Мы вернемся!

— По лекарской части только вопросов нет, — продолжил Макарыч. — Дементий Фомич, врач с главного госпиталя, всем помог и с перевязочным полотном, и со спиртусом, и так со всяким. Ну и по боевому припасу, Ваше благородие, мы тройную норму набрали. Все егеря при запасе пороха, накрученных патронов, отлитых пуль и при гренадах. Фугасов для пионеров Курт тоже достаточно наделал, только вот шнура у нас маловато, но об этом я уже докладывал. Может быть, Потапка ещё чего добавит, коли я упустил, — и Макарыч посмотрел вопросительно на ротного интенданта.

— Да ежели только по провианту, — развёл тот руками. — Так-то Иван Макарович уже обо всём здесь доложился. Пока с продуктовым порционом в Бухаресте трудностей у нас нет. Всё тут отпускается нам, как и положено. Небольшой приварок, вы и сами об энтом знаете, мы здесь тоже имеем. Но ежели нам вдруг будет нужно срочно в поход, вот тогда мы опять на сухарном запасе да на одной солонине окажемся.

Командиры задвигались и зашептались. Последний выход на Силистрию, после того как в роте вышел весь заготовленный заранее в Бухаресте припас, был у всех в памяти.

— Ладно, с амуницией и с заменой мундиров я что-нибудь порешаю, — Алексей потёр виски. — А вот по провианту ты уж давай сам, Потап Савельич, начинай заранее задумываться. Загодя, конечно, никак не вызнаешь, когда нас по тревоге поднимут и на марш бросят. Но к этому нужно быть всегда готовым. Вот именно в таком случае у тебя будет всего пара часов времени, чтобы у надёжных торгашей все, что нам нужно, для долгого хранения закупить и потом в роту доставить. Ничего, голова светлая, руки цепкие, людей под твоим началом достаточно. Так что изволь уж, братец, расстараться! Все средства, какие для того нужны, ты получишь у меня и в ротной кассе у писаря и нашего казначея Павла Фомича без промедления. Так что выкручивайся как можешь, но чтобы на три недели у нас всегда хороший походный порцион был. Потом, уж если что, мы его и у османов одолжим.





* * *


Двадцатого августа рано утром Лёшку оторвали от написания рапорта о дополнительном выделении роте новой амуниции, сапог и мундиров ввиду их износа и выхода старого на недавних поисках и в баталиях.

— Вашбродь, разрешите! — постучался в дверь вестовой Афоня.

— Заходи, что случилось? — Егоров отложил в сторону письменное перо.

— Да вот, наши караульные мальчонку тут задержали, уж больно подозрительно он около вашей хаты крутился. А как к нему выскочили из кустов, так он них сбечь было попытался, — и Афоня махнул рукой. — Ведите его сюды. Вот он, вашбродь, гляньте!

На капитан-поручика смотрел смуглый, одетый в рванинку кудрявый малец лет двенадцати. Он испуганно озирался на всех присутствующих и шмыгал носом.

— Кто таков будешь? На лихого человека вроде бы не похож, — усмехнулся Лёшка и подмигнул Афоне.

Тот почесал грязной босой ногой о другую ногу и выдал, как видно, заранее заученную фразу:

— Давид Моисеевич кланятся господыну Егорову Ляксею. Дэло зделано. Просимо прийти к нему.

— Оп-па! — Лёшка аж вскочил со своего места. — А что он ещё велел тебе передать?

Но мальчишка только продолжал испуганно озираться по сторонам, где стояли такие страшные дядьки с оружием, и не говорил ни слова.

— Ладно, понял я, что все вопросы к деду, — кивнул Алексей. — На вот, держи-ка, братец, за свои труды, — и положил в руку сразу же сообразившего, в чём дело, мальца серебряную монетку — гривенник. Тот заглянул в щёлку своего зажатого кулачка, и его лицо осветилось счастливой улыбкой.

— Ладно, иди с Богом, — усмехнулся Егоров и потрепал пацанёнка по волосам. — Зовут-то тебя как?

— Мойша. — Мальчишка шмыгнул носом и быстро выбежал из дома.

Первым делом Алексей решил заглянуть в главное интендантство армии, вернее, в ту его часть, где находились склады по хранению всевозможного военного имущества, амуниции и одежды. От продовольственного склада ему указали на два длинных бревенчатых сарая с притулившимся возле них небольшим саманным домиком.

— Вон там, вашбродь, в энтом самом домике старшого по всем воинским вещам вы и найдёте. Только вот строгие они, ничего не дають, хоть кто бы и чего ни попросил, — покачал с сомнением головой пожилой унтер каптенармус.

