Мрачный залив

– Не начинай эту хрень, мам. О нас упоминали минимум в четырех таких передачах, и ты это знаешь, так?

Таких шоу куда больше четырех, но я не говорю ей об этом.

– Следи за языком, Атланта, – неискренне одергиваю я ее.

– В той, которую я смотрела, тебя играла совершенно дебильная актриса. Они изобразили все так, как будто она, то есть ты, скорее всего, виновата. И пригласили туда прокурора, ну, ты его знаешь. Он считает, будто ты отмазалась от убийства.

Я видела каждую из этих документальных передач и слушала как минимум половину подкастов. Большинство считает, будто я принимала участие в том, что делал Мэлвин, но сумела отвертеться, или, по крайней мере, что я знала о его преступлениях. Я ничего не знала, и эта несправедливость до сих пор язвит меня, но я отрастила достаточно толстую шкуру, чтобы не обращать внимания на такие вещи. Больно, что моим детям приходится проходить через этот же ад. Но я знаю, что не смогу уберечь их.

Обнимаю Ланни одной рукой и привлекаю ближе к себе. Она не отстраняется. Мы сидим, прижавшись друг к другу, пьем чай, и все кажется правильным, мирным и хорошим, пока Ланни не говорит:

– Сегодня в школе будет кошмар.

– Некоторое время это будет кошмар, – соглашаюсь я. – И все же вам нужно идти туда. Верно? Голову выше, плечи расправить, глаз не опускать. Ты знаешь, как мы справляемся с этим.

Она одним глотком допивает свой чай. Я допиваю свой.

– Почему мы всегда должны быть храбрыми? Разве это честно?

– Потому что мы можем, – отвечаю я ей. – Потому что мы должны. И – нет, это нечестно, даже отдаленно. – Я немного сдаю позиции, потому что ощущаю, как она напряглась. – Давай заключим сделку: половина дня в школе, а потом какое-нибудь развлечение.

– Ты будешь дома? – Ланни смотрит на меня, потом быстро отводит взгляд.

– Буду после обеда, – говорю я. – Утром мне нужно сделать кое-какую работу, солнышко. Но сегодня у Сэма выходной, так что он будет здесь, пока я не вернусь. Ладно?

Она кивает и относит наши чашки в кухню. Я смотрю на часы: уже почти шесть часов утра. Ланни останавливается в дверях и зевает.

– Наверное, нужно поспать еще немного, – говорит она. – Спасибо за чай, мам. В следующий раз просто приходи ко мне поговорить, ладно? Я не ребенок. И могу помочь тебе с чем-нибудь.

Я уже некоторое время знаю это, однако рассматривала этот факт совершенно неправильно. Я видела в этом конфликт, отдаление. Но люди меняются, видит бог. Я ведь превратилась из наивного ребенка, которым была, когда выходила замуж за Мэлвина Ройяла, в запуганную параноидальную личность, которой стала к моменту приезда в Стиллхауз-Лейк, а потом – в женщину, которой сделалась теперь: в женщину, которая может справиться со страхом, если не с паранойей.

Ланни заполняет пробелы в своей собственной жизни. И действительно помогает мне. Она может быть моей союзницей, так же, как и Коннор. Мне нужно только отпустить страх, который мешает ясно видеть это.

По крайней мере, я знаю, что сдерживает меня, даже если не могу мгновенно одолеть это. Поэтому обнимаю дочь и говорю ей, что люблю ее и что поручаю ей задачу поднять брата в школу и приготовиться самой. Я никогда не делала этого прежде, но сейчас я вручаю ей ключи от своего внедорожника. Она потрясенно смотрит на них, потом на меня.

– Я… мне их можно взять?

– Да, – отвечаю я ей. – Я позаимствую машину Сэма. Он не против. Я знаю, что ты будешь аккуратна.

Желание сказать ей, как нужно быть аккуратной, очень сильно, но я ухитряюсь сопротивляться ему.

Ланни сжимает ключи так сильно, что я боюсь, как бы она не поранилась, а ее улыбка для меня дороже всех наград.

– Спасибо, мам. Обещаю, что не буду кататься на твоей машине, подвозить друзей и все такое прочее. Прямо в школу, а потом обратно. И я присмотрю за Коннором.

Я киваю, как будто это повседневное дело – доверить своей семнадцатилетней дочери вести машину. Но это не так. Знаю, что многие дети садятся за руль в куда более раннем возрасте, но я всегда… слишком неизменно присутствовала в жизни сына и дочери. И теперь мне трудно так поступать. Но так я яснее всего могу дать ей понять, что доверяю ей. И сейчас ей это очень нужно.

