На волнах оригами
Часть 58 из 96 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Но…
Я совсем растерялась.
– Если кольца – то уходи. Не возьму, – вдруг жестко сказал Кей – и этого тона я не ожидала услышать. И этих слов – тоже.
– Глупый, – покачала я головой, поняв, почему это он так напрягся. Подумал, будто я отдам ему кольца – ведь если по нашему уговору я верну их, это будет значить, что я возвращаю ему и свои чувства.
Антон совершенно этого не желал, и я тихо порадовалась сему факту.
– Не кольца, – вновь лучезарно улыбнулась я, жестом фокусника доставая из сумки небольшую темно-синюю бархатную коробочку. – Тропинин, ты такой дурак! – не преминула объявить я.
Мне показалось, что он выдохнул от облегчения и решительно взял коробочку.
– Что это? – полюбопытствовал он.
– Открой.
И он открыл мой подарок, ставший предлогом для последней встречи в терминале аэропорта. Я не была особым оригиналом, в отличие от своих родственников и, наверное, самого Антона, а потому подарок мой был простым, без особых изысков – серебряный широкий браслет с гравировкой ручной работы на обеих своих сторонах. На внешней была изображена звуковая волна, на внутренней – несколько слов от меня.
Тех самых, важных.
Антон с интересом рассматривал браслет.
– Пока что я могу дать тебе немногое, – сказала я негромко, отчего-то глядя в пол, – хотя ты заслуживаешь намного большего. Но…
– Мне достаточно, – перебил Кей, надевая браслет на широкое запястье – украшение оказалось ему впору. – Спасибо. Правда, спасибо.
Наши взгляды встретились, и я с облегчением поняла по его глазам, что браслет понравился ему.
– Что ты записала? – спросил Антон, все же обнимая меня – очень легко, словно я была не человеком, а хрустальной статуей. Я с трудом прогнала непрошеные слезы.
– Как ты догадался?
Гравировка действительно была изображена в виде звуковой волны моего голоса. Я записала небольшое послание, которое мастер преобразил в волновую картинку, а после перенес и на серебро.
– У меня хорошая интуиция, – усмехнулся Антон. Его губы касались моего лба.
– Я хотела, чтобы ты расшифровал эту звуковую волну, но мастер сказал, что этого сделать не получится. Поэтому скажу тебе так, – отвечала хрипло я, наслаждаясь последними объятиями. – Все просто. Я тебя люблю. Банально? – прошептала я. Голос охрип от душивших слез, но я не давала им волю. Нельзя.
– Искренне.
Мы смогли отвоевать у времени еще один час, ставший нашим.
Стояли, не замечая всего этого людского потока, не слыша голосов и автоматизированных объявлений о прибытии рейсов, растворившись друг в друге – словно в последний раз.
А потом появился Арин, нагруженный сумками, как вьючный осел, хотя по его совершенно безэмоциональному флегматичному лицу сложно было сказать, что он недоволен. Как и Тропинин Арин был «замаскирован»: капюшон худи закрывал глаза и скрывал длинные черные волосы.
– Кэт, здравствуй, – поприветствовал он меня и тотчас обратился к другу: – Антон, время.
– Иду, – нехотя ответил Тропинин и наклонился ко мне, сжимая руки на моих плечах.
Наш последний поцелуй был коротким и горьким, и эта горечь затмила всю сладость, головокружение и ощущение полета, которые были до этого. Она въелась в сердце, как чернила в белоснежную скатерть. И осталась клеймом разлуки.
Я проводила Антона до стойки регистрации, которая в скором времени заканчивалась. И, как назло, народу в очереди почти не было.
Когда он уходил, я стояла и улыбалась старательно, махала рукой, а на сердце горело это мое свежее клеймо.
– Прощай, Антон, – тихо сказала я.
Любовь не только греет, она умеет сжигать сердца.
* * *
Антон приказал себе не смотреть на Катю, стоящую позади, за стойкой регистрации, но не смог этого сделать и оглядывался до тех пор, пока ее было видно.
