На крыльях

Что ей теперь делать? Как жить? Как жить Кириллу? Выживет ли Антон?

Из ее груди вырвался короткий стон отчаяния.

И без того раненое сердце словно копьем пронзили, и она выдохнула от боли, прижимая кулак к левой стороне груди.

«Успокойся, – велела сама себе Адольская, тяжело дыша, – он еще жив. И ты должна ехать к нему. Больница – дрянь. Нужно перевести его в частную. В Москву. За границу. Успокойся, успокойся, – повторяла она, сдерживая полустоны – полувсхлипы. – Успокойся, твою мать! Антону нужна твоя помощь, дура. Собралась!»

С этими мыслями Алла, стиснув зубы, выпрямилась и вновь надавила на газ.

Сердце рвало на части безумное копье, но женщина не обращала на это внимания, как и на боль в лодыжке. Она крепко вцепилась в руль и, явно нарушая правила, мчалась к больнице. По пути Алла останавливалась, включая аварийку, еще дважды, когда понимала, что сейчас ее вновь накроет волна ужаса, паники и страха.

И каждый раз с трудом заставляла себя очнуться. В этом помогала цель, которую она четко поставила перед собой: как можно быстрее оказаться в проклятой больнице и помочь Антону, перевести его в частную клинику, найти хороших врачей, оплатить лекарства, операции – все, что нужно.

Кома… Из комы же выводят, верно?

Как она доехала до больницы, Алла помнила плохо. Все вокруг было подернуто дымкой тумана. Она хорошо запомнила лишь то, чтобежала, не обращая внимания на лужи, к главному корпусу больницы. И боли тоже не чувствовала.

Кирилла она увидела, едва только распахнула дверь. Он сидел на лавочке в приемном отделении, привалившись к стене. Голова его была перевязана, на лице – синяки и ссадины, но самым страшным казались в этот момент его глаза – в них застыл безмолвный ужас: как тонкий лед на озере с мертвой водой.

Видя мать, Кирилл встал. Его слегка покачивало. И не сказать, что взрослый самостоятельный парень – запуганный ребенок.

– Что случилось? Говори мне, что случилось, – стала трясти его за ворот Алла, не в силах больше сдерживаться. Нет, она не плакала, потому что слезы куда-то пропали, но чувства одолевали ее такие страшные, что иногда она переставала себя контролировать.

– Что с Антоном?! Что ты с ним сделал? – кричала она. – Где он?

А Кирилл молча смотрел на нее, не делая ни малейших попыток высвободиться, и губы его едва заметно дрожали.

– Вы его так не трясите, – посоветовала проходившая мимо женщина в белом халате. – Сотрясение, как-никак, – кинула она выразительный взгляд на перевязанную голову молодого человека. – Если ищите родственника – то он в реанимации. Сама звонила, спрашивала, – очень меня уж ваш сыночек достал.

Алла все же отпустила Кирилла, вновь пытаясь взять себя в руки.

– И раз уж состояние тяжелое, просите дежурного врача, чтобы пустил в отделение, – от души посоветовала медсестра. – Если попрощаться хотите.

Это были самые страшные слова в ее жизни. Но с сыном Алла прощаться не собиралась.

– Где отделение реанимации? – только и спросила она.

– На первом этаже, вам налево, а потом прямо…

Договорить женщина в белом халате не успела. Адольская, схватив Кирилла за руку, быстрым уверенным шагом направилась по указанному направлению. И лицо ее было бледным и решительным.

– Даже спасибо не скажут, – покачала головой медик.

Больничные темно-зеленые стены давили, потолок грозился вот-вот упасть на голову, погребя под собой и тоннами дурных мыслей, пахло фенолом – сильным антисептиком. Невидимый пугающий дух больницы грозился вот-вот сломать и здоровых людей, и какой-то момент Алла вдруг подумала почти отрешенно, что, наверное, отдала бы многое – или все, чтобы с Антоном ничего не случилось, чтобы сейчас он не находился в этом страшном месте, воздух в котором насквозь пропитался лекарствами.

Если выживет – она для него все сделает.

Хочет жить с этой девчонкой – пусть живет.

Хочет заниматься музыкой – пусть занимается.

Хочет прожигать жизнь – пусть прожигает.

Но пусть останется живой и невредимый.

Господи, ну пожалуйста, пусть он будет живой.

Она едва не упала, но Кирилл вовремя подхватил мать.

– Я не хотел, – прошептал он.

– Молчи, – приказала ему Алла и, невзирая на дикую боль в ноге, потащила его дальше.

