Мы вернемся

– Черт!

Я устало потер глаза и запустил пальцы в волосы, разлохмачивая и без того неаккуратную шевелюру. Скомканные листы бумаги валялись буквально везде, где не стояли чашки с недопитым кофе, – он успевал остыть и превратиться в отвратительную жижу до того, как я вспоминал о нем. Еще одним дополнением к этому «натюрморту» были пачки от сигарет и гора окурков в пепельнице. Обычно курить начинали еще в школе – это автоматически делало тебя взрослым и крутым. Но я был из тех, кто однажды на вечеринке попробовал и после первой затяжки, едва не выкашляв легкие, больше не притрагивался к сигаретам. Но пару месяцев назад никотиновый дым прочно поселился в моей квартире, и я уже не мог отказаться от этой пакостной привычки.

Мне очень хотелось что-нибудь сломать, накричать на кого-нибудь или влезть в драку. Но вещей в квартире оставалось все меньше, так что это кощунство – что-то еще сломать. А покричать и подраться мне просто было не с кем: друзья смотрели на меня со смесью сожаления и отвращения, да и то раз в полгода, когда я сталкивался с кем-нибудь из них в ближайшем супермаркете. А Софи…

Софи Демаршалл была не просто девушкой – она была природным явлением. Внезапная, роковая, необъяснимая. Может, именно поэтому никто так до сих пор и не смог понять, почему она выбрала меня: тогда на свадьбе ее кузины и моего школьного друга было достаточно привлекательных и перспективных мужчин, но право набросить ей на плечи пиджак получил именно я. Как и все остальные права, такие как целовать ее пальцы, любоваться выразительными глазами, греть по ночам ее ледяные ступни, любить ее и быть объектом ее обожания. Софи верила в меня, и мне казалось, что я способен на многое, если не на все. И тогда я начал писать. Сначала статьи для разных журналов – и они неплохо продавались. Это делало меня самоуверенным, а Софи – гордой за своего избранника. Она всегда чуть приподнимала подбородок, когда рассказывала друзьям и знакомым о моей очередной публикации – Королева восхваляла своего Короля и порождала зависть у остальных. Но чем больше проходило времени, тем сильнее я мечтал о романе – захватывающем огромном произведении моего авторства. Я продумывал сюжет, зарисовывал героев, разыгрывал в своем воображении сцены и диалоги… В общем, я сам поселился в этом выдуманном мире и перестал замечать, какие тонкие и длинные пальцы у моей любимой, что глаза ее больше не светятся, а спит она теперь в носках – чтобы ноги не мерзли. Мне было не до этих мелочей, которые просто кричали о том, что я теряю. Я услышал этот крик, только когда под окном просигналило такси – то самое, что увезло Софи Демаршалл из моей жизни. Как оказалось – насовсем, ведь даже за вещами приезжал курьер – безликий свидетель крушения моей жизни. Я не заметил, как поставил вымышленных людей выше настоящих, как нереальный мир заменил реальность. Какая девушка станет счастливой на вторых ролях? Точно уж не Королева. А если не быть счастливой, то есть ли смысл быть вообще?

Вот так я потерял свою Софи, а вместе с ней и себя. Я был все так же увлечен романом, но вот написать хоть что-то стоящее не выходило. Оказалось, когда нет кого-то, кто верит в тебя больше, чем ты сам, все просто валится из рук. Я закурил, продал половину вещей, чтобы оплатить аренду квартиры, отрастил жуткую бороду и превратил свой дом в подобие свалки. И свою жизнь заодно. Мне все время казалось, что вот-вот – и я ухвачу лучшую в мире идею за хвост, но каждый раз, перечитывая на более-менее свежую голову новый отрывок, я проклинал себя и это глупое желание стать писателем.