Постучав в дощатую белёную дверь, Алексей, толкнув ее, зашёл вовнутрь дома. За столом перед ним среди бумаг и толстых журналов сидел с самым деловым и серьёзным видом капитан Рогозин собственной персоной. Именно с ним и с лихим гусаром Белозёрским довелось когда-то Егорову сиживать на армейской гауптвахте.

— Александр Павлович!

— Лё-ёшка! — Оба офицера обнялись, как добрые старые друзья.

— Вот уж не думал я вас здесь встретить! — Алексей с усмешкой кивнул на стол, заваленный листами бумаги и журналами учёта.

— А вот и зря, — улыбнулся Александр Павлович. — Помнишь, я тебе тогда ещё в камере говорил, что опытными интендантами не разбрасываются? Пока научишь его нашему делу, долгие годы пройдут. А все обвинения с меня давно сняты, то пустое, вот уже и опять я при деле.

— Да, да, да, вы говорили! — рассмеялся Лёшка. — А как с гусаром Белозёрским, не слышали ничего про него?

Офицеры сидели в небольшой соседней комнатке домика, где и жил капитан, и пили ароматный чай с маковыми баранками. На столе стояла посудина с тёмным каштановым мёдом, и Лёшка время от времени нырял туда небольшой серебряной ложечкой. Александр Павлович же любил пить чаи без всего, дабы не перебивать их благородный, чистый вкус всякими другими прикусками, как он сам только что и выразился. Ну-у, за исключением разве что баранок.

— Белозёрский, Лёш, был серьёзно ранен в поиске. Его, всего изрубленного, сказывают, в госпиталь привезли, ну а дальше уж я его судьбу-то и не ведаю, — развёл руками капитан. — У меня тогда, понимаешь, очень непростое время было, пока вот что-то, как сейчас, не определилось. Жив будет, глядишь, еще и повидаем повесу. А сам-то ты ведь тоже сильно пораненный был. Наслышан, как же, весьма наслышан я о твоём подвиге. Во-от уже — капитан-поручик, к Георгию представлен за примерную храбрость. Признаюсь, Алексей, хотел было я к тебе зайти, да думал, а вдруг ты не признаешь меня, всё-таки в таком интересном месте нам с тобой довелось познакомиться.

— Алекса-андр Па-авлович! Плохо же вы обо мне думаете, — покачал головой Егоров. — Мы чай с вами из одной кружки воду в подвале пили, хлеб за одним столом преломляли. В такие непростые недели сколько по душам переговорили?

— Ладно, ладно! — махнул рукой Рогозин. — Вижу, что не зазнался. Ну, сказывай давай, зачем сюда пришёл? Вижу ведь, что не ко мне лично шёл, а интенданта вещевого искал.

— Это да, искал, — согласился с ним Алексей, отодвигая от себя пустую чайную чашку. — Поизносились мои ребятки в боях, Александр Павлович, нам ведь, егерям, по лесам, по кустам, по этому коряжнику да по оврагам приходится всё больше бегать, а сколько ещё на пузе ползать! Все мундиры у солдат истрепались, а по срокам их ещё носить и носить, не наштопаешься. Но вы не подумайте чего, я вас подвести не хочу, и так вон всё непросто в этом вашем интендантском деле.

— Тише, тише, успокойся, Лёш! — остановил его Александр Павлович. — Ты не спеши! Бумагу небось на потребность составил? Вижу, во-он она, возле тебя лежит. Ну, вот ты дай ей сейчас законный ход в нашем главном интендантстве, а уж дальше то моё дело будет, как и чем там тебе помочь. Расскажи лучше про осаду Силистрии и про тот бой с отборной Стамбульской армией Нуман-паши?





* * *



Алексей шёл по улицам Бухареста довольный. Можно было не сомневаться, уж Рогозин-то сумеет ему помочь. Очень опытным и умным тыловиком был Александр Павлович, да и человеком он, как видно, был неплохим.

— Ну, уж во всяком случае для меня, — хмыкнул Лёшка и зашагал бодрее в сторону главного бухарестского рынка.

Вот и спуск в знакомый подвал под цирюльней. Тяжёлая дверь подалась вовнутрь, и перед Лёшкой предстала затемнённая лавка, традиционно слегка освещаемая лишь стоявшим на прилавке небольшим масляным светильником да сальной свечой, горевшей на столе в самой глубине комнаты.

— Алексей Петрович! Господин офице-ер! Я таки дождался вас, а мне ведь сказали эти глупые люди, что вы были совсем плохи после таких тяжёлых боёв за Дунаем! — Старый еврей засеменил к Лёшке от столика. — Проходите, проходите скорее в комнату и садитесь на своё лучшее кресло!

Меняла закрыл дверь на оба массивных засова и обернулся к посетителю.

— Прошу Вас меня простить, но я даже не могу себе позволить натопить печку летом, и в моей скромной лавке даже в жарком августе царит вот такой мерзкий холод, — и он аж передёрнул своими худыми, покрытыми шалью плечами.

