Мрачные сказки

Я сжимаю цепочку в кулаке.

– Зачем?

Взгляд мужа устремляется к окну, словно ему что-то почудилось. Но почти сразу возвращается ко мне.

– Не знаю. Но Мэгги Сент-Джеймс была здесь, однако Леви умолчал. Они оба здесь были – и Тревис, и Мэгги. Леви знал об этом.

– Леви знал о Тревисе?

Опустив руку в карман, Тео достает из него что-то еще. Клочок бумаги.

– Я нашел его вместе с цепочкой. Он пытался все это сжечь.

Я беру у Тео сложенный листок.



Ситуация изменилась. Леви хочет, чтобы я остался в Пасторали. Он спросил меня, не хочу ли я пожить в общине. Он думает, что моя способность видеть прошлое, прикасаясь к вещам, поможет ему руководить людьми. Но я отверг его предложение. Я сказал, что уйду, едва стает снег.

Леви стал объяснять, что это невозможно. Что выходить за границу Пасторали опасно. Он пытался меня удержать… и я толкнул его. Мы подрались, налетели на окно, стекло разбилось, и один из осколков порезал мне голову чуть выше уха.

Мэгги зашила рану, но отчаяние внутри меня нарастает. Мне надо выбраться из этого проклятого леса. Я решил спрятать блокнот и эти страницы – доказательство того, что я здесь был. Возможно, Бен начнет меня искать и доберется сюда. Или родители Мэгги. Хотя они, скорее всего, подумают, будто я плюнул на это дело и поехал дальше на север. Мной никто не дорожил настолько, чтобы волноваться из-за моего исчезновения.

И вот еще что. С Мэгги все намного усложнилось. Теперь я не могу уйти без нее… Я переживаю за нее так, как ни за кого никогда не переживал. И мы либо вместе уйдем, либо вообще не уйдем.



Приблизившись к окну, Тео выглядывает в ночь.

– Леви знал, что они были здесь? – чуть не задыхаюсь от волнения я.

Муж кивает:

– Он знает гораздо больше, чем говорит.

Внезапная головная боль отдает мне в глаза. Я подхожу к мужу, встаю рядом с ним у окна и вглядываюсь в луг. Каждый из нас ищет ответы в его густой траве, ставшей блеклой и печальной в нагоняющем дремоту лунном свете.

– Что Леви говорил об окне на террасе? – спрашиваю я.

– Его якобы разбила ветка дерева во время грозы две зимы тому назад. О драке не было ни слова.

Лицо Тео сделалось холодным и хмурым, словно он уже ни в чем не уверен.

– Мы решили, что виной всему гроза, когда поутру увидели разбитое окно. Похоже, мы ошибались.

– Но неужели мы всё проспали? Двое мужчин дрались, разбили стекло, а мы ничего не услышали? Как такое могло быть?

– Была гроза, гремел гром…

В сомнении я качаю головой, но перевожу взгляд на пограничные деревья.

– Какая-то бессмыслица… Если в Пастораль пришли два новых человека, зачем Леви понадобилось это скрывать? Почему он держал это в тайне от нас? Даже если они были больны, он должен был провести с ними такой же обряд, как с Эшем и Тёрком, – такое впечатление, будто стоит нам приблизиться к разгадке, как она тут же ускользает от нас. Как же выяснить правду?

– Не знаю, – глухо отвечает Тео. – Но Леви нас обманывал.

– Надо на него надавить – расспросить о Тревисе, о разбитом окне. Узнать, был ли он в нашем доме той ночью.

Тео чешет затылок.

– Нет, – решительно возражает он. – Леви пытался уничтожить цепочку и листок; он не хочет, чтобы мы узнали о том, что Тревис с Мэгги здесь были. Он пытался утаить все, что с ними случилось…

На какой-то миг лицо Тео сковывает страх. Таким напуганным я никогда его не видела.

– Возможно, все не так, как мы думаем.

– А как? – спрашиваю я, прекрасно сознавая, что ответа у Тео нет.