Вообще-то в детстве я даже не думал писать книжки – я мечтал попасть на их страницы. Сначала представлял себя вместо любимых героев: вот я побеждаю Капитана Крюка, вечно маленький и вечно счастливый, а вот – несу кольцо всевластия в Мордор. А потом я мечтал совершить что-то такое, о чем обязательно напишут книгу – желательно бестселлер, а потом еще и кино снимут. И меня сыграет какой-нибудь знаменитый актер – вот такие великие мечты блуждали в моей голове. Но я не представлял себя писателем, ровно до того момента, как сел писать. Вдруг все стало так очевидно и просто: хочешь стать героем книги – напиши ее! Я чувствовал себя в своей тарелке, взгляд Софи лучился обожанием и верой, так что первые пара десятков страниц родились быстро и захватывающе. Ну а потом вы уже знаете – безысходность, ненависть и злость. И ни слова, ни единого подходящего слова не добавилось к тем самым счастливым страницам.

– Как твой роман? – Ее голос был таким же мягким, каким я его помнил: словно она не говорит с тобой, а гладит по щеке – нежно и бережно.

– Отлично! – Я не хотел говорить, что иду ко дну. Только не ей, такой красивой и неизбежной. Она стояла возле входа в банк, в котором я только что оформил ссуду – после начала работы над романом я перестал писать статьи, а жить на что-то нужно. Даже такому затворнику, каким стал я.

Софи опустила веки, словно вела внутри себя свой собственный диалог, и почесала мочку левого уха. От этих простых машинальных движений у меня защекотало в носу – я знал каждый жест наизусть и скучал, невероятно скучал по ним.

– Ты все врешь, дружок. Как всегда, врешь.

«Дружок» был ударом под дых – этим прозвищем она называла меня, когда хотела отругать, но в свойственной ей манере, без скандалов и истерик. Одно это слово ее внезапно шершавым голосом, и я готов был провалиться под землю от стыда и сожаления, что сделал что-то не так. Вот и сейчас я чувствовал себя невероятно виноватым перед ней, собой и всем остальным человечеством. А еще больше – перед героями до сих пор не написанного романа, ведь у них, как и у меня, жизнь остановилась.

– Где тот мужчина, которого я полюбила? – И в этой фразе не было упрека или обвинения, только горечь. Словно все это время она надеялась, что я вернулся в норму, и однажды она встретит меня прежнего, и все вернется на круги своя. Но вот я стоял – небритый и потерянный – и наблюдал, как в ней растворялась последняя надежда на наше совместное счастье. И на мое личное счастье тоже.

– Софи…

Она отрицательно покачала головой и буквально сорвалась с места. Ветер подхватил полы ее пальто, а я заметил, как задрожал ее подбородок – явный признак близких слез. Как же я ненавидел себя в тот момент! Как же я хотел стать тем самым мужчиной, которого Софи не нашла во мне в эту внезапную встречу…

Вернувшись домой, я остервенело принялся писать. Я хотел доказать Софи, что я достоин ее любви. Но прежде всего – себе, что я не зря разрушил свою жизнь собственными руками. Что эта история стоила того.

С тех пор прошла пара месяцев. Точнее – два месяца и четыре дня с нашей случайной встречи. За это время… За это время я написал еще пару десятков страниц, но в них не было жизни. Герои были плоские и похожие один на другого, словно их клонировали. Сюжетные линии не сходились, а детали – важные, просто жизненно необходимые – не придумывались. А главное, каждый раз я думал, что это все – не то. Что я могу лучше, что книга выходит пресная и скучная! Интересно, терзали когда-нибудь такие мысли Сэлинджера? А Конан-Дойля? Да, вы правы, я замахнулся на классику, но если не стремиться к звездам, стоит ли вообще поднимать взгляд в небо?

