Муза, где же кружка?
Часть 16 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Польская горжалка (букв. «жженая вода»; ведь спирт получают в ходе нагревания) появилась в XI столетии. В Средние века большинство спиртных напитков употребляли в медицинских целях, как лечебные «тинктуры» (жидкости). Эти примитивные продукты перегонки зернового сырья были мутными и мало походили на современную водку.
Одним из первых упомянул водку в литературе польский национальный поэт Адам Мицкевич. В его эпической поэме «Пан Тадеуш» (1834) восхваляются кулинарные традиции старой Польши:
Налито водки, молча усевшись за столом,
Литовскую ботвинью все стали есть потом[36].
Как водка появилась в Москве
Ведутся жаркие дискуссии о том, что считать точкой отсчета для современной русской водки. Согласно одной из гипотез, все началось в 1386 г., когда посланники из Каффы, генуэзской колонии в Крыму, подарили князю Дмитрию Донскому емкость с aqua vitae, водным раствором этилового спирта, полученного с помощью перегонки виноградного сусла.
По другой легенде, некий Исидор, монах Чудова монастыря, придумал первый рецепт высококачественной водки примерно в 1430 г. и нарек сей напиток «хлебным вином».
Царь Иван III, усмотрев в продаже водки колоссальные возможности для обогащения казны, в 1474 г. впервые взял ее производство и распространение под государственный контроль. Впоследствии в российской истории еще много раз будет вводиться и отменяться госмонополия на водку.
«Кубок большого орла»
В России питейная удаль мужчины всегда считалась критерием его жизненной силы. На трезвенников косились с подозрением. Петр I, любивший анисовую водку, гордился, что умеет поглощать огромные количества спиртного, не пьянея и не страдая похмельем. Для гостей, опаздывавших на придворные пиры в надежде избежать чрезмерных возлияний, царь придумал «штрафную» – «Кубок большого орла» (емкостью 1,5 л), который полагалось выпить до дна.
В 1863 г. отмена госмонополии на водку сделала ее доступной для всех слоев общества. Вскоре водка стала любимым напитком большинства русских. Еще в начале XIX в. русские солдаты, сражавшиеся с Наполеоном, помогли распространить ее по всей Европе.
Русский Шекспир
Пушкин первым из великих российских литераторов упомянул водку в своих произведениях. Роль этого напитка в русской жизни хорошо видна, скажем, в повести «Выстрел» (1830): «Лучший стрелок, которого удалось мне встречать, стрелял каждый день, по крайней мере три раза перед обедом. Это у него было заведено, как рюмка водки».
В тогдашней России водку нередко пили даже дети – и не только во время праздников или каких-то обрядов. Считалось, что раннее знакомство со спиртным помогает предотвратить развитие алкоголизма. В 1834 г. Пушкин замечает в письме к жене (речь идет об их маленьком сыне): «Радуюсь, что Сашку от груди отняли, давно бы пора. А что кормилица пьянствовала, отходя ко сну, то это еще не беда; мальчик привыкнет к вину и будет молодец»[37].
Достоевский и жидкое зло
В русской литературе, в отличие от западной, сравнительно редко идеализируется алкоголь. Многие писатели склонны были мрачно смотреть на данный предмет, несомненно, имея в виду долгую и печальную историю российского пьянства.
Губительное воздействие спиртного на русскую душу – одна из распространенных тем в произведениях Достоевского. Первым, рабочим названием романа «Преступление и наказание» (1866) было «Пьяненькие». Достоевский отмечал в письме издателю Краевскому: «[Роман] будет в связи с теперешним вопросом о пьянстве. Разбирается не только вопрос, но представляются и все его разветвления, преимущественно картины семейств, воспитание детей в этой обстановке и проч. и проч.».
В «Бесах» (1871) Достоевский устами Петра Верховенского провозглашает: «Русский бог уже спасовал пред “дешевкой” [дешевой водкой]. Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты…»
Впрочем, сам Достоевский тоже не гнушался русским национальным напитком. Михаил Александров вспоминал: «Придя однажды к Федору Михайловичу во время его завтрака, я видел, как он употреблял простую хлебную водку: он откусывал черного хлеба и прихлебывал немного из рюмки водки, и все это вместе пережевывал. Он говорил мне, что это самое здоровое употребление водки».
Толстой вечно портил людям удовольствие
В закрытом обществе, где свирепствовала цензура, где водка, политика, деньги были неразрывно связаны на протяжении нескольких веков, многие писатели весьма неохотно высказывались на тему пьянства. Но Лев Толстой к таковым не относился: возможно, ему придавала храбрости международная известность.
Автор «Войны и мира» (1869) и «Анны Карениной» (1877) считал водку не только отравой, но и прибыльным для самодержавия инструментом угнетения крестьян. В 1887 г. он основал общество трезвости под названием «Согласие против пьянства»[38], а в 1890 г. написал ставший знаменитым очерк «Для чего люди одурманиваются?». В нем Толстой отмечал: «Не во вкусе, не в удовольствии, не в развлечении, не в весельи лежит причина всемирного распространения гашиша, опиума, вина, табаку, а только в потребности скрыть от себя указания совести».
Водочный агностик
Взгляды Чехова трудно назвать однозначными. Он не раз бранил производителей водки (персонажи его произведений объявляют: «Водка есть кровь сатаны»). Двое из четырех братьев писателя были алкоголиками, так что он знал о губительном эффекте водки не понаслышке. Впрочем, Чехов понимал свойственное человеку желание как-то скрасить суровую реальность повседневного существования. Пьяницы в его произведениях показаны с юмором и состраданием.
В ответ на упреки племянницы, что он «опять напился с доктором», заглавный герой пьесы «Дядя Ваня» (1896) замечает: «Когда нет настоящей жизни, то живут миражами».
А один из беспутных персонажей рассказа «В море» (1883) рассуждает так: «Мы пьем много водки, мы развратничаем, потому что не знаем, кому и для чего нужна в море добродетель».
«И немедленно выпил»
А потом появился Венедикт Ерофеев, несгибаемый водочный энтузиаст, известный своим пристрастием к русскому национальному напитку не меньше, чем своими произведениями. Его трагикомический шедевр «Москва – Петушки» (1969), написанный на заре брежневской эпохи, изображает одного из самых прославленных запойных алкоголиков мировой литературы.
В этой псевдоавтобиографической «поэме в прозе» рассказывается о пропитанном водкой путешествии главного героя (недавно уволенного бригадира монтажников) на электричке из Москвы в Петушки – к любовнице и маленькому сыну. Во время этой фантасмагорической поездки Веничка вступает с попутчиками в философские дискуссии о пьянстве. Проспав свою станцию, он в конце концов пробуждается в электричке, идущей обратно в Москву.
Александр Генис отмечает: «Ерофеев – исследователь метафизики пьянства. Алкоголь у него – концентрат инобытия. Омытый водкой мир рождается заново, и автор зовет нас на крестины. Отсюда – то ощущение полноты и свежести жизни, которое заряжает читателя».