месту боя поспешил весь поднятый по тревоге третий донской полк. Только одного его эскадрона не было в это время в той сшибке, где сейчас гремели выстрелы и сверкали клинки. Две сотни есаула Писаренко прошли расчёской по степной восточной стороне и углубились далее в лесостепь. Сотня Каледина с посаженной на коней егерской ротой проскочила следом и высадила её у самой кромки дальнего леса.

— Прощевайте, егеря, дайте там турке прикурить! — напутствовали казаки нырявших под тёмные своды деревьев «волкодавов».

— Свидимся, станичники! — махнул рукой командир тылового заслона Ваня Кудряш. Ни кустик, ни ветка не хрустнули под ногами у стрелков, сто двадцать человек растворились в густом лесу, как будто бы их здесь и не было.

До рассвета было ещё часа три сплошной темени, плюс утренняя лесная непроглядь где-то около часа, ну и ещё накидываем туркам часа три на неразбериху сборов их большого лагеря. Итого часов семь в запасе точно у егерей сегодня было. За это время нужно было преодолеть десяток вёрст по глухому буреломному лесу, затем взять чуть южнее и перевалить через поросший деревьями и кустарником большой холм. Спустившись с него, как раз-то и можно было выйти к нужному Егорову месту. Недалеко от него, в трёх верстах к югу, сходились две дороги. Одна, юго-западная, идущая от Гуробал, встречалась там с той, что шла со стороны морской Констанцы, и, объединившись в один большой тракт, шли они уже далее на Гирсово и на Браилов. Именно по нему-то и должен был проследовать мимо засады тот османский отборный корпус, что недавно высадился в черноморском порту. Объединившись и пройдя эти последние три версты, дорога затем обходила большой овраг, делала возле него изгибистую петлю и прижималась к самой опушке того большого лесного холма, к которому сейчас держали путь егеря.

— Быстрее, быстрее! — поторапливали унтеры свои подразделения. — Вона уже и звёзды на небе погасли, сереть в лесу начинает, шевелись, соколики!

Шли без передышки и налегке, имея минимальный походный паёк. Главным было успеть сесть в засаду до подхода турок. Наконец, миновав лесную равнину, рота пошла через возвышенные места, а потом начался резкий подъём вверх.

— Холм, холм, — зашептали стрелки, натужно дыша. — Ну, вот и конец пути недалече.

— Всем десять минут передышки!

Нужно было дать людям выдохнуть, впереди был длинный подъём, и на него требовались силы.

Алексей сам, также как и все, скинул со спины походный мешок, стянул сапожки с портянками и, упав на лесную подстилку, задрал ноги вверх. Какое блаженство! Кровь отливала от стоп, а лесная прохлада остудила распаренную на долгом марше кожу, и теперь ему хотелось просто лежать дальше и никуда не спешить. Время! До возможного подхода турецкой колонны, по расчётам Егорова, оставалось ещё не больше часа.

— Рота, подъём! Три минуты всем на оправку!

Егеря понимались со своих мест, наматывали портянки, поправляли амуницию и оружие. В воздухе стоял такой знакомый запах прелости и кислого пота.

— Дозоры: передний — дистанция — сто шагов, остальные — пятьдесят. Рота, бегом ма-арш!





* * *


Вот она! Изгибистая петля дороги обходила овраг и сближалась с поросшим лесом склоном холма. Здесь-то и было самое удобное место для засады. Оно запомнилось Алексею ещё на том первом дальнем выходе и отложилось заботливо в его памяти.

— Все унтера и капрал Лужин, ко мне!

Через пару минут он расчерчивал перед своими командирами простейшую схему засады.

— Первый плутонг Андреянова, вы бьете южный хвост колонны. Четвёртый Зотова, на вас её голова на севере этой дорожной петли. Первая ваша задача — застопорить её перед нами и не дать вырваться из ловушки! Удачно деревьями здесь дорогу не завалить, поэтому выбивайте лошадей на первых и на последних передках или на орудиях и уже только потом разите живую силу турок.

Алексей перечеркнул у дорожной петли два крайних хвоста.