Закончив с этим, я говорю Сэму о том, что хочу на сегодня взять его пикап. Как я и думала, он не возражает и дает согласие почти сразу же. Потом осторожно добавляет:

– Я тебе там буду нужен?

И я понимаю, что он пытается не показать искреннюю тревогу за меня, пытается оставить мне ту свободу, в которой я так нуждаюсь. Обвиваю руками его шею и наслаждаюсь нежным поцелуем.

– Ты мне всегда нужен, – говорю я ему. – Но в этот раз, наверное, тебе лучше не ехать. Два человека выглядят более угрожающе, чем одинокая женщина, а мне нужно расспросить жителей одного мелкого городка.

– А присутствие рядом с тобой странного типа может навести их на не те мысли, – он кивает. – Я понял. Но ты же знаешь, что я за тебя волнуюсь, верно?

– Знаю. – Провожу пальцем по его подбородку, чувствуя, как утренняя щетина покалывает кожу. – Я буду осторожна. И Кеция знает, где я. После каждого пункта буду звонить тебе и сообщать, куда направлюсь дальше. Договорились?

– Договорились. Можешь привезти мне что-нибудь на завтрак. Что хорошего готовят в Вэлери? Может быть, пончики?

– Сомневаюсь, – отвечаю я ему. – Но я могу заехать за ними, когда вернусь к цивилизации. Пока я катаюсь туда-сюда, наверное, уже будет часа два дня. А потом мы, видимо, свозим детей в кино.

– Звучит как нормальная жизнь, которая ждет нас где-то, – замечает он. – Нет, правда. Но будь осторожна.

– Буду.





* * *



Возвращаясь в окрестности поселения Стиллхауз-Лейк, я испытываю одновременно ностальгию и горечь. Я не могу по-настоящему отделить одно от другого – больше не могу, – но мне по-прежнему нравится этот пейзаж, хотя я знаю, что здесь меня не потерпят. Миную поворот к озеру и к нашему прежнему дому, сопротивляясь искушению посмотреть, что новые обитатели сделали с нашим старым жилищем. Не нужно будить былые воспоминания и призраков. Их слишком много – не сосчитать.

Кроме того, если Бельдены заметят меня здесь, они могут счесть, что соглашение нарушено. Мне не нужны эти проблемы. Я выбираю узкую дорогу, ведущую к Вэлери.

Как большинство здешних провинциальных городков, он видел лучшие дни. Маленький деловой центр по большей части заброшен; остальная часть занята свалками, мелкими магазинчиками и ностальгией о прошлом, которое никогда не было таким радужным, как кажется в воспоминаниях. Кец сообщила мне адрес дома Шерил, и я без труда нахожу его, хотя GPS здесь, как и следовало ожидать, работает нестабильно, а власти Вэлери не торопятся вкладывать средства в уличные указатели. Зачем, когда все, кто здесь живет, знают, что где находится?

Я останавливаю машину перед домом Шерил Лэнсдаун. На тротуаре припаркован фургон с эмблемой Теннессийского бюро расследований, так что они, скорее всего, сейчас обшаривают дом. Я, конечно же, не вмешиваюсь и направляюсь вдоль улицы. Кец пересказала мне беседу с жителем соседнего дома, так что я пока пропускаю его и пишу Кец и Сэму, что собираюсь навестить дом, стоящий следующим по улице.

В нем я натыкаюсь на застенчивую старушку с добрым морщинистым лицом и растрепанными седыми волосами, которая словно никогда не вылезает из домашнего халата. Она приглашает меня на чай со льдом – старая добрая южная традиция, – и я соглашаюсь. Это правильное решение. Чай самый обычный, зато старушка явно падка до сплетен и сама печет к чаю печенье. Идеально.

Конечно же, я говорю ей, кто я такая, и показываю ей свое удостоверение частного детектива, и ей это кажется очень интересным. После того, как я отвечаю на обычные вопросы о том, что делаю здесь, она уже готова рассказать мне обо всех пороках жителей этого квартала.

Но не о Шерил, отмечаю я. Когда миссис Грегг, как зовут старушку, наконец делает паузу, чтобы перевести дыхание и отпить глоток холодного чая, я спрашиваю о том, что меня интересует. Она бросает на меня острый взгляд и произносит:

– Я не говорю плохо о тех, кто покинул этот мир; ведь, видит бог, с ней это вполне могло случиться. Ведь она пропала, верно? И эти две ее миленькие дочки тоже. – Она содрогается и качает головой. – Не знаю, куда катится этот мир… подобных вещей не бывало, когда я была молода, а люди боялись божьего гнева и верили в Америку.

