На крыльях

Домой возвращались мы не вместе. Подруга ушла раньше, заявив, что поедет делать ногти, а я осталась на спецкурс по выбору. Обычно спецкурс я выбирала такой же, какой и Нина, но в последние два семестра стала полагаться на саму себя и выбирала то, что мне было больше по душе. Поэтому мы с подругой посещали разные спецкурсы, которые стояли в разное время. Домой я возвращалась уже довольно поздно – пар и без того сегодня стояло много, и голова моя пухла от знаний, полученных в стенах родной альма-матер – на завтра нужно было выполнить большой объем домашней работы, заданной к семинару. На улице было пасмурно, солнце спряталось за плотным слоем сизых, угрожающего вида туч, нависших над городом. Было безветренно и сухо, и почему-то мне казалось, что на улице пахнет старыми книгами и пылью.

Вот-вот должен был начаться дождь, и я спешила к остановке, потому что не взяла с собой зонтик.

Гроза грянула тогда, когда я села в автобус, оказавшись на заднем сиденье, у самого окошка. В одной руке у меня был телефон, в другой – стакан только что купленного горячего капучино, а на коленях – сумка. Началось все с порывов ветра, бьющих по зданиям и начавшим зеленеть деревьям, а потом в окна стал стучаться дождь – его косые капли казались царапинами на стекле, которых становилось все больше и больше. А я ехала, включив музыку и воткнув в уши наушники, и вместо стука дождя и грома слушала голоса Антона. Я смотрела в окно, видя за крышами домов тонкие росчерки молнии. Ехали мы долго, и почему-то мне было уютно и казалось, что я приеду домой, а там меня встретит Антон.

Но меня встретил совсем другой человек.

Мне повезло – гроза кончилась раньше, чем я вышла из автобуса. Домой пришлось идти то по мокрому асфальту, то прямо по лужам. После грозы было хорошо: пыль улеглась, воздух стал свежим, а далеко на западе небо разгладилось, подернулось бледно-розовой дымкой – напоследок солнце все же решило выглянуть. Правда, и пропало оно быстро. Когда я, решив немного прогуляться, вошла в парк, небо все еще озарялось тусклым закатом, и по окнам многоэтажек все еще блуждали заходящие лучи. А когда вышла из него спустя полчаса, на землю опускались апрельские прозрачные сумерки, хрупкие, с холодными промокшими тенями и акварельными огнями фонарей и фар в стекле луж, расплывшихся по асфальту.

Я не сразу узнала Кирилла, шагнувшего из сумерек ко мне навстречу – он ждал меня во дворе дома. На нем был капюшон, скрывающий глаза.

– Привет, – сказал он мне, улыбаясь, словно ничего и не произошло.

– Привет, – осторожно сказала я. – Думала, ты уехал.

Мне казалось, что после того, что произошло на Ниночкиной свадьбе, мы не увидимся.

– Приехал, – поправил меня Кирилл. – Ездил в родной город. И вернулся обратно. Хотя не планировал, – с легкой укоризной сказал он, как будто бы в чем-то обвиняя меня.

– Ты что-то хотел? – спросила я. Он склонил голову набок и засунул руки в карманы.

– Поговорить.

– Тогда говори.

– У тебя плохое настроение? – его вопрос показался мне странным, совсем неуместным.

– Ровное.

– Тогда… Ты злишься? – с любопытством поинтересовался Кирилл.

Я промолчала. Он всерьез спрашивает это? И зачем только пришел. Продолжить дальше свое шоу?

– Нет, серьезно? – не отставал он. И, пристально на меня глядя, констатировал:

– Ты обиделась на меня, Катя.

– Ты не понимаешь, что сделал? – спросила я сердито.

– Что же?

– Разрушил дружбу.

Я сама поняла, как по-детски это прозвучало. И он рассмеялся – весело, звонко, будто услышал смешную шутку. Но, заметив мой злой взгляд, резко замолчал – как по щелчку пальцев.

А на улице становилось все темнее и темнее.