— Третий и четвёртый плутонги Кузьмы и Емельяна выбивают первым своим залпом все цели без промахов и сразу же бросаются в штыки, — и он кружком обвёл середину нарисованной петли. — У нас у каждого сейчас по два пистоля уже при себе, все ими разжились за время последних боёв. Вот и бейте из них турок в упор, как только сблизитесь. А потом уже докалывайте остатки штыками.


— От каждого отделения на месте остаётся один самый меткий стрелок со штуцером. Их дело — вместе с нашей парой оружейников вести сверху точный огонь по всем тем, кто будет внизу сопротивляться, — и Лёшка нарисовал несколько схематичных стрелочек, идущих к дороге с холма. — И вот ещё что: гренады не применять никому и ни в коем случае, это приказ! Пока что про них и вовсе даже забудьте! Зацепите ненароком какой-нибудь зарядный предок — его боезапас так потом рванёт, что никому мало не покажется! И самое главное: до сигнала никто из кустов не высовывается, всем схорониться и сидеть тихо! Про беслы я ещё в крепости всех лично предупредил, чтобы ни у одного рука не дрогнула, иначе всё дело нам здесь загубите! Тем сигналом будет свист. Вон, Фёдор у нас громче соловья заливается.

— Или кота мартовского, — вставил Гусев, и все заулыбались.

Дело было ближе к полудню. Как видно, турки особо не спешили. Сначала проскочил небольшой, в два десятка сабель дозор акынжи — иррегулярной кавалерии, затем через несколько минут — три десятка от сипахов, и уже чуть позже проскакала их целая сотня. И снова всё замерло внизу, на дороге. К этому времени к егерям вернулся тот десяток охотников, что ладили на предполагаемом пути отхода роты ловушки.

— Ваше благородие, с десяток их успели поставить! — степенно доложился Ильин Савва. — Времени, оно, конечно, мало было, но тропу мы ими всё же маненько прикрыли. Нужно будет с версту за нами с особой осторожностью идти, а то ведь и сами ненароком попадёмся.

— Добро! Молодцы охотники! — поблагодарил здоровяка-помора ротный. — Возле каждой сами встаньте на отходе, пока её наш последний заслон не перебежит. А пока распределяйтесь в цепи, маскируйтесь и готовьтесь к бою!

Время снова медленно потянулось к полудню. Наконец по дорожной петле начала проходить кавалерия. Тысяча за тысячей проследовали всадники мимо места засады, выбивая своими копытами пыль. Было слышно, как лежащий за соседним кустом Лёнька поставил курок на боевой взвод. С левого бока, с южной стороны дороги, показался большой отряд всадников в чёрных халатах и в традиционных волчьих малахаях на головах. Беслы! Лёшка сам напрягся и приник к прицелу штуцера. Первой шла передовая, дозорная сотня. Фарханг, едущий в голове, словно бы что-то почувствовал, а может быть, и действительно есть какие-то невидимые нити, связывающие между собой сильно любящих или же, наоборот, ненавидящих людей. Он повернул голову направо и, проезжая мимо засады, пристально оглядел заросший лесной склон. Его рука даже потянулась к ремню перекинутого через плечо французского карабина. Лёшка выдохнул и убрал палец со спускового крючка. Рано! Мы ещё встретимся с тобой, «волк»!

Сотня за сотней проходила мимо отборная султанская кавалерия. Вот, как видно, и её командир. Возле байрактара с красным знаменем, на котором были нашиты витиеватые письмена, величественно ехал седой и статный всадник. Был он одет в такой же чёрный халат, как и его воины, только, как видно, обшитым сверкающими на солнце золотыми и серебряными нитями. На его голове был тот же волчий малахай, только опять же из редкого меха дымчато-чёрного цвета.

«Вот он, комутан алая беслы, — понял Егоров. — Важная птица! Так и веет от него силой и властью. Учтём!»