Отделение реанимации и интенсивной терапии Адольская нашла быстро, но туда, естественно, не пускали абы кого. Одна из замотанных дерганых медсестер, пробегающих мимо, подтвердила, что в реанимации лежит Тропинин, и велела ждать дежурного врача, потому что никакой информацией, кроме той, что пациент в коме, не располагала. Или просто не хотела говорить.

Врач пришел отнюдь не сразу, не по первому требованию Аллы, которая привыкла к иному отношению. И за это время, пока они ждали перед дверями отделения реанимации, женщина заставила все-таки Кирилла рассказать, что произошло. Он, запинаясь и сбиваясь, рассказал.

Он, правда, не хотел.

Не думал, что так будет.






* * *


Кирилл узнал о том, где находится брат, от отца. Честно говоря, он не желал видеть его до боли знакомую мерзкую морду и, если бы не алкоголь и отчаяние, не отправился искать его этой ночью.

И тогда бы ничего не произошло.

Все началось с того, что Алла узнала о связи Кирилла и Алины. И он думал, что матери обо всем рассказал брат, желающий ему насолить. Откуда он мог знать, что это сделала Катя?

Тогда, еще осенью, Алла, весьма заинтересовавшись этим фактом, собрала в своей квартире обоих: и Алину, и Кирилла, который не ожидал такого поворота событий.

Разговор был короткий, но жесткий: мать, сидя напротив них в своей огромной гостиной, популярно разъяснила обоим, что собирается с ними сделать, если они не перестанут общаться. Алина, кажется, ее словами не впечатлилась, но спорить не стала, потому как отлично понимала, что Адольская – ее временная союзница на пути завоевания Антона. Зато Кирилл пришел в ярость. И когда Алина ушла, они с матерью стали ругаться. Вернее, орать начал он, а Алла лишь, сидя в кресле, как на троне, наблюдала, как сын мечется по комнате.

– Я запрещаю тебе общаться с Лесковой, – сообщила она ему в ответ на вопли о любви, которую считала блажью. – У тебя есть Дина, милый. Все, что ты получаешь от Лесковой, вполне можешь получить от нее.

– Какая разница! – кричал Кирилл в бешенстве. – Какая разница, кто из нас будет с Алиной! Тебе ведь выгодно иметь ее в невестках!

– Допустим, разница есть, – холодно ответила женщина. – Во-первых, договоренности с родителями Дины. Во-вторых, ты рядом с Лесковой как тряпка, дорогой мой. Антона она любит, а ты ей не нужен. И если ты не в состоянии это понять, то мне жаль тебя, милый. Мне не слишком приятно видеть, как об тебя обтирают ноги. Даже такие красивые, как у нашей замечательной Алины. Не промах девочка, – покачала она головой, делая глоток красного вина.

Честно говоря, ей уже надоело, что эта девчонка играет с ее сыновьями. Да, она импонировала Алине – слишком хороша та была: умна, амбициозна, богата, эффектна – куда до нее этой дочурке художника, да и малышка Дина не дотягивала, за исключением, разве что, связей отца, которые были нужны Алле.

Алина даже частично напоминала Адольской ее саму.

Когда-то, очень давно, Алла с таким же почти упорством добивалась своего Олега, который на момент их знакомства встречался с другой девушкой. Они учились в одной группе, и все вокруг считали, что у них – настоящие большие чувства. Разумеется, все, кроме Аллы, которая влюбилась в него с первого взгляда, переведясь из другого университета в параллельную группу и едва только увидев в толпе.

Увидела и поняла, что этот высокий сероглазый парень – ее.

Она отчего-то точно знала, что Олег с той своей девицей – как ее звали? Яна? – не будет и вполовину счастлив, как с ней. И упорно шла к своей цели – быть с ним. Поначалу ничего не получалось. Даже старший брат, который в то время уже давно преподавал в университете, успешно защитив кандидатскую, говорил, чтобы она оставила Тропинина в покое, а Алла лишь улыбалась. Отступать было не в ее правилах.

И шаг за шагом у нее получилось – Олег поссорился с Яной, которую, судя по всему, невзлюбила его семья, и обратил свое внимание на Аллу. Они начали встречаться. А дальше как в сказке с плохим концом: свадьба, дети, измены, развод… И вместо любви осталась ненависть и горечь. И желание сделать детей счастливыми. Хотя бы их.

Поругавшись с матерью, Кирилл одумался на следующий день и сказал даже, что больше с Алиной встречаться не будет – мол, он все понял и раскаивается. На это его надоумила сама Лескова, которая терпеть не могла, когда ей что-то запрещают. К тому же Кирилл стал для нее этаким наркотиком – когда она была с ним, она всегда представляла его брата, каким бы странным или даже извращенным это ни казалось.