Я подкурил очередную сигарету – последнюю, кстати, что меня дико разозлило, – и принялся расхаживать по квартире. Мысли глухо ударялись друг о друга, и искры от этих ударов сыпались у меня из глаз. Я слышал голоса моих героев, видел их сидящими на моем полу, но не знал, что с ними делать дальше. Они молчали, молчали и ждали, когда же я придумаю каждому из них историю. А кто-то там наверху, наверное, так же расхаживал по своим владениям и не знал, что делать со мной. Я был отыгранным, плохо прописанным персонажем и ждал, когда моя личная сюжетная линия наконец начнет развиваться.

Я не знал только одного – что мой сюжет уже написан.

Кофе был отвратительным. Так же, как и очередной сюжетный поворот, который я смял и с яростью бросил на пол. Все ты врешь, дружок, никакой ты не писатель. Голос Софи гудел колокольным набатом в больной голове, глаза слезились и уже плохо различали буквы. Кажется, мои герои начали подумывать о самоубийстве. Коллективном. Это было бы гораздо гуманнее, чем то, как над ними издевался я. Столько прорех, столько необоснованных правил было в моем придуманном мире, а я все никак не мог найти им объяснений. Я всегда думал, что можно просто сесть и писать – что взбредет тебе в голову. Знаете, как часто рассказывают писатели: о нет, я не составлял подробный план, я просто сел и записывал то, что происходило в моем воображении! Лично в моем воображении перекати-поле летали по голой сухой пустыне.

Я больше не злился, не мог злиться. Я просто глубоко сожалел, ведь придумав персонажа, я дал ему жизнь. Вернее, обещание жизни, а саму жизнь все еще прятал от него где-то глубоко в своем сознании. Их было много – моих героев, моих детей, но у всех была только одна огромнейшая беда в жизни – я в роли создателя.

Сигарета тлела в дрожащих руках, пока я засыпал. Проваливался в сон, словно придумывал очередную историю. Изможденное бессонными ночами и адским режимом тело расслаблялось, разваливалось на не слишком удобном стуле. Я чувствовал, как туман в голове рассеивается, сменяется тишиной и покоем. А еще шумом воды – прямо передо мной распростерся океан, сверкающий на солнце, словно огромное серебряное блюдо. Я шел по теплому песку, щурясь от яркого солнца, и был счастлив, невероятно счастлив. Чисто выбритое лицо, волосы подстрижены, вместо старой затасканной пижамы – белые штаны, закатанные выше щиколоток, и легкая рубашка нараспашку. Словно это и я и не я одновременно. На этом пляже я не был неудачником, я был свободным, частью чего-то огромного и особенного. Как этот самый океан – манящий и великий. Я видел вдалеке силуэты и почему-то определенно знал, что это мои герои. Тоже – счастливые. Они были здесь на месте, у них были истории, которые они хотели рассказать моими словами.

В тот момент я понял, что все идет своим чередом, что я на правильном пути. Знаете, это ощущение – словно внутри что-то щекочет, и сразу появляется столько сил, и в голове наступает невероятная ясность: что писать, в какую сторону двигаться и к чему стремиться. Я засмеялся и побежал к воде – брызги сверкали на солнце, освежая нагретую кожу. Так хотелось окунуться целиком, охладиться – солнце становилось все активнее, обжигало кожу, причиняло боль. Но и вода не спасала – она превратилась в кипяток, от которого пузырилась кожа. В ноздри ударил запах дыма и горящей плоти. Я оглянулся и увидел, как один за другим мои герои падают на песок, объятые огнем. Меня охватила паника и ужас: еще секунду назад я был невероятно счастлив, а теперь – пытался откашляться от заполнившего легкие дыма. Прекрасный сон превращался в кошмар.