А она стояла, улыбалась – искреннее – и махала ему, как маленькая девочка. Только вот глаза ее были грустными, и улыбка ее Антона обмануть не могла.
Но то, что она все же приехала, отдала ему этот браслет – он с неожиданной нежностью глянул на свое запястье, – Антона впечатлило.
Ему было тяжело не меньше, чем ей. Но он привычно спрятал все свои чувства поглубже, в нижний ящик сердца, тщательно упаковав, чтобы они не разбились. Сейчас следовало сосредоточиться на другом, но, черт возьми, как тяжело было это сделать!
Катя. Катя. Катя.
Его Катя. Беззащитная, хрупкая и такая сильная. Ни проронила ни слезинки, и Антон был благодарен ей за это.
Он не хотел, чтобы она плакала, хотя она плакала из-за него много раз. Парадокс.
В какой-то момент Антону показалось – уже в который раз, – что на него смотрит кто-то еще, помимо любимой девушки, но кто, парень так и не понял. Слишком уж много было в терминале людей.
Уже стоя в небольшой очереди на предполетный досмотр, неподалеку от рамок, Арин вдруг спросил:
– Сожалеешь?
– Что? – не сразу вынырнул из своих мыслей Антон.
– Хотел остаться с ней?
– Что за вопросы? – поморщился Тропинин.
Говорить об этом ему не хотелось. А друг любил выбирать больные темы – больные для других, естественно. Потому что говорить о том, что остро беспокоило его, не желал. Он почти никогда не говорил о своей Ольге. Так, пару раз, когда был порядочно пьян.
– Не знаю, что было бы, если бы ты все бросил и остался, – своим обычным спокойным голосом продолжал Арин. – Это бы был конец. Так?
– Не так, – ухмыльнулся неожиданно Кей. – Я – профессионал. И ты прекрасно знаешь, что музыка – не только мое хобби, но и моя работа, чел. И твоя тоже. Ты никогда не думал, что нужно искать баланс между работой и личной жизнью?
– Спасибо, – тронула легкая улыбка тонкие губы длинноволосого. Кажется, он ждал этого ответа.
– Идиот, – фыркнул Антон и прошел вперед – на досмотр.
Слова, выгравированные на обратной стороне серебряного браслета, въелись ему в память.
«Не забывай меня. Ведь я помню о тебе всегда. К.»
Когда они с парнями усаживались на свои места в самолете, Антон улыбался, глядя в иллюминатор. И совсем скоро он окажется в царстве Кати – среди облаков.
С этими мыслями он засунул в уши наушники с любимыми треками.
По крайней мере, над ними всегда будет одно небо.
Келла, сидящий рядом, с недоумением и почти брезгливо смотрел на друга и изредка качал головой.
Влюбился – вот мудак, а?
Андрей, который сегодня с группой не летел, но провожал, вернее, контролировал, чтобы все пятеро музыкантов и техники успешно погрузились в нужный самолет, чуть не съел Кея, когда тот просто взял и, отдав вещи Арину, свалил прочь от регистраторской стойки к своей милашке. И успокоился только тогда, когда Тропинин принес свою задницу обратно.
Зато поспешный уход Кея дал классный повод поржать. Правда, как только тот вернулся, шуточки прекратились – при этом психе, особенно когда он был без настроения, прикалываться было совершенно нельзя.
Келла уставился на соседний ряд – напротив сидела умопомрачительная блонди с шикарной грудью. Она поймала взгляд синеволосого и улыбнулась ему. Тот тотчас растянул губы в ответной улыбке – хулиганской, многообещающей. А они бы могли попробовать экстрим в самолете.
И тут перед его внутренним взором возникла картинка с другой блондинкой – в драном платье, потекшей тушью и с разбитой губой. Честно говоря, раньше Келла никогда не целовался с девушкой, у которой была разбита губа. Обычно губы в кровь били ему.
И что за урод попался этой стерве?
Келлу отчего-то передернуло, и реальная блондинка, приняв это на свой счет, мигом перестала улыбаться и отвернулась.
