На крыльях

Он перевел взгляд с деревьев на меня, и мне стало не по себе – слишком пугающими были его светлые глаза, с легкостью пронзающие насквозь.

– Один из моих, – Влад вновь на мгновение замолчал, как будто бы пытаясь подобрать верное слово, – коллег получил задание.

Он явно пытался быть корректным и не знал, как сказать так, чтобы не испугать меня.

– Продолжай, – хрипло попросила я, понимая, что не могу скрыть страх.

– Это покажется тебе дикостью. Мне не обязательно верить – я всего лишь хочу предупредить, – сказал Влад. – Но кто-то заплатил деньги, чтобы опоить тебя и сделать компрометирующие фотографии.

– Фотографии?.. – прошептала я, поняв, о чем он говорит.

Его слова меня поразили так, что виски пронзила острая боль.

Так вот почему ко мне так лип тот брюнет!

Я вдруг ясно представила себе лицо Антона, который увидел бы подобного рода снимки.

Если бы я увидела подобное – с ним и другой девушкой – мой мир бы рухнул.

Страшная догадка булавкой уколола в сердце.

Грязная стерва.

– Быть не может, – прошептала я, точно поняв вдруг, кто стоит за этим – Алина.

Она никогда не чуралась грязных методов. И в результате опустилась до подобного.

Я хотела, чтобы Лескова осталась в прошлом, чтобы забылась, как сон, чтобы стала лишь страшной сказкой из прошлого, и она не появлялась, затаилась где-то, обнадеживая меня, но в глубине души я всегда знала – просто так она не уйдет. Она лишь ждет того момента, когда сможет нанести удар. И вот – пожалуйста.

Влад продолжал смотреть на меня внимательно, но спокойно.

– Полагаю, все это связано с тем человеком, которого ты любишь. Когда дело касается любви – люди сходят с ума. Поверь, – усмехнулся он сухо, – я знаю, о чем говорю. Кое-кто заплатил хорошие деньги за эти снимки. И просил сделать их погорячее.

– Кто? – спросила я, сглотнув. – Ты знаешь, кто должен это сделать?

– Не могу сказать, – покачал головой Влад. – Просто знай, что есть человек, который готов на многое. Странно, да, как чужое счастье делает кого-то глубоко несчастным? – спросил он отчего-то, хотел было добавить что-то еще, но замолчал.

Я сидела, словно громом пораженная. Вспомнилось вдруг, что от Бабы-Яги, той самой, которая против, пару недель назад приходило еще одно письмо, в котором она говорила, что я должна оставить Антона в покое.

«Во избежание неприятных инцидентов» – гласило письмо.

Но я просто забыла обо всем этом. Разрешила себе не думать о недоброжелателях. Глупая.

Влад встал, и я встала следом за ним, крепко сжимая высокую деревянную спинку лавочки.

Мы смотрели друг на друга. Я – испуганно, он – спокойно.

– Спасибо, – хрипло поблагодарила я, – за то, что сказал. Спасибо.

И замолчала, не зная, что еще сказать.

– Не думай, – вдруг произнес Влад, – что я добрый.

– Ничего не думаю, – проговорила я. – Просто благодарю. Спасибо.

– Я проделывал вещи и хуже. Просто, – он посмотрел мне прямо в глаза, не замечая в полутьме, как расширяются мои зрачки, – ты слишком хороша для такой грязи. Я не смогу.

И я поняла вдруг, что этот заказ получил не кто-то другой, не тот противный брюнет, на которого думала я, а он сам.

Он должен был напоить меня и уложить в постель, а после – сфотографировать. И получить за это деньги.

Мне стало страшно, как будто бы Влад мог накинуться на меня прямо здесь, чтобы привести в действие свой коварный план.

– Тогда спасибо за то, – сказала я дрожащим голосом, сильнее сжимая спинку стула, – что не стал делать этого. Я не забуду.

Он улыбнулся, взял вдруг бокал, вылил его содержимое в черную землю и направился к дому по мощеной дорожке, вдоль которой летом росли цветы, а сейчас стояли пустые пока еще клумбы. А я стояла и смотрела ему вслед, потерянная и не знающая, что делать.

Пройдя несколько шагов, Влад вдруг все же остановился. Повернулся ко мне. И провел ладонью вдоль тела.

– Я вот это все – продал, – сказал он совершенно спокойно, но в этом его спокойствии крылось нечто большее, чем он хотел показать. Облегчение. – А вот тут, – его указательный палец остановился напротив груди, чуть левее солнечного сплетения, – еще осталось. Знаешь, не хочу продавать до конца. Пусть останется что-то мое. Это не из-за тебя, нет, – произнес он. – Это…

И замолчал. Не стал говорить.


– Как… как я могу тебя отблагодарить? – спросила я, чувствуя, как по лицу бегут две непрошеные слезы.

– Ты слишком похожа на мою сестру, – вдруг сказал он вместо ответа и чуть улыбнулся.

– Что? – не поняла я, он больше ничего не сказал и ушел.

Я смотрела в спину Влада, сжав кулаки и чувствуя, как хочется рыдать – громко, в голос. Было жаль и себя, и его, и тот свет в людях, который они умудряются превратить во тьму – прямо внутри себя.

«Я буду любить тебя, несмотря ни на что» – написала я Антону. Просто – чтобы он знал.