Конница прошла, подняв пыльную завесу, и снова на дороге стало тихо. И минут через двадцать вдали послышался топот тысяч ног. Шла османская пехота. Да, с такими турками русским ещё пока воевать не приходилось. Мимо шли коробки подразделений с единообразно одетыми и вооружёнными солдатами. У всех на головах малиновые фески с кисточками. За спиной — фузеи европейского типа. На широких поясных ремнях висели сабли. Впереди каждого отряда следовали три-четыре командира в тёмно-синих кафтанах, с пистолетами и саблями на поясах. Чувствовался порядок и уверенность в себе у этих войск. В середине длинной колонны ехала на лошадях военная знать. Здесь были люди в привычной османской одежде — в чалмах и халатах, но были и в новой единообразной форме. Среди них Алексей заметил и трёх европейцев. Держались они отдельно и в своих чёрных треуголках и в чёрных дорожных плащах очень сильно отличались от всех остальных.

«И это возьмём на заметку, — решил Лёшка. — Будет о чём доложить Александру Васильевичу и своему куратору в главном квартирмейстерстве армии. Языка бы ещё из них, как когда-то под Журжей, взять!»

Пехота пропылила, и опять повисла пауза. Между всеми этими частями османского корпуса были приличные паузы. И это понятно, у каждого из них была своя скорость передвижения. По логике вещей скоро должны были потянуться многочисленные обозы, всевозможные вспомогательные и тыловые службы, ну и долгожданные артиллеристы — топчу. Ждём!

Наконец издали послышался скрип, грохот и цокот копыт. Вот они, турецкие пушкари! В дорожную петлю втягивались орудия на транспортных предках, среди них следовали и передки с зарядными ящиками, повозки с каким-то артиллерийским имуществом и сами топчу.

«Раз, два, три, четыре, — Алексей считал пушки в колонне. — Ну, больше десяти точно в них есть». Возле каждой шёл свой расчёт из прислуги, человек по десять. Плюс на лошадях следовало с десяток. «А это уже, похоже, командование».

Среди всадников опять мелькнула одежда европейцев. «Ну куда же в таком-то серьёзном деле, да без вас?!» Алексей нашёл глазами Фёдора. Тот, привстав, уже поднёс два пальца ко рту, намереваясь дать сигнал. Лёшка покачал головой:

— Рано, ещё чуть-чуть, — и поднял руку. — Ещё немного, вот-вот переднее орудие достигнет большого валуна на южной стороне петли. Ещё. Ещё… Давай! — и он резко махнул рукой.

Раздался громкий свист. «Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах!» — грохнули ружейные залпы.

— Стоя-ять! — пробормотал про себя Егоров и, выцелив гарцующего на коне европейца, выжал спусковой крючок. Бах! Вороной жеребец резко вздыбился и, сбрасывая своего всадника, рухнул на дорогу.

— Вперёд! Бей турок!

Сотня фигур в лохматках, словно лешие, выскочила из леса и бросилась в рукопашную. На дороге в это время царила паника. Никакого управления здесь и в помине не было, каждый выживал или умирал самостоятельно, как мог. Несколько человек схватились было за сабли или за укороченные карабины, но были выбиты со склона штуцерным огнём, а вблизи их расстреливали из пистолетов и докалывали штыками нападающие. Основная масса топчу, уцелев после первого залпа, ринулась в овраг, а Лёшка летел к тому месту, где он свалил с коня европейца. Бегущий перед ним Кузьма влупил прикладом штуцера по выскочившему из-за передка турку и чуть было сам не напоролся на укол шпаги рослого человека в плаще и треуголке. Ещё мгновение — и он бы его точно заколол. Хлоп! Штуцерная пуля вошла ему в голову, и он рухнул на дорогу. А прямо за убитым, тряся головой, поднимался в это время второй европеец, как видно, оглушённый падением. Он вытащил из-за пояса пистоль и навёл его в сторону егеря. Лешка, проскакивая из-за спины капрала вперёд, на ходу влупил ему по руке сапогом, и пуля ушла вверх. Приклад штуцера грохнул европейцу по затылку, капитан-поручик в последний миг еле успел его придержать. Но удар всё равно вышел сильный, и тело европейца распласталось на земле. Всякое сопротивление на дороге уже было к этому времени подавлено. Ржали кони, стонали раненые, а вниз по склону оврага неслось несколько десятков топчу. «Бах! Бах!» — грохнули два его пистоля, и один из беглецов покатился вниз, раскинув руки. Десятка три егерей, также как и ротный, вели сейчас огонь по бегущим.