Я вскочил, пытаясь продышаться от ужаса этого короткого измученного сна. И тут я увидел, что реальность намного ужаснее: моя квартира полыхала, все затянуло черным едким дымом. Огонь был буквально везде, ноги разъедала невыносимая боль, дышать было нечем. Это был конец, я очень ясно понимал это. В глазах темнело, все тело стало ватным, и я уже не ощущал боли – только смирение. Единственное, о чем я жалел, – что так и не дописал роман. Именно теперь, когда я знал, что делать, все рушилось. Моя жизнь потрескивала в огне, плавилась от жара, как и жизни моих персонажей. Я видел их глаза, этот взгляд… Они молили меня держаться, сражаться, отвоевать у смерти нашу общую вселенную – Вселенную мертвых персонажей. Сколько еще нужно было расписать, додумать, построить не только в своем воображении, но и на бумаге. Огонь медленно пожирал меня и мою историю. Я так хотел стать героем книги, но, когда все же ступил на страницы в виде персонажа, все превратилось в пепел. Даже там я не смог стать лучше, стать тем самым мужчиной, которого когда-то полюбила Софи и который мог написать лучшую книгу в своей истории.

Я впервые в жизни не боялся смерти – за секунду до встречи с ней. Я жалел, что слишком поздно узнал самого себя и свой путь. Столько лет ушло зря, столько месяцев одиночества отобрали будущее у сотни героев… Столько часов прошли без любви и поддержки Софи – а значит, впустую.

Погружаясь во тьму, я надеялся, что моя вселенная мертвых героев все-таки запустила свои часы и не замерла. А еще – что где-то есть такое же место для писателей – там, где спокойно, тепло и слова не горят.

«Вчера в результате пожара в собственной квартире скончался молодой британский журналист Джордж Эван Кэмерон. Как стало известно из полицейского отчета, причиной пожара стала незатушенная сигарета. Близкая подруга мистера Кэмерона Софи Демаршалл утверждает, что последний год он посвятил написанию своего дебютного романа. К сожалению, произведение, как и автор, погибло в огне.



Прощание с Джорджем Эваном Кэмероном пройдет завтра в церкви святой Марии в полдень».





Глава 9

Просто попробуй понять




Элис дошла до калитки и остановилась. Еще секунду назад она хотела сбежать, не знать ничего, не видеть Эвана, но сейчас, оставляя на кухне полный раздрай в жизнях десятерых людей – пусть и мертвых, и даже придуманных, но людей! – она чувствовала, что не имеет никакого права вот так сбежать. Никто в доме не знал о кошмарах Эвана, и, если бы не она, никто не сложил бы части этой мозаики воедино. Поэтому Элис круто развернулась на пятках и вернулась в дом, изо всех сил стараясь не наброситься с кулаками на Эвана. Тишина, которая сдавливала горло каждому, когда Элис уходила из дома, взорвалась праведным гневом и любопытством.

– Как ты можешь быть автором? Ты же такой, как и мы! С чего вообще Элис взяла всю эту чушь? – Вик мерила кухню широкими шагами, растирая длинными пальцами виски.


– Это бред какой-то! Чувак, так я неспроста видел тебя, когда снова умирал?

– Мы снова пляшем под чужую дудку? Это не новая жизнь, а новая история? – Глаза Мики наполнялись слезами. Каждый здесь верил, что они освободились, что это – возможность самим принимать решения. Осознать, что тобой снова манипулируют, слишком больно.

– Ну это вполне логично. – Элис стояла в дверном проеме, пристально разглядывая Эвана. В ней бурлила такая ярость, что говорить спокойно не выходило: слова обрывались, повисали растрепанными лентами на этом празднике горькой правды. – Куда еще могли попасть персонажи? В новую историю, как я и говорила. Ты нас прописываешь?

– Нет. Нет, нет, нет… Здесь вы действительно сами за себя отвечаете. Да я и не могу никого прописать – я не совсем автор.

– Единая Вселенная, кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?

– Вик, присядь. Я все расскажу. – Эван закрыл лицо руками, которые, как заметила Элис, изрядно тряслись. Если бы ей не хотелось его убить, она определенно обняла бы своего потерянного и опустошенного парня. Или уже бывшего парня?