– Я просто хотел быть честным, Катя. Рассказал тебе о своих чувствах. Не преследовал цели обидеть тебя, задеть или оскорбить.

– Меня – может, и нет. А его – да, – проговорила я.

И Кирилл отлично понял, кого я имею в виду – Антона. Но продолжал изображать клоуна – замотал головой, отрицая мои слова.

Меня вновь охватила обида – не такая яркая, горящая серым пламенем, как на свадьбе, уже прожитая, потускневшая, но все еще тлеющая на костре чувств. Я не чувствовала себя оскорбленной, я чувствовала себя покинутой.

Друзья не должны предавать друг друга.

Дружба не должна строиться на лжи.

Ничто не может строиться на лжи – однажды она сгниет и все рухнет.

У нас с Кириллом – рухнуло. Я была слишком наивной, слишком доверчивой, когда общалась с ним. И, наверное, стоило сказать ему на прощание, что я думаю. Чтобы поставить все точки и остаться без многоточий и запятых.

– Я все знаю. Знаю, что ты – продюсер «На краю», – продолжала я совершенно устало, без особых эмоций и чувств. – И что между тобой и Антоном – сложные отношения. Я долго не могла понять, почему со мной и с Ниной общается такой человек, как ты. Известная личность, талант, звезда. Это с самого начала не вязалось у меня с общением по Интернету. Но, знаешь, Кирилл, я верю людям и верю в людей. Как ребенок я искренне надеялась, что ты просто увидел во мне личность. Втайне даже гордилась собой, что смогла заинтересовать такого человека, как ты – известного, неординарного. Ты отлично умеешь создавать иллюзию нужности: твои сообщения ждешь, читаешь с интересом, с таким же интересом отвечаешь, думая, что это не игра в одни ворота.

Он молча слушал меня, глядя пристальным взглядом в лицо.

А я продолжала:

– Но мне стало понятно – ты просто захотел насолить Антону. Поэтому и сделал вид, что мы – друзья. Решил подобраться к нему через меня. Кирилл, это неправильно. Нельзя так играть с чужими чувствами. Я ведь действительно считала тебя другом.

– Но ведь он же тоже с тобой играл, – возбужденно сказал Кирилл. – Куда жестче играл, втоптал в грязь. Поступил, как полный придурок.

Откуда-то он все знал, и я даже не стала спрашивать, откуда.


На руки мне падали редкие капли вновь начинающегося дождя.

– Ты ведь простила его! А я и вполовину не был таким уродом, как он! И я правда считал тебя своим другом. Да, мне стало интересно, что за девушка появилась у Кея, но, клянусь, я был искренен! Я относился к тебе, как к сестре. А потом понял, что ты мне нравишься. Знаешь, Катя, – продолжал он, не чувствуя ни прохлады, ни поднявшегося вновь ветра, – когда я сидел у тебя на кухне, когда видел тебя, меня переклинивало. Я смотрел на тебя и понимал – хочу подойти и обнять. Коснуться волос. Узнать, какие у тебя губы на вкус.

– Перестань, – попросила я. – Ты ведь прекрасно понимаешь, что ничего не чувствуешь ко мне.

– Это ты не понимаешь.

– Ты путаешь кайф от победы с удовольствием от общения человека. Очнись, Кирилл! Я не понимаю, что Антон сделал тебе, раз ты так хочешь его одолеть… Но в чем? Переманить к себе его любимую девушку? Низко. Ты же не такой.

Я не знала, как донести до него простую истину.

– Я хотел быть тебе другом, – упрямо повторил Кирилл.

– Поэтому говорил неправду про Антона, – усмехнулась я, вспомнив все его слова о том, что «На краю» – посредственная вторичная команда. У которой нет будущего.

– Потому что никто не должен был знать, что мы – связаны! – воскликнул Кирилл.

В его голосе были искренность и горечь, но я уже ничему не могла верить.

Карма у тебя такая – быть обманутой.