— Пощады топчу не давать! — Приказ по ним был жёстким. Обученную орудийную прислугу нужно было выбивать максимально. Егоров, забравшись на орудийный передок, обвёл взглядом недавнее место схватки. По всей дорожной петле уже сновали егеря, проверяя лежащих турок и сам обоз.

— Ваше благородие, четырнадцать орудий насчитали, — подскочил с докладом Лёнька. — Десять пушек здесь, остальные с конями в овраг вылетели. Животина вся там покалечилась, у орудий тоже все лафеты и колёса разбиты.

— Ясно, спасибо, Леонид! — поблагодарил барабанщика Егоров. — Беги, передай пионерам, чтобы поторопились с закладкой подрывных зарядов. Уже через десять минут мы должны всё здесь подорвать и подниматься на холм. И это хорошо, если у нас ещё будет на то время!

С орудиями не заморачивались. Каждый из стволов был забит порохом до упора. Зарядные передки скатили в одну кучу и заложили подрывной заряд с большим замедлителем.

— Этого с собой выносите! — кивнул Лёшка на лежащего европейца. — Руки ему только свяжите — и бегом вверх!

Кудряш перекинул ношу через плечо, крякнул и полез вверх по склону.

— Всё! Поджигайте! Уходим!

Вскоре на дороге остались собранные в кучу зарядные передки, телеги и повозки, да валялись вокруг трупы турок. «Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах!» — рванули в овраге вынесенные туда с дороги орудия. Рота уже была шагах в трехстах от места засады, когда начали срабатывать и подрывные заряды на дороге. А затем, сбивая ветки с деревьев и обдав холм волной горячего воздуха, раскатисто грохнул мощный взрыв.

— Боевой припа-ас рванул, — со знанием дела протянул Кудряш и, выдохнув, переложил пленного на плечо рыжего Василия. — Уф-ф, тяжёлый зараза, а с виду-то одни кости!

— Осторожнее проходите, ветку не заденьте братцы, ветку! — выкрикнул стоявший у ловушки Игнат. — Иначе так бревном по горбу даст, что тех костей хфранцуза потом не соберёте!

Шагов через сто егерей разводил в стороны уже Архип:

— Осторожнее, братцы, скрытная яма тут с железными штырями обмазанными, ногой наступите — провалитесь, всю стопу вам разнесёт, опосля только её отрезать!





* * *


Сераскир Хюсейн был в ярости. Русские, казалось бы, загнанные его кавалерией в крепость, совершили дерзкое нападение на колонну, и самое обидное — они лишили его большей части артиллерии.

— Вы понимаете, что значит четырнадцать пушек новейшего французского образца, потерянных ещё до начала боя?! — орал он перед понурыми командирами конницы. — Да мне теперь проще вас спешить и на их редуты бросить. Что я могу сделать с оставшимися семью пушками?! Кто мне говорил, что теперь русские носа из своей крепости не покажут?!

Все военачальники молчали, прекрасно понимая причину гнева господина. Неуловимые зелёные шайтаны разом лишили их большей части огневой силы, убили сотню топчу и советника француза, а ещё одного, похоже, что и вовсе утащили с собой. Высланная им вслед погоня из беслы ничего не дала. Всадникам пришлось спешиться, в противном случае в таком густом и буреломном лесу на конях им было попросту не пройти. Затем они вообще были вынуждены прекратить погоню. Один из воинов погиб, а двое были покалечены в расставленных на набитой тропе ловушках и в оборудованных западнях. Потом следы в лесу и вовсе пропали, а в начинавшихся сумерках найти их было невозможно. Командир алая беслы потел и молчал вместе со всеми, не смея поднять глаза на сераскира. Ему, опытному воину и любимчику султана, было сейчас очень стыдно.