– Элис всегда была права: Вселенная выдуманных персонажей тоже придумана и написана. Ее автор – Джордж Эван Кэмерон. Однажды ему пришла в голову идея о том, куда попадают персонажи после смерти в своих мирах. Так и создалась эта Вселенная, которую он вписал в свой роман. Но он не успел его закончить – поэтому в нашем мире иногда вопросов больше, чем ответов. Отсутствие номеров у лет и названий у континентов, появление детей только с двенадцати лет и много чего еще. Он очень старался, очень хотел сделать это место лучшим для каждого ушедшего героя, но сам погиб в пожаре в своей собственной квартире. Вместе с рукописью. Сэм, ты видел не меня, а его на том пляже. Я не знаю, что и как сработало тогда, но Вселенная ожила, заработала без всякого авторского вмешательства, а я получил мысли и воспоминания автора. Как-то так.

Эван решительно открыл один из шкафчиков, достал оттуда бутылку с бренди и стакан. Пока он трясущимися руками наливал себе алкоголь и залпом поглощал его, каждый на этой кухне взвешивал его слова. Все это казалось нереальным, неправильным.

– Так ты – не автор?

– Я не знаю, как ответить на этот вопрос, Ветер. Я – альтер эго автора, что ли. Но после пожара я словно перестал быть персонажем, а стал реальным человеком.

– А, ну конечно! Мы ведь все не люди для тебя. Так, расходный материал!

– Элис!

– Что, Костра? Будешь его защищать? Пожалуйста! Только он врал каждому из нас. Мы были семьей. Которую благодаря ему построили на лжи и предательстве. Ирг прав – мы кучка притворщиков, и Эван – наш предводитель.

Элис все-таки расплакалась. И в этот раз ушла. Бежала от всего происходящего. Почему именно так? Почему мир разрушился, когда она влюбилась и почувствовала себя живой и счастливой? Даже думать не хотелось, что будет дальше. Уехать из дома, где она только все обустроила? Выгнать Эвана, за которого многие заступятся? Делать вид, что ничего необычного не произошло?

Элис брела по улицам, пытаясь найти ответы на вопросы, но не находила. Идти на пляж теперь не хотелось. Раньше это было ее пристанище, но с недавних пор это место прочно ассоциировалось с Эваном, а лишние напоминания о том, что доверилась она отъявленному лгуну, ей не нужны. Город вокруг купался в солнце и шуме, но для Элис все словно померкло, подернулось грязной непроглядной пеленой. Забавно, как может поменяться мир вокруг, твое восприятие одних и тех же вещей из-за одной неудобной правды. А ведь еще вчера это был самый красивый город во всей Вселенной, Элис очень хотелось жить и делать что-то важное, а еще беспрерывно целовать Эвана, чувствуя, как их отдельные истории становятся одной повестью.

Ноги сами принесли ее в бар. Кажется, напиться в этой ситуации – единственный правильный поступок. Притупить ненадолго бурлящие чувства и мысли, забыться, отоспаться и дальше уже решать, что делать со всем этим. Или не решать – она пока не могла даже поверить в реальность всего происходящего, не то что разобраться.

Бар встретил Элис тишиной и полумраком. Конечно, кому еще придет в голову напиться в полдень вторника? Только ей и какому-то брюнету в кожаной куртке, что сгорбившись сидел за барной стойкой. Элис решительно направилась к нему. Не то чтобы она искала компанию. Просто где-то в памяти всплыли рассказы о случайных попутчиках, которым так легко было выложить все свои тревоги, в отличие от давно знакомых и близких людей. Поэтому Элис села на соседний стул и заказала у сонного бармена виски. Брюнет опирался локтями о стойку, неспешно потягивал что-то из своего бокала, рассеянно глядя перед собой. Легкая небритость на волевом подбородке, сведенные брови и большие руки с длинными пальцами – Элис рефлекторно поставила этому красавцу «отлично», на секунду забыв, зачем именно села рядом. Стакан, наполненный на треть, опустился на стойку перед ней, и Элис сделала большой глоток, сморщившись, когда алкоголь обжег ей горло. Пришлось потратить пару секунд на то, чтобы восстановить дыхание и сморгнуть проступившие слезы. Кивнув бармену повторить, она все же повернулась к незнакомцу.

