На крыльях

– Если ты везде, значит, мне будет легко тебя найти.

– Зачем же?

– Объяснить правила поведения, – я чувствовала, что Антон едва сдерживает гнев, но он не делал ничего опрометчивого, за что я была ему благодарна.

– Правила – для глупых, – отозвался лениво Кирилл, глядя мне в глаза не мигая. – Они нужны для иллюзии поддержания порядка. Не находите, друзья?

Антон ничего ему не ответил. Посчитал себя выше этого.

– Все в порядке? – осведомился он у меня, и я кивнула.

– Идем, – тихо сказал Антон и окинул Кирилла последним тяжелым взглядом, который тот с легкостью выдержал, а после увел меня за собой.

Я ни разу не оглянулась, хотя точно знала, что Кирилл смотрит мне в спину, и смотрит взглядом странным, пристальным, зовущим, лукавым. Взглядом многообещающим. Таким не отпускают, таким провожают, зная, что будет новая встреча.

А потом он засмеялся.

Честно говоря, на душе стало как-то гадко. На белые чистые листы тетради дружбы словно накапали безобразные кляксы.

Мы с Антоном шли молча, не слыша музыку и веселые выкрики, не видя никого вокруг. И только когда оказались на тихой лоджии, выходящей на вечерний город с его дрожащими огнями, Тропинин спросил:

– Катя, что произошло?

Я вздохнула, не в силах поверить, что Кирилл устроил подобное. Это казалось бредом. Ему нравлюсь я? Я? Глупости. Это неправда.

Зато как правдивы эти шутки про френдзону!

А может быть, он все-таки так шутил?

Но вспоминая его взгляд, его слова, его губы на моей щеке – я могла сказать, что нет, это все было всерьез.

Я устало села на белый кожаный диван, опустив безвольные руки на колени.

– Ты в порядке, девочка? – Антон опустился на корточки передо мной, гладя по лицу. Я лишь кивнула. От его прикосновений становилось тепло на душе.

Но до чего же обидно. Глупая, я верила в нашу дружбу.

– Я считала Кирилла другом.

– Знаю, – кивнул Антон. – Только он тебя другом не считал.

– Ты злишься? – спросила я, кладя ладони на его плечи.

– Да.

– Прости.

– Не на тебя. На него.

– Все равно прости.

Мы замолчали на несколько секунд, глядя друг другу в глаза.

Уже второй апрель подряд в твой жизни появляется мерзкий самодовольный парень.

– Как ты меня нашел? – спросила я.

– Мне сказали, что тебе стало нехорошо и тебя унес какой-то тип, – брезгливо произнес Антон.

– Из-за вида крови, – выдохнула я. – Вчера я не боялась крови. А сегодня…

Тропинин спросил вдруг осторожно:

– Он тебя как-то обидел?

Хоть голос его был мягок, я знала, что за напускным нордическим хладнокровием прячется пылкий нрав.

– Нет, – покачала я головой.

Он взял мои руки в свои.

– Я поняла, что это не тот человек, с которым я должна общаться, – пришлось признаться мне.


– Рад, что ты это поняла, – медленно кивнул Антон. И я вдруг подумала, что он, наверное, заранее знал, как и Нинка, что наше с Кезоном общение ни к чему хорошему не приведет. Только Антон молчал: он не хотел выглядеть ревнивцем, ограничивающим мою свободу. И он верил мне.

– Не потому, что он плохой. Мне кажется, он хороший человек. Но я правда считала его своим другом. А он… Ты ведь слышал: он сказал, что я ему нравлюсь, – призналась я, потрясенно глядя на своего парня. – Просил дать ему шанс. Говорил ерунду. Боже…

Антон приподнял бровь и вдруг усмехнулся:

– Ему не стоило забывать, что тебе нравлюсь я.

Наши лбы соприкоснулись.

– Я люблю тебя, – мой голос был нежен, тих, но уверен. – Очень. Ты ведь знаешь, Антон. Но Кирилл был таким хорошим другом… Друг-музыкант, из другой страны, интересный и позитивный. Ну у кого такие друзья еще есть? Мне жаль, что так вышло. Ненавижу терять людей. Ненавижу, когда они уходят.