После такого откровения Влада оставаться на девичнике я не могла – забрала сумку, вызвала такси и уехала, надеясь, что Ниночка не заметит моего отсутствия и не обидится. Она заметила, правда, уже под утро и стала возмущаться, мол, как это я покинула ее, оставив одну!

Сначала я ничего не хотела говорить подруге о случившемся, однако поняла, что не смогу удержать это в себе, и поделилась. Нина, которая после бурного девичника еще не совсем пришла в себя, слушала меня по телефону внимательно, без своих вечных подколов.

– Она больна, – с презрением сказала Нина, выслушав мой рассказ.

Журавль, как и я, тоже решила, что это дело рук Алины – больше недоброжелателей, которых мои отношения с Антоном выводят из себя, у меня не было. Если только меня не выследила какая-нибудь его сумасшедшая фанатка, но мне казалось, что мы с Антоном всегда вели себя более чем осторожно.

Подруга, кажется, рассердилась куда больше меня, но заявила, что у Лесковой ничего не получится. Ведь рядом есть она – Нина.

– А ведь она выжидала, – говорила Журавль задумчиво, – потому что ей нужен был повод. Тропинин хоть и та еще позорная скотина, но логически иногда мыслить умеет. Если бы вдруг такие фотки появились ни с того, ни с сего, к примеру, осенью, да еще бы пришли Блондинчику по почте, как снимки с байкером или с Кезом, он бы сразу почуял подвох. Понял, что это все подстроено и шито белыми нитками. И он бы не бросил тебя. Он бы, наверное, убил Лескову. Прикопал бы ее хладную тушку, как мешок с мусором, в леске, и жил бы дальше счастливо. Лескову – в лесок, – хихикнула подруга.

– Ты права, – согласилась я, чувствуя себя намного спокойнее, чем вчера.

А Нина уверенно продолжала:

– Лескова ждала повода. И он появился. Все знают, что у меня свадьба. Все знают, что ты приглашена и на свадьбу, и на девичник. И если бы эти фотки были сделаны именно на девичнике, что бы тогда подумал Антон? Он мыслил бы примерно так. Его Катенька «напилась» у подружки на девичнике и вела себя отвратительно. Да, Клей бы понимал, что это подстроено, но тут есть тонкий расчет – он бы начал сомневаться. То ли бедную Катеньку подставили и опоили, а то ли она сама напилась – повод был! – и вела себя, как свинья, бросившись на первого встречного. Он бы не бросил тебя, нет, – продолжала Нина. – Но в его душе бы зародилось сомнение. Маленькое, но порой и такого хватает. Из маленьких сомнений вырастают большие мысли.

– Ты права, – сказала я тихо. – Лескова отлично понимает, что не может давить на Антона. Она выбрала другой путь. Подлый. Только немного ошиблась с Владом.

– Надо же, – присвистнула Нина. – Наш ночной мотылек благороден. Странно. Вантузом его, что ли, огрели? – никогда не понимала подруга великодушия, которое несло за собой финансовые потери.

– Он просто хочет сохранить остатки человечности, – ответила я со вздохом, вспомнив вчера лицо Влада и его глаза. – Ненавижу ее. Как я ее ненавижу! – зло воскликнула я. Гнев внутри меня никуда не уходил.

Я представляла себе, что могло бы случиться, если бы не Влад.

– Заставлять себя ненавидеть – это хобби Лесковой, – хмыкнула Нина. – Или даже смысл ее существования. Но если все время думать об Алиночке, можно самой сойти с борта. Забудь о ней, подруга, но оставайся начеку. И кстати, поехали со мной за туфлями?

Мне оставалось лишь согласиться, и мы отправились в магазин модной обуви, где Нинка несколько часов выбирала себе туфли.

С тех пор я стала куда осторожнее, чем была.

Кто знает, что еще могла задумать Лескова?

В голову, в которой вместо тараканов обитают пауки, может прийти многое.

Всю ночь я промучилась – стоит ли мне звонить Лесковой и высказать все, что я о ней думаю, или же нет. Сначала решила – не стану, не подам вида, что это меня задело. А потом, уже ранним утром, на меня накатила новая волна ярости, что я не выдержала и набрала ее номер – благо, он сохранился с лета.

Трубку Алина подняла не сразу.

– Да, – раздался ее недовольный голос после гудка десятого.

– Здравствуй, – постаралась как можно более четче произнести я, до боли сжимая телефон. – Узнала?

– Серая мышка Радова? – констатировала без удивления Лескова. – Чем обязана?

– Сама знаешь, – все так же спокойно произнесла я.

– Не знаю, – отрезала Алина. – Что нужно, Катенька?

– Ты все еще против? – вспомнился мне адрес электронной почты – Баба Яга против.

– Что?

– У тебя ничего не получилось. И не получится, – твердо сказала я. – И ты не думаешь, что это совсем по-детски? Думаешь, Антон поведется на это? Нет.

– Мышка, ты спилась? – осведомилась Лескова раздраженно.

– Я тебя предупредила. Даже если бы эти фото оказались у Антона, он бы не поверил им. Потому что он верит мне. А я – ему.

– Пошла ты.

И на этом Алина бросила трубку, которую я от злости едва не швырнула об стену, будто бы та была виновата.

Теперь она знает, что я в курсе ее дел.