– Плохой день?

Первое время ничего не происходило. Когда же брюнет осознал, что обращаются к нему, он лениво повернулся, смерил Элис скептическим взглядом и вернулся к своей выпивке.

– У тебя – да.

Элис даже не стала возражать. По какой еще причине она могла напиваться среди бела дня в прокуренном чахлом баре.

– А у тебя… – Элис намеренно сделала долгую вопросительную паузу, чтобы разговорить апатичного незнакомца. Он казался очень спокойным, усталым и безразличным.

– Мое имя тебе ни к чему. Ты ведь мне душу собралась излить? Без имен это гораздо проще.

– Ты всегда такой уверенный…

– Засранец? – мужчина усмехнулся, но от этого смешка у Элис волоски на коже встали дыбом. – Тут все просто. На пьяницу ты не похожа, хотя вид у тебя странный. Значит, пришла напиться по какому-то поводу. Одна, глаза красные – повод невеселый. – Он читал ее, как меню, что лежало по левую руку от Элис. – Ну, а раз во всем пустом баре ты села именно ко мне, значит, нужна жилетка.

– Я не собираюсь плакаться, жилетка.

– Ох уж эти сильные женщины. – Брюнет допил свой алкоголь и подозвал бармена: – Эта девушка хочет угостить меня, повтори.

Бармен выжидающе смотрел на Элис. Эта ситуация была такой абсурдной, а мужчина рядом – таким самоуверенным и наглым, что хотелось просто развернуться и уйти. Вот только куда? Искать другое место, чтобы напиться? Домой, где сейчас все стоят на ушах, а главное, где ее определенно дожидается Эван? Элис обреченно кивнула бармену и пригубила свой виски.

– Значит, о тебе не говорим?

– Жилетка выслушивает, а не жалуется. Начинай уже, пока мне не стало совсем скучно. – Когда брюнет говорил, на его лбу пролегало несколько глубоких морщин, делая из него всезнающего старца. Хотя, судя по тому, как четко он расставил все по местам, и по тому, сколько тоски было в его карих глазах, знал он действительно много.

– Я попала сюда не так давно и оказалась в одном из общих домов.

– Ты живешь в перевалочном пункте?

– Да, но… Мы как семья, все живем там постоянно, сделали ремонт. Это наш настоящий дом. И наш ментор, он…

– Ты спишь с ним?

– Что? – Элис возмутилась так резко и бурно, что мужчина лишь хмыкнул в ответ, пряча улыбку. Как он умудрялся видеть ее насквозь – было большой раздражающей и завораживающей загадкой. – Это неважно. Дело ведь не только во мне. Он обманывал нас всех, не умалчивал что-то, а обманывал, выдавая себя за другого. А мы ведь верили ему, верили, что мы – семья, команда, не знаю – как хочешь назови, но это предательство.

Лицо незнакомца, казалось, окаменело. Подбородок вмиг стал тяжелым, взгляд – пронзительно-рассеянным, а пальцы, сжимающие стакан, побелели от напряжения. Тут и спрашивать не надо было, чтобы понять, что Элис со своей историей затронула что-то очень близкое ему. Любопытство тоненьким голосочком заполняло все мысли, но первое правило общения с жилеткой – не лезть в душу, и она не собиралась его нарушать. Тем более Элис была уверена, что ей не понравится то, что мог рассказать этот мужчина: было в нем что-то порочно-притягательное, как у великих злодеев или серийных убийц.

– Может, – наконец, он нарушил тишину, что витала вокруг них в облаке пыли, – у него были причины для этого?

– Какие? – тут же вспылила Элис.