Барабанщик обозлился и уткнулся в планшет.
* * *
Живые карие глаза, принадлежащие темноволосому молодому человеку по имени Кирилл, чье лицо было спрятано за огромными темными очками, с интересом наблюдали за молодой девушкой с тяжелой копной длинных темно-ореховых волос, собранных в небрежный хвост.
Она заинтересовала его еще тогда, когда прощалась со своим парнем, который был обладателю темных глаз отлично знаком. Он совершенно случайно заприметил их в пестрой шумной толпе, пройдя после прибытия в общий зал ожидания, где должен был встретиться с дядей.
Кирилл прилетел буквально на день, для подписания кучи документов, связанных со второй группой, которую он решился спонсировать – инкогнито, конечно же. Местный аэропорт ему не нравился – ни в какое сравнение он не шел с теми международными аэропортами, в которых молодой человек привык бывать в последние несколько лет в составе своей группы. Хотя надо признать, что бывал он и в настоящих дырах.
Чтобы скоротать время, Кирилл купил в какой-то забегаловке кофе на вынос – божественное дерьмо, как сказал бы Гектор, фронтмен их общей группы. Гектор вообще любил всяческие оксюмороны и запутанные выражения и наслаждался, когда люди не понимали. Глядели на него удивленно, силясь понять смысл сказанного, а он пытливо смотрел им в глаза, копируя выражение их лиц, и только пожимал плечами, не утруждая себя пояснениями. А когда они уходили, не смеялся и не вздыхал глумливо, а только лишь приподнимал бровь, умудряясь демонстрировать всю глубину своего разочарования в подобных экземплярах. Правда, так Гектор делал, когда у него было настроение. Когда настроения не было – мог и ударить какого-нибудь наглеца. А если рядом находился Марс, то он обязательно встревал и начиналась драка. В начале их карьеры менеджер задолбался разруливать последствия этих самых драк.
Впрочем, сейчас о друзьях-музыкантах Кириллу думать не хотелось. Все мысли были об этой темноволосой девчонке.
Я совсем растерялась.
– Если кольца – то уходи. Не возьму, – вдруг жестко сказал Кей – и этого тона я не ожидала услышать. И этих слов – тоже.
– Глупый, – покачала я головой, поняв, почему это он так напрягся. Подумал, будто я отдам ему кольца – ведь если по нашему уговору я верну их, это будет значить, что я возвращаю ему и свои чувства.
Антон совершенно этого не желал, и я тихо порадовалась сему факту.
– Не кольца, – вновь лучезарно улыбнулась я, жестом фокусника доставая из сумки небольшую темно-синюю бархатную коробочку. – Тропинин, ты такой дурак! – не преминула объявить я.
Мне показалось, что он выдохнул от облегчения и решительно взял коробочку.
– Что это? – полюбопытствовал он.
– Открой.
И он открыл мой подарок, ставший предлогом для последней встречи в терминале аэропорта. Я не была особым оригиналом, в отличие от своих родственников и, наверное, самого Антона, а потому подарок мой был простым, без особых изысков – серебряный широкий браслет с гравировкой ручной работы на обеих своих сторонах. На внешней была изображена звуковая волна, на внутренней – несколько слов от меня.
Тех самых, важных.
Антон с интересом рассматривал браслет.
– Пока что я могу дать тебе немногое, – сказала я негромко, отчего-то глядя в пол, – хотя ты заслуживаешь намного большего. Но…
– Мне достаточно, – перебил Кей, надевая браслет на широкое запястье – украшение оказалось ему впору. – Спасибо. Правда, спасибо.
Наши взгляды встретились, и я с облегчением поняла по его глазам, что браслет понравился ему.
– Что ты записала? – спросил Антон, все же обнимая меня – очень легко, словно я была не человеком, а хрустальной статуей. Я с трудом прогнала непрошеные слезы.
– Как ты догадался?
Гравировка действительно была изображена в виде звуковой волны моего голоса. Я записала небольшое послание, которое мастер преобразил в волновую картинку, а после перенес и на серебро.