— Полноте, ну что вы такое говорите, Давид Соломонович? — улыбнулся Алексей. — В нынешний зной за пребывание в столь благостной прохладе вам с посетителей можно было бы даже и монетку брать. По сравнению с тем, что сейчас творится на улице, у вас здесь прямо-таки сущий рай!

Меняла при его словах о монетке даже замер, как видно, прокручивая в голове только что полученную им информацию. И уже чуть позже, увидев эту ироничную улыбку и искрящиеся смехом глаза молодого русского офицера, сам же и рассмеялся:

— А-а-а, господин офицер изволит шутить, я понял! Вы уж простите меня за мою старческую глупость. Но всё равно вы, Алексей, мне подали сейчас очень интересную мысль. Ну да ладно, давайте ближе к нашему делу, — и он уселся на табурет напротив Егорова. — Если вы не против, то я покажу вам то, что я сейчас имею по нашему общему делу. И если опять же вас всё здесь устроит, то я полагаю, что мы сможем повести наш разговор дальше?

— Да, конечно, — согласился Егоров. — Я весь в нетерпении, Давид Соломонович! И со мной всё то, что и должно быть, чтобы удачно завершить нашу сделку. Надеюсь, у вас всё получилось и я не зря к вам сейчас так спешил?

— Погодите немного, вы всё сами скоро своими глазами увидите, — довольно кивнул старый меняла и хлопнул в ладоши. — Яков, Йося, Лазар, заносите!

В дальнем затемнённом углу вдруг открылась совершенно незаметная со стороны дверка, и из неё выступил с поклоном мужчина средних лет, несущий в руках тяжёлый, замотанный в ткань свёрток. Следом за ним вышли ещё двое, немного моложе первого, в такой же чёрной одежде и с маленькими шапочками-кипами на головах. Они, также как и старший, положили на прилавок свои звякнувшие металлом свёртки и, отступив в сторону, вежливо поклонились.

— Мои мальчики: Яков, Йося и Лазар, — представил по старшинству своих сыновей Давид Соломонович. — Самого младшенького, Бени, только сейчас здесь нет, не раньше осени мой мальчик в отчий дом вернётся. Если вдруг их отца не станет, вы всегда можете на всех них положиться как на честных и надёжных людей.

— Хорошо, Давид Соломонович, — кивнул Алексей, с улыбкой разглядывая его «мальчиков».

— Ну что вы встали как истуканы?! Йоська, быстро неси тот свёрток с синей галочкой, а ты, Лазар, бегом за тем особым кулём! Яша, разложи тут всё красиво, чтобы господину офицеру было хорошо видно! — словно заправский унтер, скомандовал меняла, и его сыновья молча бросились исполнять все указания отца.

«Дисциплина!» — подумал Лешка, уважительно взглянув на старого Давида.

Через пару минут Лазар принёс тяжёлый свёрток, и он, звякнув, как и все предыдущие, лёг на прилавок.

— Прошу вас, Алексей Петрович, принимайте ваш заказ! — Соломонович с улыбкой смотрел на волнующегося Алексея. Тот же, подскочив к длинному прилавку, буквально задохнулся от нахлынувшего на него восторга. Перед ним лежали покрытые густой смазкой штуцера! Алексей быстро пересчитал их — ровно пятнадцать, как они когда-то и договаривались. С левого края из двух больших свёртков были выложены десять единой системы, далее лежали три, а с правого края — ещё два штуцера.

Давид Соломонович, как заправский оружейник или как человек, очень глубоко погрузившийся в эту тему, подошёл вплотную к прилавку и с важным видом обтёр ветошью тот, что лежал с левого края.

— Эти десять совершенно одинаковых штуцеров, Алексей, пришли к нам из Валлонии, а точнее, из города Льежа. К ним, да и ко всем ружьям, как и полагается, идут все необходимые принадлежности: шомпол, пулелейка, кожаные чехлы, штыки, приспособления для чистки и для ухода и много ещё чего, в чём вы сами гораздо лучше меня разбираетесь. Вот эти три, что лежат сразу за валлонскими, приплыли к нам по Дунаю из Вены. У них, кстати, самые грозные из всех штыки, вот поглядите, какие здесь длинные клинки, — и Соломонович вынул из кожаных ножен похожий на палаш клинковидный штык-кортик. — Так, ну а вот эти два прусских, из Золингена, — и он с натугой сдвинул чуть в сторону самую крайнюю винтовку. — Можете не сомневаться, всё оружие в полном порядке, оно исправное, и при нём всё то, что к нему и должно прилагаться. В этом я даю вам своё слово!