– Уходят только ненужные, – сказал Антон.

Он сел рядом, одной рукой обнял меня, а второй вытащил мобильник, позвонил Филу и попросил его прийти на лоджию.

И до того, как Филипп пришел, мы сидели в обнимку. Не целуясь, как обычно, не разговаривая, а молча.

В голове вился рой мыслей. Я все еще была в шоке.

Теперь ты можешь гордиться! В тебя влюблена звезда!

У меня лишь одна звезда – и ее свет греет меня сейчас.

– Ты думаешь о нем? – ревниво спросил Антон. – Думай обо мне. Всегда думай обо мне.

– В этом у тебя нет соперников, – призналась я. Я думала о нем постоянно: вспоминала, мечтала, строила планы…

– Я хочу на море, – зачем-то сказала я. – Мы ведь съездим?

– Летом. У меня будет несколько важных выступлений. У тебя – экзамены. А потом – съездим.

– И ты тоже будешь на экзаменах? – спросила я. Официально Антона перевели на заочное обучение.

– Как знать, – отвечал он. И снял с моей руки потрепанный браслет.

Пионы было жалко – как и дружбу с Кириллом. И до сих пор не верилось, что отношения можно прекратить за десять минут.

Филипп, весьма удивленный, появился довольно быстро. Как и просил Кей – один.

– Посиди с ним, – сказал Антон мне, тотчас вскочив на ноги, – пока я не вернусь.

– Куда ты? – вцепилась я в него, подумав, что Тропинин отправился к Кезону. И была права.

– Я должен с ним поговорить, – нахмурившись, сказал он. – Обещаю, просто с ним поговорю. Просто разговор.

И Антон стремительно удалился.

– Что случилось? – удивленно спросил Филипп, садясь рядом и протягивая мне молочный коктейль, который заботливо взял с собой.

– Глупость одна… Лучше расскажи, что случилось с Келлой и Матвеем? – перевела я разговор. – Все в порядке?

– Если у Келлы – то да, – отозвался задумчиво Фил. – А у второго разбито лицо. Не страшно. Но крови много было.

– Что они не поделили?! – посмотрела я на парня.

– Думаю, Демоницу, – отвечал он.

Как оказалось, Келла ударил Матвея не просто так, а за дело.

Филипп поведал мне странную историю.

Жених совершенно случайно заглянул в зону с кэнди-баром. Его туда отправила Ниночка, дав задание принести ей сладости – какие-то мудреные миндальные пирожные. Не знаю, что она пообещала Келле, но тот поручение своей Королевы решил выполнить. Однако едва он оказался в кэнди-баре, который был отгорожен перегородкой от основного зала, как весьма удивился. В кэнди-баре никого не было, кроме Матвея. И свиной головы на столике со сладостями, разумеется. Как рассказывал потом Келла, Матвей держал в руках записку и задумчиво смотрел на голову, как будто размышляя, куда эту самую записку запихать – в пасть или положить между ушами. Обалдевший Келла подскочил к ухажеру его законной дважды жены, вырвал эту самую записку, прочитал: «Подарок невесте-свинье» и, мгновенно разозлившись на Матвея за такой замечательный презент, бросился на него. Разбил ему лицо, повалил вместе с перегородкой, ну а остальное мы видели.

Парней разняли и развели по разным углам. Матвей уехал, а на Келлу набросились собственный отец и дядя Витя, которые орали наперебой. По их мнению, Ефим был неуравновешенным мужланом, который умудрился испортить даже собственную свадьбу. Правда, узнав про то, что свиная голова – подарок Матвея, оба успокоились. Зато побледнел Нинкин крестный, не ожидавший от племянничка таких фортелей.

– Это Матвей решил подложить Ниночке такой подарок? – прижала я пальцы к губам. – Ужас! Отвратительно!

– Приятного мало, да, Катенька. Зато какую песню можно написать, – сказал Филипп, у которого, как и у Антона, явно была уже профессиональная деформация: на многие вещи он смотрел под творческим углом.

– Матвей псих!

– Все мы немного не в себе, – пожал плечами гитарист НК.

– А как там Нина? – забеспокоилась я. Если бы подобное произошло на моем празднике, я бы, наверное, очень расстроилась.