– У меня хорошая интуиция, – усмехнулся Антон. Его губы касались моего лба.
– Я хотела, чтобы ты расшифровал эту звуковую волну, но мастер сказал, что этого сделать не получится. Поэтому скажу тебе так, – отвечала хрипло я, наслаждаясь последними объятиями. – Все просто. Я тебя люблю. Банально? – прошептала я. Голос охрип от душивших слез, но я не давала им волю. Нельзя.
– Искренне.
Мы смогли отвоевать у времени еще один час, ставший нашим.
Стояли, не замечая всего этого людского потока, не слыша голосов и автоматизированных объявлений о прибытии рейсов, растворившись друг в друге – словно в последний раз.
А потом появился Арин, нагруженный сумками, как вьючный осел, хотя по его совершенно безэмоциональному флегматичному лицу сложно было сказать, что он недоволен. Как и Тропинин Арин был «замаскирован»: капюшон худи закрывал глаза и скрывал длинные черные волосы.
– Кэт, здравствуй, – поприветствовал он меня и тотчас обратился к другу: – Антон, время.
– Иду, – нехотя ответил Тропинин и наклонился ко мне, сжимая руки на моих плечах.
Наш последний поцелуй был коротким и горьким, и эта горечь затмила всю сладость, головокружение и ощущение полета, которые были до этого. Она въелась в сердце, как чернила в белоснежную скатерть. И осталась клеймом разлуки.
Я проводила Антона до стойки регистрации, которая в скором времени заканчивалась. И, как назло, народу в очереди почти не было.
Когда он уходил, я стояла и улыбалась старательно, махала рукой, а на сердце горело это мое свежее клеймо.
– Прощай, Антон, – тихо сказала я.
Любовь не только греет, она умеет сжигать сердца.
* * *
Антон приказал себе не смотреть на Катю, стоящую позади, за стойкой регистрации, но не смог этого сделать и оглядывался до тех пор, пока ее было видно.
А она стояла, улыбалась – искреннее – и махала ему, как маленькая девочка. Только вот глаза ее были грустными, и улыбка ее Антона обмануть не могла.
Но то, что она все же приехала, отдала ему этот браслет – он с неожиданной нежностью глянул на свое запястье, – Антона впечатлило.
Ему было тяжело не меньше, чем ей. Но он привычно спрятал все свои чувства поглубже, в нижний ящик сердца, тщательно упаковав, чтобы они не разбились. Сейчас следовало сосредоточиться на другом, но, черт возьми, как тяжело было это сделать!
Катя. Катя. Катя.
Его Катя. Беззащитная, хрупкая и такая сильная. Ни проронила ни слезинки, и Антон был благодарен ей за это.
Он не хотел, чтобы она плакала, хотя она плакала из-за него много раз. Парадокс.
В какой-то момент Антону показалось – уже в который раз, – что на него смотрит кто-то еще, помимо любимой девушки, но кто, парень так и не понял. Слишком уж много было в терминале людей.
Уже стоя в небольшой очереди на предполетный досмотр, неподалеку от рамок, Арин вдруг спросил:
– Сожалеешь?
– Что? – не сразу вынырнул из своих мыслей Антон.
– Хотел остаться с ней?
– Что за вопросы? – поморщился Тропинин.
Говорить об этом ему не хотелось. А друг любил выбирать больные темы – больные для других, естественно. Потому что говорить о том, что остро беспокоило его, не желал. Он почти никогда не говорил о своей Ольге. Так, пару раз, когда был порядочно пьян.
– Не знаю, что было бы, если бы ты все бросил и остался, – своим обычным спокойным голосом продолжал Арин. – Это бы был конец. Так?
– Не так, – ухмыльнулся неожиданно Кей. – Я – профессионал. И ты прекрасно знаешь, что музыка – не только мое хобби, но и моя работа, чел. И твоя тоже. Ты никогда не думал, что нужно искать баланс между работой и личной жизнью?