Лёшка в это время возился у прилавка с железом, словно бы ребёнок с любимыми игрушками. Он щёлкал курками, откидывал полку замков, пристёгивал и снова отстёгивал штыки и просто перекладывал всё с места на место и наглаживал такое драгоценное оружие.

Всё это время старый меняла стоял чуть в сторонке и с улыбкой за ним наблюдал.

— Я вижу, что вам всё понравилось и ко мне у вас претензий нет?

— Да, конечно, Давид Соломонович! Какие вообще могут быть претензии?! — Алексей наконец-то оторвался от штуцеров. — Если вы не против, то я бы хотел за них тут же рассчитаться.

На столик были выложены две третьих той суммы, что оставались от уже выданного ранее задатка. И сбоку легли ещё две золотые монеты, причитающиеся компаньону за работу.

— Итого двадцать две, все как и положено, и все они требуемого качества, — с удовлетворение кивнул меняла, тщательно проверив каждую.

— Но как?! Как такое возможно, Давид Соломонович?! — воскликнул весь в эмоциях Лёшка. — Я понимаю, что существует понятие торговой, коммерческой тайны и вы не можете мне всего рассказать. Но я, признаюсь, просто поражён! Если честно, я ведь до конца так и не верил, что у вас всё получится, ведь это такие редкие образцы! А вот этими десятью из Валлонии вы меня просто добили! Десять штуцеров одной системы — уму непостижимо!

Старый еврей внимательно посмотрел в глаза Алексею, а затем мягко улыбнулся.

— Да зачем вам знать, молодой человек, про все эти коммерческие дела? Ведь вы же военный. Я вам скажу так: всё в нашем мире решает золото, нужные связи, ну и немного везения. Вот, к примеру, те десять ружей, из Льежа, за которые вы только что так эмоционально интересовались. По совершенно счастливому стечению обстоятельств попали они в руки моих партнёров. Им, кстати, было с ними гораздо проще, чем даже вот с этими двумя прусскими. Просто на одной серьёзной оружейной фабрике произошёл пожар. Нет, вы ничего не подумайте такого, они не были оттуда похищены. Здесь всё чисто! — заверил Лёшку старый еврей. — Но вот её хозяин был вынужден уступить всю эту партию из Валлонии в уплату за просроченные проценты. Вот они теперь и окажутся в русской армии, а не в какой-нибудь другой из стран Европы, где на них сейчас такой большой спрос.

— Да, спасибо счастливому стечению обстоятельств, — усмехнулся Алексей. — Валлонское оружие славится своей исключительной надёжностью. Да и всё это оружие — просто мечта! Но у меня теперь возникли трудности с его доставкой к себе. Столько ружей мне и за три раза не перенести, к ним ведь ещё довольно много всякого идёт из тяжёлых приспособлений. Может быть, я приведу с собой к вам троих надёжных солдат, из тех, кто умеет держать язык за зубами?

Давид Соломонович немного подумал, помолчал и наконец, согласился:

— Я думаю, что здесь нет ничего такого плохого или даже преступного, чем мы с вами тут занимались. Русских штуцеров на прилавке нет, с ваших казённых заводов или с армейских складов ничего на сторону не ушло. А валлонские власти — они ведь о-очень далеко, — и он лукаво улыбнулся. — И не надо вам никуда бегать, ни к чему господину офицеру так суетиться и привлекать к себе внимание. Если вы посчитаете нужным, то я могу отправить к вашим людям своего внука и с вашей же, написанной собственноручно запиской. Тем более что он у вас уже недавно был, — и увидев утвердительный кивок Алексея, громко хлопнул в ладоши. — Мойша!

Буквально через минуты перед дедом предстал уже знакомый Егорову мальчишка. Пока русский офицер писал на поданном ему листе, Соломонович что-то выговаривал на своём языке внуку. Тот только молча кивал и лишь изредка шмыгал носом. Наконец послание было готово, и гонец стремительно выскочил на улицу.

— Балуете вы его, Алексей. Плохо, когда такие большие деньги достаются юнцу за худую работу! — проворчал недовольно Соломонович.

— Ну, малец же ещё, на гостинцы не жалко, — оправдывался Егоров.

— И всё-таки зря, — не согласился дед. — Задание он исполнил своё скверно. Ему было сказано со всей почтительностью к господину офицеру обратиться, а он из мальчишеской шалости крался к вам, словно бы человек, имеющий недобрые или даже преступные намеренья. Хорошо, что ваши солдаты стрелять по нему не стали, как по лазутчику. Да и вообще выдрать нещадно могли, чтобы не шлялся тайно среди военных. Ну да он своё уже и от меня получил. Давайте, пока сюда не подошли ваши люди, мы с вами поговорим ещё об одном интересном для нас обоих деле. Вы не будете против?

— Да, конечно, нет, — улыбнулся Егоров. — Я буду только рад.