Но мне хочется сказать ему что-нибудь. Все равно что. Лишь бы замедлить отчаянное биение собственного сердца. Быть может, мы – под стать Элоизе из книжки – страшились совсем не того. А бояться нам следовало того, что находится здесь, в Пасторали, в пределах наших стен и границ. Чудище уже в замке, оно уже раздирает людей на части, а мы продолжаем вглядываться в лес и ждать, что оно явится нам оттуда.

Здесь уже произошло что-то плохое. Что-то, что кричит внутри меня и взывает ко мне, молит выяснить правду.






Лисы и музеи


Отрывок из книги первой в цикле «Элоиза и Лисий Хвост»

Обретенная сила пришлась Элоизе по нраву. Она пронзила ее тело, как электрический разряд – ствол дерева во время грозы. Разлилась по венам, по всему телу. Элоиза приняла ее быстро, как будто была создана для темноты, для черных мыслей, забродивших в голове.

И Лис, за которым она побежала в лес, теперь испугался ее – он понял, чем она стала, во что превратилась. И все же у него не было иного выбора, кроме как повиноваться ей, слушаться ее повелений, сопровождать ее в лесу, охотиться на кроликов, когда она бывала голодна, спать рядом с ней и согревать ее, когда она замерзала и уставала. Потому что Элоиза уже не помышляла о возвращении в свою клубнично-розовую комнату в родительском доме на опушке леса.

Отныне она станет пропавшим ребенком, исчезнувшим прямо из своей постели, в которой заснула одной холодной осенней ночью. И родители никогда не узнают, украли ее или она убежала сама и где-то потерялась. На уличных фонарях расклеят объявления о ее пропаже, поисковые собаки будут рыскать по лесу, но так и не найдут исчезнувшую девочку.

Теперь Элоиза всецело принадлежала лесу. Она стала тенью. Свирепой, воющей сущностью, услышать которую можно было в полнолуние. Она превратилась в чудовище, являющееся детям в ночных кошмарах. Ведь именно так сотворяются монстры – из самых невинных и добрых существ.





Би

Я просыпаюсь. Запах гнили ощущается повсюду. И в ноздрях, и вокруг. Я лежу скрючившись, подтянув к подбородку колени, уткнувшись лицом в холодную грязь. Подол платья порван – нитки зацепились за камень в нескольких футах от меня. Но я не знаю, как я здесь очутилась. Я лежала в постели Леви, его руки гладили мои волосы, пальцы лениво блуждали по веснушчатому лицу. А теперь я лежу на твердой почве… И в моей левой руке поблескивает нож.

Гладкая деревянная рукоятка зажата стиснутыми пальцами. И едва я распрямляю ладонь, как мышцы руки простреливает боль, на которую откликается судорогой большой палец. Отбросив нож в грязь, я с усилием приподнимаюсь. В ушах звенит, звуки вокруг то сливаются в дикую какофонию, то становятся пронзительно-ясными.

Где-то в отдалении течет ручей; среди деревьев за моей спиной гуляет ветер. И я сознаю: я не в общине, а по другую сторону границы. И ничего не помню. Я не помню, как покинула дом Леви, как прокралась по коридору от его спальни до возвращения жены. Я не помню, как бродила по лесу с ножом в руке. Откуда у меня этот нож?

Я не могу собраться с мыслями, в голове туман, и я не в состоянии выудить из него хоть какие-то воспоминания. Еще усилие – и я сажусь, подобрав под себя ноги. Стряхиваю мертвые листья, прилипшие к коже. Должно быть, я долго бродила по лесу, цепляясь подолом за колючки и зазубренные камни. А потом рухнула в грязь и забылась странным сном, больше походящим на небытие.