Она, конечно же, ошибается; я могу насчитать добрую дюжину жутких преступлений, совершенных с 1950-х годов в одном только этом округе, – но не заинтересована в том, чтобы переубеждать ее и тратить зря свое время.

– Что ж, миссис Грегг, было бы неплохо, если б вы рассказали мне что-нибудь, что поможет найти Шерил, – говорю я. – И это может оказаться что угодно. Вообще что угодно.

– Вот как? Правда? – Ее выцветшие карие глаза за стеклами старомодных очков широко раскрываются. – Я почти ничего не знаю, не считая того, что некоторое время назад ее бросил муж. Как же дико, когда мужчина так поступает со своей женой, находящейся в тягости! Ведь это такой позор – бросить свою жену и еще не родившихся детей, правда?

Мне некогда выслушивать сентенции о морали и нравственности, поэтому я подталкиваю ее в нужном направлении.

– Совершенно верно, это позорный поступок. Вы видели, как он бросил ее?

– Видела ли я?.. Ну, на самом деле, я не знаю, откуда мне знать? Я не видела никаких чемоданов или сумок; он просто сел в свой грузовичок и уехал, и не возвращался, насколько я могу припомнить.

– А Шерил в этот момент была дома?

– Господи, да разве ж я могу упомнить такие вещи? – Но она подносит палец к губам и задумчиво постукивает им. – Ну, может быть, это было в тот день, когда она ездила к своему врачу. Даже и не знаю, я же не записывала все это, понимаете? И я не лезу в чужие дела.

– Конечно, нет, – беззастенчиво лгу я. – Вам просто интересны ваши соседи. Это нормально.

– Это просто дружелюбие, – подхватывает миссис Грегг. – Я не такая, как вся эта молодежь. Они только и делают, что смотрят телевизор да свои чертовы телефоны. Даже не выходят по вечерам на крыльцо подышать воздухом, как все нормальные люди. Я даже не знаю…

«Куда катится мир», – мысленно договариваю я и перебиваю ее:

– Вы не знаете, у какого врача могла наблюдаться Шерил?

– У нас тут только один врач, – отвечает она. – Доктор Фаулер, и он еще старше, чем я. Наверное, до сих пор пичкает бедных ребятишек рыбьим жиром. – Она корчит гримасу отвращения. – Ваша матушка когда-нибудь поила вас этой гадостью?

– Когда-то давно, – отвечаю я, и она похлопывает меня по плечу.

– Что ж, милочка, это полезно, детям это полезно. Как бы то ни было, обратиться Шерил могла только к доктору Фаулеру. – Бросает на меня пристальный взгляд. – Вы знаете, кое-кто из местных поговаривает, что ее муж не просто куда-то уехал. Что тут было кое-что еще, вы слыхали?

– И что же?

Она перегибается через стол, и ее глаза загораются энтузиазмом.

– Кое-кто считает, что он был убит.

– Нет, только не это!

– Ну, я такое слышала. Не то чтобы я была в этом уверена, конечно. Но некоторые считают, что именно так она заполучила его деньги, дом и машину. Он не был богачом, ни в коем разе, но она приехала сюда вообще нищая, а теперь у нее есть крыша над головой, машина, чтобы кататься, и денежки, чтобы тратить их.

– Вы знали ее, когда она сюда приехала?

– До того, как она вышла замуж? Она приехала на автобусе, и всего багажа при ней была маленькая сумка. Работу себе она нашла в «Сонике»[6] на окраине города, там и встретила Томми Джарретта, и, я думаю, все сразу и завертелось. Но кроме этого, я ничего о ней не знаю. Может быть, ей просто не повезло в жизни? Знаете ли, я вот родилась незадолго до Великой депрессии…

– Вот как? – переспрашиваю я и вежливо слушаю рассказы миссис Грегг о том, как она росла среди бедности, еще более ужасной, чем сегодня. Не знаю, много ли в этом правды, но это не важно, а она радуется, что ее кто-то выслушивает. Я оставляю ей свою визитку на тот случай, если ей вспомнится что-то еще. Миссис Грегг – милая старушка, а сплетники обычно поставляют полезные сведения.

Я уже направляюсь к двери, когда она ни с того ни с сего спрашивает:

– А вы знаете про того мужчину?

Я поворачиваюсь лицом к ней, чувствуя, как ускоряется мой пульс.

– Про какого мужчину?

– Про того, на белом фургоне, конечно. Он довольно регулярно проезжал мимо ее дома. Всегда по вечерам.

– Он останавливался у ее дома?