Он вдруг шагнул ко мне совсем близко, откинул капюшон, и я увидела, как в темных немигающих глазах Кирилла отражается свет фонарей. Его обаяние, легкость и непринужденность, которые мне всегда нравились, исчезли. Его свет померк, стал таким же тусклым, как эти хрустальные сумерки.

«Такой», – говорил его взгляд. Или мне просто это казалось в пылу эмоций.

– Ты веришь в случайности? – спросил Кирилл вдруг. Он стоял так близко – всего полшага для поцелуя, и от него исходил тонкий цветочный аромат, как будто бы он долго прижимал к себе розы.

– Во что? – процедила я сквозь зубы. Дождь постепенно набирал силу.

– Случайные встречи, случайные события… Они ведут нас туда, где мы могли бы быть счастливы. И ты была моей случайностью.

– Что ты несешь? – устало спросила я.

– Мы ведь встречались с тобой раньше. – Кирилл вдруг улыбнулся далекому воспоминанию. – Помнишь, лет пять назад… Я сидел на ступеньках около твоей квартиры, а ты шла заплаканная – кажется, из-за парня. И я тебя поцеловал. А ты смутилась и убежала, Катя. Я тогда оставил у вас гитару…

Я помнила.

Далекий, смутный, почти забытый эпизод из жизни всплыл в моей памяти, как труп в весенней реке. Да, было что-то подобное… Было. В тот поздний вечер я, потерянная из-за поступка Максима, видела его вместе с Ирой. Они шли по улице за руку, улыбающиеся и счастливые. Совершенно забывшие обо мне. Бросившие меня в мусорный бак, как ненужную вещь. Не знающие, как мне больно.

Я увидела их, свернула на другую сторону улицу и заспешила домой. Тогда я не выдержала и расплакалась по дороге. А потом я вышла из лифта, и ко мне пристал какой-то непонятный тип. Даже попытался поцеловать. Я так испугалась тогда, что даже рыдать перестала.

– Смутилась? – с нервным смехом спросила я. – Ты серьезно? Я испугалась. И после твоего так называемого поцелуя губы с мылом мыла. Идиот!

А Кирилл словно меня не слышал.

– Я был первым. Не он. Понимаешь?

– Ошибаешься, – вдруг рассмеялась я, вспомнив Красную елку и то, как словно сама себе выбрала Антона, когда пыталась помочь Алине Лесковой.

– Я нашел тебя первым, – повторил Кирилл.

– Это я нашла его первым.

– В смысле? – не понял он. Видимо, ждал других слов.

– В прямом. Ты говоришь про судьбу, и если следовать твоей логике о том, что какие-то люди предназначены друг другу, то Антон предназначен мне, – я разрешила себя ухмыльнуться, хотя внутри все ныло от щемящего чувства предательства. Кирилл использовал меня, как разменную монету. – Я встретила его, когда мне было лет тринадцать или четырнадцать. А потом училась с ним несколько лет, не обращая внимания. Судьба ли это? Я не знаю.

Он молчал, хмуря брови.

– Знаешь, что я поняла, Кирилл? – продолжала я. – Это все мы. Мы сами строим нашу судьбу. Ты обманул меня, поступил совсем не по-дружески, и не стоит все спихивать на судьбу или прикрываться ею. Это был твой выбор. – Я замолчала на мгновение. – Мне пора. Ты тоже иди. Под апрельским дождем легко простудиться.

Он не двинулся с места. Стоял, смотрел и молчал.

– Кирилл… Иди. И я пойду. Мне холодно.

Я пошла к подъезду. А он – за мной.

– Кирилл, – обернулась я, уже стоя под козырьком. – Зачем ты это делаешь?

Я злилась. Он улыбался. И вдруг снял с себя ветровку и протянул мне, оставшись в одной темно-синей майке. А я увидела татуировку, на которую то ли не обращала внимания раньше, то ли впервые заметила – на его плече был паук с крыльями. Что-то очень знакомое.

Гитара, точно! Та, что осталась у нас. На ее корпусе – такой же рисунок.