Я дотрагиваюсь пальцами до щек, до глазниц. До чего необычное ощущение! Как будто я провалилась в бездну и теперь выкарабкиваюсь наверх… Я не в первый раз заснула за пределами долины, за граничной чертой Пасторали. Но я впервые не помню, как сюда попала. Последние несколько ночей я часто переходила ручей и вступала в неприкосновенный лес – я позволяла себе быть неосмотрительной, безрассудной. Я прикасалась к раненым вязам и призывала в свое тело болезнь. Но она так и не поселилась в нем.

Справа от меня что-то проносится. Но это всего лишь какое-то ночное существо – полевка или летучая мышь, что ищет объедки, оставленные более разборчивыми дневными животными. Пошарив рукой по земле, я нахожу нож; его лезвие острое, но заляпано грязью. Крепко зажав его рукоятку в кулаке и держа лезвие сбоку, я поднимаюсь на ноги.

Откуда у меня нож? Для чего он мне? Я прикладываю к левому глазу ладонь – чтобы он не дергался. Неужели я кого-то ударила этим ножом? Но кого? Леви? Но на лезвии нет запаха крови – этого жуткого металлического душка, от которого противно щиплет в носу. Нож пахнет лишь землей и деревом, пряной сладостью свежего сока. При пробуждении я крепко сжимала его в руке. Похоже, я вооружилась им для защиты по какой-то неизвестной причине.

Ноги дрожат, и, чтобы устоять, я хватаюсь за дерево. В ладонь впивается грубая, чешуйчатая кора ели; сочный и душистый аромат ее хвои витает в воздухе. А потом мои пальцы нащупывают его – сок, струящийся вниз по стволу и похожий текстурой на мед, липкий как клей. Рука прослеживает его путь до трещины в мягкой древесине. Я чую ее запах – этот характерный аромат свежеколотого дерева нежно-зеленого цвета.

Ель больна. Кора отшелушивается от ствола, пытаясь отмежеваться от гнили. Мои пальцы скользят по краю раны, нащупывают ее форму – зазубренную, кривую, длиной примерно в три фута. Эта трещина появилась совсем недавно – древесина внутри еще свежая и нежная.

Весь лес инфицирован. Отступив от больной ели, я поспешно ухожу из леса – в безопасный предел Пасторали. Грудь гложет страх. Страх не только перед ветрянкой, но и перед чем-то другим. Только мне пока непонятно, перед чем. Этот страх уравновешивает нож в моей руке; он успокаивает меня. Выйдя на знакомую тропку, я устремляюсь к фермерскому дому. Шум в ушах становится все громче.



Тео

Жена заснула, сжимая в руке цепочку, которую я нашел в камине Леви, а мне не спится. Я сижу на краю нашей кровати, встревоженный разум снова и снова прокручивает мысли, как храповик. Но они только множатся, и его постоянно заклинивает. Как бы не сойти от этого с ума!

Вопросов масса. Откуда у Леви цепочка Мэгги? И как к нему попала последняя страница из блокнота Тревиса? Почему Леи пытался их сжечь, расплавить в бесформенное ничто? Почему он солгал мне, когда я показал ему фотографию Мэгги? Почему сказал, что не знает ее? Почему он так себя повел? Почему? Почему? Почему?

Легкий выдох Каллы колышет прядку ее волос. И в этот миг я кое-что замечаю. Под ее головой, под подушкой. На мягких складках белой льняной простыни явственно проступает острый уголок. Тихо, осторожно я достаю из-под подушки жены неожиданную находку.

Калла шевелится, двигает ногами, сбрасывая на пол зеленое лоскутное одеяло, но не пробуждается. А у меня в руке книга «Элоиза и Лисий Хвост», написанная Мэгги Сент-Джеймс. Жена прятала ее от меня, как будто боялась, что я ее прочитаю. Эта книга принадлежит ей, а найденный мной на террасе блокнот – мне. У каждого из нас свои секреты, которые мы ревностно храним и прячем, чтобы их не увидели другие. Но чего мы страшимся? Что они могут раскрыть? Какие незнакомые слова и неизвестные мне факты таит эта книга?