– Спасибо, – тронула легкая улыбка тонкие губы длинноволосого. Кажется, он ждал этого ответа.
– Идиот, – фыркнул Антон и прошел вперед – на досмотр.
Слова, выгравированные на обратной стороне серебряного браслета, въелись ему в память.
«Не забывай меня. Ведь я помню о тебе всегда. К.»
Когда они с парнями усаживались на свои места в самолете, Антон улыбался, глядя в иллюминатор. И совсем скоро он окажется в царстве Кати – среди облаков.
С этими мыслями он засунул в уши наушники с любимыми треками.
По крайней мере, над ними всегда будет одно небо.
Келла, сидящий рядом, с недоумением и почти брезгливо смотрел на друга и изредка качал головой.
Влюбился – вот мудак, а?
Андрей, который сегодня с группой не летел, но провожал, вернее, контролировал, чтобы все пятеро музыкантов и техники успешно погрузились в нужный самолет, чуть не съел Кея, когда тот просто взял и, отдав вещи Арину, свалил прочь от регистраторской стойки к своей милашке. И успокоился только тогда, когда Тропинин принес свою задницу обратно.
Зато поспешный уход Кея дал классный повод поржать. Правда, как только тот вернулся, шуточки прекратились – при этом психе, особенно когда он был без настроения, прикалываться было совершенно нельзя.
Келла уставился на соседний ряд – напротив сидела умопомрачительная блонди с шикарной грудью. Она поймала взгляд синеволосого и улыбнулась ему. Тот тотчас растянул губы в ответной улыбке – хулиганской, многообещающей. А они бы могли попробовать экстрим в самолете.
И тут перед его внутренним взором возникла картинка с другой блондинкой – в драном платье, потекшей тушью и с разбитой губой. Честно говоря, раньше Келла никогда не целовался с девушкой, у которой была разбита губа. Обычно губы в кровь били ему.
И что за урод попался этой стерве?
Келлу отчего-то передернуло, и реальная блондинка, приняв это на свой счет, мигом перестала улыбаться и отвернулась.
Барабанщик обозлился и уткнулся в планшет.
* * *
Живые карие глаза, принадлежащие темноволосому молодому человеку по имени Кирилл, чье лицо было спрятано за огромными темными очками, с интересом наблюдали за молодой девушкой с тяжелой копной длинных темно-ореховых волос, собранных в небрежный хвост.
Она заинтересовала его еще тогда, когда прощалась со своим парнем, который был обладателю темных глаз отлично знаком. Он совершенно случайно заприметил их в пестрой шумной толпе, пройдя после прибытия в общий зал ожидания, где должен был встретиться с дядей.
Кирилл прилетел буквально на день, для подписания кучи документов, связанных со второй группой, которую он решился спонсировать – инкогнито, конечно же. Местный аэропорт ему не нравился – ни в какое сравнение он не шел с теми международными аэропортами, в которых молодой человек привык бывать в последние несколько лет в составе своей группы. Хотя надо признать, что бывал он и в настоящих дырах.
Чтобы скоротать время, Кирилл купил в какой-то забегаловке кофе на вынос – божественное дерьмо, как сказал бы Гектор, фронтмен их общей группы. Гектор вообще любил всяческие оксюмороны и запутанные выражения и наслаждался, когда люди не понимали. Глядели на него удивленно, силясь понять смысл сказанного, а он пытливо смотрел им в глаза, копируя выражение их лиц, и только пожимал плечами, не утруждая себя пояснениями. А когда они уходили, не смеялся и не вздыхал глумливо, а только лишь приподнимал бровь, умудряясь демонстрировать всю глубину своего разочарования в подобных экземплярах. Правда, так Гектор делал, когда у него было настроение. Когда настроения не было – мог и ударить какого-нибудь наглеца. А если рядом находился Марс, то он обязательно встревал и начиналась драка. В начале их карьеры менеджер задолбался разруливать последствия этих самых драк.
Впрочем, сейчас о друзьях-музыкантах Кириллу думать не хотелось. Все мысли были об этой темноволосой девчонке.