Естественно, встречи хоть и редкие, но продолжились, и, кажется, Кирилл жил только ради них, все больше и больше понимая, как любит Алину. Чувства из глупого подросткового возраста, когда она выбрала не его, а брата, преследовали его всю прожитую жизнь.

Мучительные встречи продолжались до апреля, сводя с ума. Алина была то нежна, то вдруг отталкивала его прочь. Он понимал, что она думает о его брате, и это его и унижало, и злило. Кирилл безумно ревновал, но молчал. Наперекор Алине он пошел только однажды – когда она, охваченная безумной идеей, вдруг захотела поехать вместе с ним в Берлин. Кирилл сначала согласился, однако потом, когда узнал, зачем, пошел в отказ. Алина хотела сделать фото с ним на фоне Берлинских достопримечательностей, чтобы прислать Кате Радовой, девушке брата. И дать ей понять, что она, Алина, проводит время с Антоном.

– Ты разве не понимаешь, что это ненормально? – говорил Кирилл в тот день. – Оставь его в покое. И, думаешь, будет не понятно, что это он, а не я?

– Я хочу, чтобы мышка сомневалась в нем, – отвечала Алина. – Ты же понимаешь, как это важно?

Кирилл все же не согласился. И долгое время они не виделись. Однако стоило Лесковой ему позвонить, как он сорвался и кинулся к ней, вновь оставив и работу, и Дину, которая порядком раздражала его, и свою гордость.

А потом мать узнала о них. И Кирилл, которого Алина часто обвиняла в мягкотелости, наконец, решился. Он долго к этому шел, не желая противоречить матери, но все же понял – больше не может так жить, мечась между Алиной и Диной. Любовью и долгом.

К тому же Дину было жаль – кажется, девчонка что-то напридумывала себе и решила, что влюбилась.

Кирилл пошел на отчаянный для себя шаг. Несколько дней назад он сказал матери, что не женится на Дине. Она ему не нужна – он не любит ее и не чувствует, что будет испытывать хотя бы симпатию к ней.

– Для меня она – маленькая девочка, – сказал с вызовом Кирилл, глядя молчавшей матери в глаза. – И да, мама, я с ней уже расстался. Сегодня. Она опять приехала, и я сказал ей все. Что не могу так больше. И что со мной она будет мучиться. И да, по телефону поговорил с ее родителями. Извинился.

Алла устроила ему страшный скандал: для нее подобное заявление было поистине ножом в спину от сына, на которого она возлагала большие надежды. Кажется, даже на Антона она так не злилась, когда он собрал вещи и ушел из дома к папаше. Алла кричала, пыталась воззвать то к совести, то к доводам рассудка, то угрожала, но Кирилл держался. Его словно заклинило на своей Алине.

Сама Алина, узнав о поступке Кирилла, долго смеялась. Звонко и высоко. Надменно.

– Зачем ты это сделал, идиот, – говорила она по телефону. – Ты на что надеешься? Я тебе тысячу раз говорила, ничего серьезного между нами не будет. Боже, ну ты меня и насмешил. Шутник.

– Давай, попробуем быть вместе, – попросил Кирилл. Но получил лишь жесткий отказ. И новую порцию смеха.

А после звонила Дина и плакала в телефон, просила вернуться, клятвенно обещала, что все забудет, кричала, что станет лучше – ради него и что будет любить его так, как никто не любил.

Кирилл отвечал ей коротко и грубо. А после разговора поймал себя на мысли, что с бывшей невестой ведет себя не лучше, чем Алина – с ним.

После всех этих разговоров он, поддавшись эмоциям, не выдержал, позвонил ненавистному брату, приехавшему на время в город, и наорал на него, обвиняя во всем, потому что сил сдерживаться не было. А тот Кирилла просто послал.

Было обидно, горько, больно. Кирилл отлично понимал, что его поведение – детское, безвольное, и от этого становилось еще более мерзко. В какой-то момент он даже стал задаваться вопросом: отчего он так любит Алину? За что? Почему, когда он почти забыл о своей детской любви, она вновь появилась в его жизни?

Кирилл вдруг решил, что, наверное, ему пора к психотерапевту. И даже записался к нему.

Только к нему он так и не попал, потому что на следующее утро (как раз тогда, когда Антон вернулся со свадьбы) к Кириллу неожиданно приехала нетрезвая Алина. Она стояла за порогом: красивая и несчастная, в коротком, соблазнительно задравшемся платье, с карминовыми губами и странно горящим взглядом. Где она была и что делала, он не знал. А она не говорила. Молча зашла в его квартиру, не снимая туфель.

– Ты пьяна? – спросил Кирилл.

Но Алина ничего не ответила. Подошла близко – так, что в полутемной комнате стали видны ее зрачки под густыми ресницами, и схватила его за предплечья.