Не выпуская ее из руки, я поднимаюсь с кровати. Книга тяжелая. Не из тех, что можно просто открыть и почитать перед сном – любую главу на выбор. Эта книга выдвигает своему читателю определенные требования. Им нужно подчиниться. Ты должен в нее погрузиться. Интересно, что в ней обнаружила Калла?

Опасаясь, как бы жена не проснулась и не застукала меня со своей бесценной книгой, я крадусь к открытой двери, как вдруг в коридоре мелькает фигура. Сначала я принимаю ее за Би. Наверное, проскользнула тайком в дом и пробирается на цыпочках в свою комнату, чтобы переодеться и прихватить что-нибудь из еды. А потом снова вернется лес, где она ночует последнее время. Но, выйдя в коридор, я успеваю заметить блеск волос. Чужих. Это не Би. По лестнице торопливо спускается незнакомая мне женщина. Хотя… незнакомы мы с ней только очно.

Я не окликаю женщину. А тихо спускаюсь и следую за ней, зажав книгу под мышкой. Открыв сетчатую дверь, женщина переступает порог и быстро убегает по лугу под ясным ночным небом. Застыв на заднем крыльце, я лишь наблюдаю за ней. Она движется с легкостью оленя, знающего путь. Светлые волосы ниспадают волнами на лопатки, бледные руки ловко раздвигают высокую траву. А еще она что-то напевает; слова тихо слетают с губ. Моргнув пару раз, я снова всматриваюсь, крепче прижав к себе книгу.

Женщина – не призрак, не привидение, вырвавшееся на волю из фермерского дома; нечто другое – послеобраз. Очень верное слово, всплывающее в моем сознании. Это миг из прошлого. Светло-русые волосы отливают серебром в лунном свете, а на фото они были другими. Ее волосы стали длиннее на несколько дюймов, но отросшие корни темно-коричневые – ее натурального цвета.

Мэгги Сент-Джеймс. Мэгги. Она подбегает к пруду, лимонные деревья подрагивают при ее приближении. А там ее поджидает мужчина. Она не одна! Он привлекает ее к себе, и, обнявшись, они целуются. А потом сбрасывают с себя одежду и, обвив друг друга руками, заходят в пруд. Тревис Рен добрался до Пасторали, он нашел Мэгги Сент-Джеймс. И не только нашел, но еще и влюбился в нее.

Не справившись с дрожью, я роняю книгу. Она падает на крыльцо, у самых ног. Глаза заволакивает пелена. Я наклоняюсь, чтобы поднять книгу. Голова кружится, наливается свинцом. Уж не болен ли я? А когда выпрямляюсь, Тревиса и Мэгги уже нет. Они исчезли. И даже ряби на поверхности воды не осталось. В левом виске, над ухом, нарастает боль – старая, давнишняя боль. Но воспоминание о ней остается вне досягаемости, как и о многих других вещах.

Я силюсь сделать вдох, ловлю воздух ртом. Здесь что-то произошло. Мэгги и Тревис жили в стенах этого старого дома. Не призраки. Не фантомы бродили по коридору. Мэгги и Тревис пока еще живы! И они не покинули Пастораль.



Калла

В доме подозрительно тихо. Муж вылез из кровати и куда-то ушел. У меня из-под подушки исчезла книга. Дом под конец ночи пропитан тем странным беззвучием, какое наступает, когда даже ночные существа перестают бегать под половицами, а совы, налопавшись полевок, возвращаются в свои гнезда встречать рассвет.

Я подхожу к зеркалу над туалетным столиком. В руке цепочка со всеми пятью подвесками. Я понимаю, что этого не следует делать, и все же расстегиваю замок. Повесив цепочку себе на шею, проверяю сцепление застежки. Мое отражение в зеркале мгновенно меняется: на меня смотрят мертвые глаза, женщина в чужой оболочке. Пальцы суетливо скользят по цепочке, пытаются расположить ее на шее удобнее. Я решилась надеть цепочку принадлежавшую пропавшей женщине.